Несколько дней спустя. Вторая встреча
— Ты заметно повзрослела, Амина, — менторским тоном произносит Марат, неторопливо размешивая сахар в кружке, ни разу не коснувшись ложкой ее стенок. Никаких посторонних звуков, кроме его грудного, тяжелого баритона. — Не рубишь сгоряча, воздерживаешься от истерик, не позоришь меня при коллегах. Мне это импонирует. Наконец, я рад, что ты вернулась и согласилась на мое предложение.
Сдавливаю в руке губку, выжимая из нее пену, которая тут же смывается проточной водой из крана. Опускаю в раковину вместе с посудой, тщательно вытираю руки, пытаясь за этим нехитрым занятием немного успокоиться.
— Не совсем так, — выдыхаю тихо, но твердо. Оглядываюсь, устанавливая с мужем зрительный контакт, неприятный и гнетущий. — Я обещала подумать, а ты.…
— Не трогать тебя и дать время, что я и выполняю, — делает глоток зернового кофе, который я ему сварила по семейному рецепту свекрови. Принюхивается, морщится и отставляет чашку. Впервые мне плевать на то, что ему не понравилось. Настораживает другое — несмотря на "отсрочку", он продолжает гнуть свою линию: — Надо бы подобрать доктора, который подготовит тебя к ЭКО, а главное — не будет трепаться о твоей проблеме.
— Может, нашей? — поправляю, выгнув бровь. Он мрачнеет, а я невозмутимо занимаю свое место за столом. Марат всегда сидит во главе, а я рядом, со стороны сердца, которого у него нет.
— Пусть так, — цедит через силу. — Я предлагаю обратиться в частную клинику…
— Туда, где лучший гинеколог — мужчина? — как бы невзначай напоминаю.
— Исключено! — рявкает, хлопнув ладонью по столу, а затем добавляет мягче: — Ты же знаешь…
— Да, поэтому бы хотела и дальше наблюдаться у своего врача при больнице, — отвожу взгляд, как будто Марат может прочитать мои мысли. — Конфиденциальность она гарантирует.
— Хмм, я кому угодно рот заткну деньгами или другим способом, — рычит, чернея от злости. Смотрит на меня исподлобья. — С подружками не трепись об этом.… дорогая, — добавляет, смягчая посыл.
— Откуда у меня подруги, Марат? — усмехаюсь нервно. — Я, кроме дома и работы, ничего не вижу. Кстати, мне пора на смену…
— Я подвезу, — мгновенно вскакивает с места.
Это не забота, а контроль. После моих слов о разводе муж ни на шаг меня не отпускает, готов выполнить любую мою прихоть, хотя я ничего не прошу, ведёт себя преувеличенно трепетно и внимательно, незаметно затягивая удавку на моей шее. Спасает только работа, но ее надолго не хватит.
— Пятиминутка! — заговорщически шипит Лана, как только я переступаю порог отделения. Не позволив мне переодеться, накидывает халат на плечи и тащит за руку в ординаторскую.
— В выходной день? — удивленно свожу брови к переносице. — Что-то случилось в отделении?
— Сплюнь, — суеверно оборачивается через левое плечо. — У нас новый акушер-гинеколог, хочет познакомиться с коллективом.
— Прекрасная новость, — хмыкаю свободно. — Нам как раз не хватало дежурантов. Доктора зашиваются.
— Заведующая в панике…
— Почему? — спотыкаюсь на ровном месте и замедляю шаг в недоумении. — Она же так долго искала подходящего кандидата, который согласился бы за копейки пахать за троих, но при этом был бы профессионалом, — усмехаюсь, вспомнив нереальные запросы начальницы. Подчиненные ее терпеть не могут, я отношусь с настороженностью, и только Марат всегда находит с ней общий язык. Наверное, я бы даже приревновала его, если бы умела и… по-настоящему любила.
— Нашла на свою голову, точнее, ей навязали. Теперь Богомолова боится, что новенький ее подсидит, причем в самое ближайшее время, — бубнит коллега сквозь стиснутые зубы, озираясь по сторонам, чтобы никто не подслушал.
— Не смеши. С ее-то связями… — недоверчиво качаю головой.
— На каждый вес найдется противовес. Говорят, этот из-за границы, сложные операции там проводил, мамочек и деток с того света доставал…
Неуместные воспоминания отрывистыми вспышками мелькают в сознании.
Непроглядная ночь, пустынная дорога, проливной дождь… Новорожденная малышка в сильных, напряженных руках. Каменное, лишенное эмоций мужское лицо, беззвучные ругательства, произнесенные одними губами, уверенные действия и… благодатный детский крик.
Прогоняю четкий образ, который преследует меня все эти дни. Не понимаю, почему я не могу забыть Германа? Возможно, потому что он подарил мне надежду. Чем скорее я выброшу его из мыслей, тем легче мне будет жить дальше.
— Ты так восхищенно его описываешь, будто в ординаторской нас ждет сам бог, — скептически ухмыляюсь, когда мы останавливаемся у входа в кабинет.
Лана вежливо стучится и толкает дверь, пропуская меня вперед. Бросает в пасть тигру, малодушно выглядывая из-за моей спины. Застываю на пороге, и сердце пропускает удар прежде, чем я вижу… его, будто срабатывает шестое чувство. В груди разливается нечто неопределенное, похожее на холодные потоки дождя, который свел нас однажды. Не понимаю, как реагировать…
Герман тоже узнает меня, но ведёт себя так непринужденно, словно ждал этой встречи, и лишь на дне его зрачков мелькает напряжение, а также что-то ещё.… необъяснимое, но волнующее.
— Что ж, — выдыхает он с едва уловимой ухмылкой. Хриплый голос вибрацией прокатывается по венам. — Теперь, когда все в сборе, можем начинать. Надолго вас не задержу, прекрасно понимаю, как много у вас работы. Точнее, уже у нас, — отвернувшись от меня, опирается бёдрами о стол и берет в руки планер. — Для начала представлюсь — Герман Демин.
— А по отчеству? — вкрадчиво доносится из толпы.
— Хм, можно без… — слегка теряется мужчина, закатывая рукава рубашки и открывая увитые венами, жилистые предплечья. — Там, откуда я приехал, это не принято.
— А у нас субординация. Вы же в России, — дерзко вклинивается Лана, и я аккуратно толкаю ее в бок. Если слухи подтвердятся, не хотелось бы, чтобы она вылетела с работы, когда Герман станет заведующим.
— Согласен. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом.… - приятно улыбается, демонстрируя знание русских пословиц, которые с его специфическим акцентом звучат непривычно. Догадываюсь, откуда это в нем — бабушка Стефа привила любовь ко второй родине. Невольно улыбаюсь, и наши взгляды вдруг пересекаются. Он смотрит на меня с непривычным теплом, от которого все тело охватывает жаром, но при этом сохраняет строгий тон, адресованный подчиненным. Важно представляется: — Герман Янович.