Неверный отец. Счастье в конверте (СИ)

Глава 5

— Ни о каком разводе не может быть и речи, — ледяным тоном заявляет мама, наливая мне зеленый чай, который я терпеть не могу. — Печенье? Бутерброды? — невозмутимо сервирует стол, как робот с заданной программой.

Слежу за ее отточенными до автоматизма действиями домохозяйки, а в памяти всплывает уютный домик в глуши. Треск камина, аромат отвара, прикосновение мужских рук и твердое: «Обращайся, я могу».

Не сомневаюсь... Проблема в том, что я так не могу. Довериться постороннему человеку, когда даже родные отвергают.

— Ты слышала, о чём я рассказывала? — повторяю сдавленно. Хочется кричать и биться в истерике, но в горле спазм, а тело ватное и будто не принадлежит мне. Впрочем, так и есть. Я собственность мужа.

— Амина, выбрось это из головы, — не повышая голоса, мать хлестко бьет словами. — Хочешь опозорить нашу семью? Все будут шептаться, что у нас гулящая дочь. У отца и так больное сердце, это его добьет. Ты же знаешь, как он тебя любит.

— Но я не гуляла, зачем ты так? — хмуро свожу брови к переносице. — Просто я не могу больше так… Марат.… - закусываю губу, подавляя всхлипы. — Я не могу с ним жить.

— Наоборот, без него не выживешь, — грозит мне пальцем, как в детстве, когда я не слушалась. — Марат — серьёзный, ответственный, успешный мужчина, выдающийся врач, уважаемый человек. Даже на работу он тебя устроил…

— Чтобы контролировать.

— И правильно, — хлопает ладонью по столу. — Судя по тому, что ты выдумываешь, он дает тебе слишком много свободы. Пылинки сдувает, твою женскую несостоятельность терпит, а ему наследники нужны.

— Он сам не проверялся, — напоминаю аккуратно, словно Марат рядом и может отругать меня за это. — Когда я заикнулась о том, что репродуктолог хочет его видеть и тоже обследовать, то получила пощечину.

— Не преувеличивай, — отмахивается мама, а я машинально потираю запястье. — Марат сдержанный, а у тебя действительно нашли проблемы. Зачем мужа дергать? Сначала пусть тебя полечат. Кстати, может, это из-за гормонов у тебя перепады настроения? Аминочка, ты успокойся, обдумай всё ещё раз… — сменяет гнев на милость. Ласково берет меня за руки, сжимает над столом одеревеневшие пальцы. — Ну, сама посуди, останешься одна. Без семьи, детей, будущего. Разве это лучше?

— В последнее время мне кажется, что да…

Смотрю родной матери в глаза, но не нахожу там ни капли сочувствия и отклика. Высвобождаю ладони, лихорадочно вытирая о край вечернего платья. Я так и не переоделась, потому что не была дома. Нет у меня его. Скиталица.

— Хорошо, что папа тебя не слышит, — летит в меня с укором, и я импульсивно зажмуриваюсь. — Где-то в твоем воспитании мы допустили ошибку.

— Знаешь, а я хотела бы, чтобы он услышал, — широко открыв глаза, выдаю смело. — Позови отца.

Мама нехотя кивает, нервно подрывается с места и через пару минут возвращается с папой. Как на духу я рассказываю ему все, что произошло той ночью, утаив лишь один момент — Германа. Хоть я и не сделала ничего зазорного, но предпочитаю умолчать об этом. Настолько выдрессировал меня муж, убедив в распущенности, что я боюсь невольно подтвердить его обвинения.

Отец слушает внимательно, хмурится, барабанит пальцами по столу.

— Согласен, — выдает после паузы. И когда мне кажется, что я обрела союзника, задумчиво добавляет: — Марат немного погорячился.

— Немного? — голос срывается.

— Наверное, Амина была с ним слишком резка… — спешит оправдать зятя мама. — Мы её избаловали.

— Не мы, а ты, — жестко осекает ее папа, а затем медленно, четко произносит, словно гипнотизирует: — Я поговорю с ним, дочка. Уверен, Марат осознает свою ошибку и изменит отношение к тебе. Договорились? — по-доброму улыбается. — Он тебя очень любит.

Я будто ухожу под воду, заточенная в клетке. Меня тянет на дно, стремительно и без шанса вынырнуть. Пытаюсь закричать, но никто меня не слышит. Захлебываюсь.

— Амина? — доносится издалека.

Это все происходит не со мной. Я просто маленькая девочка, которая хочет домой.

— Мм? — очнувшись, часто моргаю и глубоко дышу, чтобы не заплакать. — Я подумаю.

— Правильное решение. Лучше всего это делать дома, — от теплого слова в груди мороз, но я малодушно поднимаю полный надежды взгляд. Мне можно остаться? Хотя бы ненадолго… Но папина фраза как оплеуха, приводящая в чувство: — Давай отвезу тебя к мужу. Заждался, наверное. Заодно пообщаемся.

— Нет, — выпаливаю слишком испуганно и резко. Поймав на себе суровые взгляды родителей, вымученно улыбаюсь и выдаю уже ставшую привычной ложь: — Мне на работу надо.

— Ты много времени проводишь в больнице, дежурств набрала, ещё и ночных, а лучше бы внимание мужу уделяла, — отчитывает меня мама, провожая в коридор. — Ты должна сосредоточиться на беременности. Тебе уже двадцать пять, нельзя откладывать. Настоящее призвание женщины — дети, и Марат именно такую супругу хочет видеть рядом с собой. Все образуется, дочка.

Обнимает и скупо целует меня на прощание, а я спешу убрать с себя мамины руки. Должны исцелять и оберегать, но нет… Отдают на растерзание мужу.

В роддом возвращаться стыдно, но выбора нет. Пробравшись через запасной выход, чтобы лишний раз не попадаться на глаза коллегам, я закрываюсь в пустой медсестринской. Делаю себе кофе, крепкий и горький, чтобы зубы свело. Если бы могла, то напилась до бессознательного состояния, но я никогда не пробовала алкоголь. В моей семье не принято.

В животе урчит, желудок скучивает спазмом. Больше суток я почти ничего не ела, да и сейчас мысли только о том, как выспаться. Ныряю в сумку, чтобы проверить, сколько у меня денег с собой, но рядом с кошельком нахожу лекарства и витамины, которые прописал мне репродуктолог. Я точно не брала их на встречу с родителями, значит.… Марат позаботился… Как всегда, по-своему.

В сердцах сгребаю все пластинки — и выбрасываю в урну, прикрыв смятыми бумажками.

С меня хватит. Я не хочу детей. Раньше я мечтала, что они крепче свяжут нас с мужем и мы станем ближе, роднее, но сейчас… Такая перспектива меня пугает. Может быть, это судьба, что бог не дает нам потомство?

— Не поняла, ты почему опять на работе? — раздается удивленный шепот коллеги. — Только утром же сменились.

— Я посижу у вас немного. Лан, только не спрашивай ни о чём, — отмахиваюсь и пробую кофе. Гадость! Горький, как моя жизнь. Но я пью ещё, большими глотками, обжигаясь и не чувствуя боли.

— Опять со своим психиатром поссорилась? — причитает Лана, присев рядом на диван. Дружески поглаживает меня по предплечью. — Слушай, это не дело. Сколько ты будешь от него по роддому прятаться? Не в первый раз здесь ночуешь.

— Так получается, — пожимаю плечами, краснея от неловкости. — Я не готова об этом говорить.

— Если хочешь, поживи у меня. В тесноте да не в обиде, — игриво толкает в бок, чтобы приободрить.

— Тебе твоих близняшек неугомонных мало? — смеюсь, немного расслабившись. — Только меня вам не хватает в однушке.

— Наоборот, мне поможешь, как раз потренируешься обращаться с детьми, — поддерживает непринужденную беседу. — Кто через моих бандиток пройдет, тот в армии не плачет.

— Они прелестные, не наговаривай, — шумно вздыхаю, по-доброму завидуя коллеге. — Спасибо за приглашение, но я как-нибудь сама справлюсь. Всё в порядке, — бубню как мантру. — Передохну и поеду домой.

Собираюсь с духом, проигрываю в голове всевозможные варианты разговора с мужем, формулирую аргументы, но… все они разбиваются о внезапный звонок. Нехотя беру трубку — и выпаливаю до того, как в меня полетят угрозы с того конца линии:

— Да, Марат, прежде чем ты опять начнешь оскорблять меня…

— Прости, — перебивает меня, вгоняя в состояние шока одним словом.

— Что?

Мой супруг часто прибегает к методу кнута и пряника, но при этом он никогда не извиняется. Сегодня — впервые.

Прости?

Не верю своим ушам, с подозрением принюхиваюсь к этому черствому «прянику» и теряю дар речи, когда Марат четко повторяет:

— Прости! Любимая, я был не прав. И ещё.… - делает вдох, чтобы снисходительно выдохнуть: — Давай сделаем ЭКО? Я готов пойти на это ради тебя.

Что-то щелкает во мне, похожее на лязг наручников, — и время останавливается.