Папа для Ромашки

Глава 18

– Говори, – Рома поднимается, делает себе кофе. Я отодвигаюсь в сторону, не хочу случайно, чтобы коснулся. И вообще этот поцелуй вчерашний. Лучше бы его не было…

– Ты знаешь, что твой отец ко мне приходил тогда?

– Или ты к нему?

– Я к нему?! Зачем?

– Например, чтобы на меня воздействовать, чтобы не бросал с ребенком? Так кто к кому приходил?

А есть ли смысл рассказывать, если он сходу не верит.

Рома заваривает кофе.

– Ты будешь? – кивает на кружку.

– Нет, тогда рассказывай, Варь.

– Ты же не поверишь.

– Почему? – воздух наполняется густым ароматом кофе. Почему-почему… потому что ты уже веришь отцу. Что бы я ни рассказала, он все равно твой отец, ты на его стороне будешь, а я его боюсь.

– Я просто знаю, что он рассказал мне, теперь хочу послушать тебя. – Достает из холодильника молоко и добавляет в кофе. – Я видел, как ты вчера тряслась вся при его имени, думаю это не беспочвенно. Рассказывай. Только давай, как есть. Ты же, как никто теперь знаешь, к чему может привести любая недосказанность, – Рома садится напротив, отпивает кофе.

Между нами меньше, чем полметра. Каких-то пятьдесят сантиметров жалких. Или семьдесят. Он вообще весь рядом. Не где-то там, а тут, рядом. И я вчера сорвалась. Захотелось окунуться в прошлое, почувствовать, как это было. Понять, забыла ли что-то?

Забыла. Как целоваться - забыла, как на себе ощущать желание мужчины - забыла, какая на вкус страсть - забыла.

– Когда я от тебя тогда уехала, Егор отвез меня в гостиницу. А вечером приехал твой отец.

– Сам? Или ты позвонила?

– Сам.

– Откуда узнал, где ты?

– Я не знаю. Он так разговаривал со мной... – Я вздыхаю. Тяжело вспоминать. Но его слова плотно осели в памяти. Периодически всплывают и, когда плохо, напоминают о том, что было.

– Что хотел?! – Голос Ромы становится жестче.

– Он сказал, чтобы я не мешала тебе и уехала.

– А чем ты мешала? – ведет подбородком.

– Из–за того видео. Что… – слова застревают в горле. Но повторить их страшно, страшно, а вдруг это правда…

– Он откуда узнал?

– Я не знаю, откуда он узнал, но он про тебя в основном говорил. – Ромин взгляд стекленеет. Не моргая на меня смотрит. – Что ты никогда не будешь со мной. Что тебе нужны не отношения, а только секс от женщин. Причем их должно быть много и разных. Репутация у меня такая, что с тобой никто не захочет сотрудничать, если твоя девушка или жена – шалава, что смеяться будут и предлагать тебе меня купить, – каждое слово скребет по гортани, но я выдаю все это, пока хватает духа. – Обзывал меня, унижал.

Я нервно растираю ледяные от волнения пальцы. А Рома кладет свою теплую ладонь на мои пальцы. Сжимает. Успокаивает. Кожа гореть начинает от аккуратных касаний.

– Это в его стиле, я тебе верю, Варь, – с опаской поднимаю на него глаза. Рома смотрит внимательно. Соотносит то, что говорю я, с тем, что говорил он. Правда, верит, вроде бы, поддерживает. Хотя я-то про его отца сейчас рассказываю.

– Потом я сказала, что беременна от тебя, он посоветовал … сделать аборт. Чтобы… – часто дышу, потому что к самому страшному подбираюсь.

– Чтобы что, Варь? – Рома крепче сжимает мои ладошки, поднимаю глаза. Это больно будет для него. – Ну, говори.

– Я не могу… Это не правильно. Какой бы ни был, но это твой отец, а я говорю про него такое.

– Варь, ты понимаешь, что он противоположное мне говорил? Что ты просила денег на аборт. Он не дал, так ты сама под ту машину бросилась, что ты не хотела ребенка.

Я вырываю свои руки из его и закрываю лицо.

– Варь…

Тело сводит в истерике. За что так со мной? За что так с нами?

– Когда я сказала, что не сделаю аборт, он пригрозил, что мой ребенок может остаться таким же сиротой, как и я. Он намекал на моих родителей. Хотя про это вообще пара человек знает только.

– Про каких родителей? Они же живы.

– Не этих. Биологических. Которые погибли. И от него это так прозвучало, как будто это его рук дело. Моих настоящих родителей убили, но кто, не известно.

– Твою мать… – Рома в одну точку смотрит. – Юра тоже говорил мне, что, возможно, смерть твоих родителей может быть связана с моих отцом, но доказательств нет.

– Зачем ему это? При чем они вообще? Я из Ростова. Он из Москвы.

– Ты не знаешь ничего…

– Чего именно не знаю?

– Твой отец работал лаборантом в одной клинике, это было тридцать лет назад. Незаконно занимались ЭКО, потому что лицензии ни у кого не было еще.

– И?

– Мой отец обратился к ним, чтобы ему кто-то выносил и родил сына.

– Тебя?

Кивает. Обреченно. Как будто он какой-то не такой теперь.

Но он особенный. Наоборот. Всегда таким был. Он и, пожалуй, еще один из их компании.

– А м… а кто твоя мама тогда?

– Биологической моей матерью была одна женщина, но выносила меня другая, а еще… у меня был брат. Но он умер при родах.

– Двойня?

– Да.

– История на тебе как будто повторяется…

Рома грустно поджимает губы и кивает.

– А что с той женщиной, которая вынашивала ребенка?

– Я не знаю, кто она. Никто не знает.

– У отца не спрашивал?

– Он сказал, что она только вынашивала и тоже умерла во время родов.

– А ты ему веришь?

Рома вдруг вспыхивает взглядом. И на меня смотрит в упор. Как будто верил до этого. До сегодняшнего дня верил.

– Он ведь про меня наврал. Мог и тебя обмануть.

– Думаешь, она жива?

– Думаю, и брат твой жив может быть.

– Зачем ему это?

– Ром, у него могла быть внучка или внук, которого я ждала. Он сказал избавиться от ребенка. Ему кто-то выборочно нужен. Может, с тем ребенком тоже было что-то не так. Или… я не знаю. Ты прости, но твой отец, он странный. Я, правда, его боюсь. Если он меня увидит тут, еще и с Машей, я боюсь, что убьет нас.

– Если бы он знал, что ты тут живешь, то уже приехал бы, поверь. Поэтому тут надежно.

– Женщину бы ту найти, которая тебя родила. Она бы и сказала, жив твой брат или нет.

– Варь, это иголка в океане. Причем уже заржавела давно. Тридцать лет прошло. Ей уже пятьдесят или шестьдесят лет. А если их, правда, нет в живых? Все зря?

– Твой отец тебе никогда правду не расскажет. И, если она тебе не нужна, то и не занимайся этим.

Рома задумывается. В нем словно борются две силы. Он вроде бы и хочет узнать правду , а одновременно что-то в нем этому сопротивляется.

– Юру попросишь помочь и Вику, – пропускает мимо мои слова. Это заденет его отца. Это снова заденет его.

– Ты зависишь от него?

Снова мне в глаза. Зрачки расширяются от неудобного вопроса.

– Отчасти да.

– Юля эта тоже относится к “отчасти”?

Рома усмехается.

– Отчасти.

– Тебя не разорвет то, что так много частей у тебя? – перевожу все в шутку.

Рома не отводит глаз, но боковым зрением замечаю движение его руки по столу к моим. Водит аккуратно большим пальцем по моей коже. Как минер прощупывает почву.

Это так приятно, что я отключаюсь от реальности. Только в его глаза смотрю. И несколько лет назад я бы радовалась этому моменту, сейчас боюсь. Вдруг скажет, давай вместе, а я не могу теперь.

– Ром, я, – откашливаюсь, вытягивая свои пальцы из его, – случайно тебя ночью поцеловала.

Иду на опережение.

– Переволновалась. Хотелось какого-то спокойствия, что ли. Обнять просто хотела. Не целовать.

Скажи, пожалуйста, что ты тоже так. Не возвращай прошлое. Я… не смогу быть с тобой. Я в страхе буду жить постоянно. Я неврастеником стану. Я не смогу принять человека, который убил моих родителей. Я не хочу никогда становиться Бергман.

– Я сделал то, что хотел сделать.

Твою мать. Еще бы ты не сделал, как хотел. В глаза смотрит, там какой-то блеск появляется. Интерес.

– Забудем? Окей? У тебя девушка. У меня муж. Еще отец твой. Не правильно так. Чем быстрее ты мне поможешь, тем скорее я уеду, и не буду вмешиваться в твою жизнь.

– А кто сказал, что я хочу, чтобы вы не вмешивались в мою жизнь?