Но Машин всхлип перетягивает внимание Ромы на себя.
– Эй, Ромашка, – Рома присаживается перед ней на колени.
Маша надувает губы и, чтобы не довести до истерики, иду скорее к ним.
Ну, как его обвинять… Я виновата, надо было напомнить.
– Малыш, – присаживаюсь тоже рядом. Маша выпирает нижнюю губу и часто шмыгает носом. – Для нее это не просто трагедия. катастрофа вселенского масштаба. – Маш, у Деда Мороза сегодня не получилось, он завтра обязательно передаст елочку Роме.
– Бл*, твою мать.
– Рома, тут ребенок, подбирай слова.
– Я забыл, – произносит одними губами.
– Завтра не забудь, пожалуйста, забрать. Раз пообещал, – пожимаю плечами.
– Так, – поднимается и смотрит на часы. – До скольки у нас дед Мороз работает?
– Она подождет, Ром, не надо.
– Маш, поедем за елкой?
Слезы высыхают мгновенно. Маша распахивает глазищи, растрепанные светлые волосики убирает с лица.
– Да!
Лиса. А он и ведется.
– Иди, одевайся, – кивает ей на комнату.
Машку сметает ветром. И от грусти ни следа уже.
– Не обязательно сегодня ехать, просто ты пообещал, она ждала целый день.
– Твою мать, я заколебался за день. Про эту елку и не думал вообще. – Растирает лицо, глаза, массирует затылок.
– Давай выберем в интернете, пусть привезут.
– Мой косяк, мне исправлять, – произносит это спокойно и замирает. Смотрим друг на друга. В нашем случае это более, чем двусмысленно звучит.
Я сдаюсь и отвожу взгляд первой. Он будто такой как был раньше. Сейчас только для меня он играет роль, а так, в жизни и в своих убеждениях, он не изменился.
Рома идет на кухню, открывает первую попавшуюся кастрюлю, вилкой прямо оттуда ест макароны, обмакивая в подливу рядом.
– Давай я положу, поешь.
– Некогда, иди, одевайся, поедем за вашей елкой, – бурчит недовольно.
– Мы быстро.
Недоволен, но ест. Уже прогресс.
Маша надевает джинсы, нежно-розовый свитер, у меня такие же. Когда, если не сейчас одеваться в семейный лук.
Выходим в гостиную, Ромы нигде нет.
Маша, не спрашивая разрешения, идет к Роме в комнату и заглядывает.
– Ёма, я готова! – заявляет по деловому.
– Здорово. Классные джинсы у тебя.
– Как у мамы.
Рома отвечает ей тише, не могу разобрать, хоть и интересно.
– А мы прям к Деду Моёзу поедем?
– Нет, к снеговикам. Они елками торгуют.
У него неплохо получается с ней ладить. Хотя и у Эда неплохо получалось. Но с Ромой им и раскачки не надо. Они словно уже на одной волне. И плохо, наверное, что привязываются друг к другу.
– Я сейчас, Маш. Иди к маме.
– Я тебя подофду.
Мне остается только догадываться, как он там переодевается при ней со своей физиологией.
– Все, я готов, идем, – Рома за руку с Машей спускается по лестнице со второго этажа. Рома тоже в джинсах, спортивной худи. Ему идет, как и всегда. Ну вот почему он красивый такой? Зачем это все? Нельзя было просто надеть балахон…
Нам зачем сейчас привлекать внимание? Не хватало еще встретить кого-то. Тьфу-тьфу-тьфу.
Рома быстро накидывает куртку. Снимает заодно Машину и подает ей. А она разворачивается к нему спиной и как леди подставляет руки, чтобы помог надеть.
Я поджимаю губы, чтобы не рассмеяться над ними. Он что, не видит, что им манипулируют? Причем, она ж не знает науки никакой, у нее это само как-то получается, по- деловому.
Рома улыбается сам себе, но идет у нее на поводу – помогает одевать курточку.
Мы идем из дома в гараж. Рома открывает заднюю дверь Маше.
– Ты где сядешь? – кивает мне.
– С Машей сяду.
– Точно?
– Да.
Вычеркнуть то, что мы знаем о проблемах друг друга тоже нельзя. Но я со своей справилась. Он, даже не знаю…
Когда-то меня укачивало от поездок на заднем сидении, но когда психолог раскопала причину в моем детстве, я смогла избавиться от этой проблемы.
Выезжаем из нашего грустного двора в сторону города. Вроде тут все аккуратно, в снегу, но праздника не хватает. И, если бы его ни у кого не было, это одно… а так, за воротами нашего двора, начинается настоящая сказка. Соседний дом украшен белыми и синими огнями. Как царство снежной королевы. Следующий, наоборот – разноцветными гирляндами завешен весь дом по контуру, огни отражаются на поверхности снега и в окнах, кажется что их в два раза больше. Маруся, как завороженная на это все смотрит. Так непосредственно радуется каждому моменту. Не думает о прошлом, не думает о том, что будет завтра. У нее есть только сейчас. И в нем она или плачет, или радуется, или узнает что-то новое.
Рома трет пальцами переносицу. Устал, а тут Маша еще с этой елкой.
Я поднимаю руки, чтобы сделать ему массаж, но на полпути торможу. Это будет выглядеть странно. И не правильно. И я не хочу, чтобы мне на это еще и указали.
Рома так ничего и не рассказал по поводу меня. Что узнал, если узнавал, конечно, что-то. Я сама не лезу, доверяю. Когда надо будет, расскажет.
– Ёма, – Маша просовывает свою мордочку между сидений, – а у тебя песийки есть? – выразительно смотрит на него.
– Пёсики? – переспрашивает ее, на секунду оборачивается на нее и снова на дорогу. Погода еще такая. Снег опять пошел и метель. Машины постоянно встречные с ближним светом. Не лучшее, конечно, время для поездки.
– Песенки, – поправляю.
– Песенки есть, – усмехается Маше и включает радио. – Тебе что включить?
– Цаица. – Я улыбаюсь и прикрываю рот рукой, чтобы не рассмеяться. Наслушалась уже и запомнила. Теперь мне это выльется.
– Ммм? Это что, Маш?
– Ну, Цаиця! – Старательно выговаривает, но все равно ничего не понятно.
– Я не понимаю, Маш. Что это?
– Ну, цяиця, – Маша уже руками себе помогает, чтобы он понял.
– Варь, что это за хр… – откашливается, – короче, что это?
– Царица.
Рома с таким выражением лица поворачивается к Маше. “Них** себе ты песни слушаешь, девочка”.
– Это Аллегрова что ли?
– Нет, там императрица. Это Асти, “Царица”.
– Да-да–да–да–да, – требует Маша и улыбается довольно. Ради одной этой улыбки, так похожей на Ромину, можно выполнять ее просьбы.
– Алиса, включи песню Царица, – усмехается Рома.
– Все твои романы — тяжелый вид спорта…
– …ота, – Маша качает головой в такт музыке и подпевает только последние слоги. – … оста, ты… дека стая ёслой…
Рома ведет машину, я поглядываю за ним в зеркало. Мало ли еще бухнется и уснет.
– Типей он пяный по тоей вине, – Маша дожидается припева, который только и знает, и поет громче. – Цаица, цаица...
Рома усмехается, но раз замечание не делает Маше, то пусть поет.
– Один лишь взгляд и лютый холод по спине…
Рома поднимает взгляд в зеркало дальнего вида, но кроме машин еще и со мной пресекается. С мягкого сразу в жесткий превращается.
– Мацик попый, мачик попай, а как он теснится, а как он цеуется…
Маша так смешно это поет, что Рома сдается и улыбается.
– В этом зале каждый знает, кто тут Царица.
– Твою мать, – Рома резко тормозит, выкручивая руль. Машину ведет в сторону.
Машу по инерции кидает вперед.
Я хватаюсь за Машину куртку, но сама врезаюсь головой в сиденье. Ткань курточки выскальзывает из пальцев…