Папа для Ромашки

Глава 20

– Жень, куда мы едем?

– Роман Николаевич, сказал, что это сюрприз, не говорить заранее.

Сюрпризы эти… Позвонил, сказал мне и Маше одеться без пафоса, можно вообще по-домашнему, брать с собой ничего не надо, кое-куда съездить.

Выезжаем из поселка, едем в город. Я на переднем сиденьи, Маша сзади в автокресле, которое покупал Рома.

Интрига перестает быть интригой, когда мы сворачиваем в район, где живут мои родители.

Наклоняюсь к Жене и смотрю на навигаторе адрес, по которому мы должны приехать.

Я не могу вот так заявиться.

Часто дышу, не знаю, что делать.

Я и хочу, и не готова сейчас. Все же – нет.

– Жень, развернись. – Оборачиваюсь к нему. – Я не пойду туда.

– Почему? – переспрашивает, но едет дальше.

– Потому что. Я не могу. – Оборачиваюсь на Машу.

– Роман Николаевич предупредил, если будешь отказываться, что они тебя ждут, он говорил с ними. Не знаю точно, с кем.

Достаю телефон.

Варя: “Я не просила”

Рома: “Они ждут тебя, не бойся”

Я выдыхаю, убираю телефон и отворачиваюсь к окну. Он говорил с ними первым…

Это я должна была позвонить, сделать первый шаг. Но я такая трусиха.

Мы въезжаем в мой двор. Тут новые качели, на песочнице гора из снега. Рядом несколько снеговиков. Две горки для детей.

Сердце замирает, плачет как будто. Так тоскливо на душе. И волнительно.

Машина останавливается у подъезда.

– Варя, – Женя ловит взгляд, прикрывает глаза и кивает. Пора. – Я могу тебя проводить до квартиры.

– Не надо, спасибо.

– Я тебя подожду.

– Я не знаю, надолго ли тут.

Если так получится, что мы помиримся, то могу и навсегда.

— Варвара, ты можешь быть тут, сколько надо, но Роман Николаевич сказал что ты должна вернуться домой сегодня. Это для вашей с дочкой безопасности.

– Вернуться?

Женя кивает.

– Я уеду по делам, как надо будет забрать, позвони или напиши.

– А ты можешь подождать минут пятнадцать?

– О’кей, перезвони мне, – соглашается и обмениваемся телефонами.

Поднимаемся на лифте.

– Куда мы идём, маматька?

– В гости, Маша.

– А куда?

– К бабушке и дедушке.

– А кто это?

Стыдно, что в таком возрасте не знает, кто это.

Двери лифта разъезжаются. Вот наша дверь.

Мне так страшно не было еще никогда. Одно дело, когда просто что-то делаешь и не задумываешься о последствиях. Другое, когда приходится отвечать за свои поступки.

Я набираю побольше воздуха и выдыхаю, успокаивая сумасшедшее сердцебиение и нажимая кнопку звонка. Один. Короткий.

Страшно. Мысленно я даже хочу, чтобы мне не открыли. Чтобы не было никого дома. Чтобы оттянуть этот момент. Перенести на другой день. Подготовиться.

Но там быстрые шаги, щелчок замка. Отхожу чуть в сторону, потому что на меня сейчас откроется дверь.

Мама.

Я даже “привет” не могу сказать. Во мне столько страха, боли, вины, что я не в силах это сейчас сдерживать. Глаза мгновенно наполняются слезами.

– Девочка моя, – мама делает шаг ко мне, выходит на площадку, обнимает.

Тело сводит от нахлынувшей истерики. Меня пробирает дрожь, но в маминых руках так уютно. Она тоже плачет, целует мои щеки, гладит по волосам. Как же ее не хватало.

– Идем в дом, родная, – отстраняется от меня. Хотя глаза полны слез,она улыбается, светится.

– Мам, я не одна, – перевожу взгляд в сторону дочки. Жду, когда мама тоже туда посмотрит. – Это моя дочка. Маша.

Краем глаза наблюдаю, как мамино удивление преображается в улыбку.

– Варя… Ну идем знакомиться, Маша.

Маша надувает губы, видит, что я плачу. Смотрит исподлобья.

– Все хорошо, малыш, – беру ее за руку, – это я от радости. Идем.

Маша идет, но за руку крепко держится. Не расслабляется. Я так давно тут не была. В коридоре другие обои, новый линолеум. В воздухе запах лекарств.

– Где папа? – тихо спрашиваю.

– В комнате.

– Злится?

– Я ему не говорила. Мало ли, приедешь, переживать будет. И он ничего не знает о том…

– Ань, кто там? –узнаю папин голос. Быстро разуваюсь и к нему.

– Папочка, привет.

Замирает. Смотрит в окно, не отвечает. Слышал меня. А сейчас как будто боится, что я ему мерещусь. Я столько лет не объявлялась.

Подхожу к нему. Опускаюсь на колени. Утыкаюсь лбом в его колено.

– Пап, прости.

И снова слезы. Когда я видела его последний раз, он был в реанимации. Вика рассказывала мне, когда он пришел себя, когда выписали домой. Все знала о нем.

Папа тяжело вздыхает.

– Пап, я не предавала вас, никогда не забывала. Мне нельзя было тут оставаться.

Держит все в себе. Кремень мой.

– Вот старый овен, как упрется, – мама за спиной на него ворчит.

– Ты хоть на внучку посмотри, – папа дергает головой, оттаивает.

Я смотрю на него снизу вверх. Он сильно постарел за эти годы. Морщины, что раньше были еле заметны, теперь глубокие. Глаза уставшие, без огонька. Но на Машу смотрит с улыбкой. Кладет тяжелую руку мне на голову и медленно гладит. Я уворачиваюсь и целую его.

– Я люблю тебя, пап. – поднимаюсь и обнимаю его. – У меня всегда только один папа был, это ты. Другого я не знаю.

Он быстро моргает, пытаясь тоже не заплакать.

– Пап, ну прости, – откуда-то силы берутся и настойчивость, может, мама и Маша за спиной помогают. Лишать его внучки я не хочу. Наоборот. Он такой интересный и классный.

– Ты дочку три года ждал, чтобы молчать! – Наседает на него мама. – Хотел же увидеть на старости. Вот любуйся. Слово хоть скажи.

Папа сжимает мою руку, целует.

– Как назвала? – тихо спрашивает и кивает на дочку.

– Маша. Мария.

– Отец кто?

Я замираю. На маму оборачиваюсь.

– Какая разница. Внучка и внучка. Главное, что мама наша.

Потом об этом.

– Маш, иди сюда, – зову ее, – Маш, это твой дедушка Саша.

– Дедуска?

– Да, дедуска, – улыбается папа. Слова ему с трудом даются. Но все же он говорит.

– Варь, – мама наклоняется ко мне, – он медленно говорит после той болезни.

Как удар в грудь ее слова.

– Так, а может… врачи нужны.

– Ленится он уже по врачам ходить и упражнения делать не хочет.

Папа протягивает руку к вазочке и дает Маше оттуда одну конфету.

– Ааа, пасиба, – вытягивается и заглядывает, что там еще осталось. Папа усмехается. Дает еще одну конфету. – Ма-ма тво-я то-же кон-фе-ты лю-би-ла.

– Не надо ей больше. А то она всю вазочку съест и глазом не моргнет.

– Пойдем на кухню, посидим там, – зовет мама.

Папа медленно поднимается, берется за тросточку. Постарел сильно. Движения уже не те, сидит много. Хотя пару лет назад еще оперировал. Весь стол в газетах, книгах. Он не изменяет себе. Книги, статьи по медицине. У него столько знаний в голове и опыта, а передать и не может теперь.

– Машенька, давай я тебе Катины игрушки покажу.

Мама отводит Машу в зал, я веду папу на кухню.

Пока жду маму, набираю Жене сообщение, чтобы не ждал меня. Все хорошо.

– Варя, ты, может, поешь?

– Нет, мама, спасибо. Чаю если только.

– Варюш, мне Рома звонил днем, – мама расставляет чашки.

Рома это вообще запретная тема. Как слышу его имя, так глаза опускаю.

Беру чайную ложку, кручу в руках. Ногтем пытаюсь соскрести потертость.

– Простите меня, – не хватает силы духа поднять глаза. – Я не теряла память. Я все помню. И всегда помнила вас. – Папа вздыхает, но я все равно боюсь посмотреть на него и увидеть в его глазах разочарование. – Но тогда период такой был, – топлю взгляд в кружке с чаем, – все, кто приходил в больницу, утешали и говорили, что мне лучше уехать, что я всех позорю, что тут опасно.

– Варь… мы не это имели в виду, не хотели, чтобы ты навсегда уезжала. И скрыли про удочерение, чтобы ты не чувствовала себя чужой. Ты наша дочка. Всегда ей была. Если бы мы знали, что ты это так воспримешь, раньше бы рассказали. Но чтобы ты только не уезжала.

– Мам, дело не в них. Да, эта новость наложилась на все, но я бы не уехала, если бы дело было только в этом. Вы всегда моими родителями были. – Я наконец решаюсь посмотреть и на папу, – да, мне хотелось знать правду, я ее узнала, я познакомилась с сестрой и тетей. С Викой мы до сих пор общаемся. Она знала, где я, и поддерживала все это время, с тетей я практически не общаюсь. Она вроде и человек хороший, но не знаю… как-то так. Вы моя семья. И я столько передумала за это время. Если бы не вы, у меня ничего бы не было. Никого бы не было. Я бы и себя, может, не нашла. Я испугалась, что вы не простите и не примете меня назад. Опозорила вас перед всеми.

Облокачиваюсь на стол, скрещиваю пальцы и упираюсь в них подбородком. Мама тут же меняется в лице, замечает кольцо на пальце.

– Ты вышла замуж? – киваю. – Это же не Роман? – Звучит неоднозначно. Кажется, мама больше боится не того, что это Рома, а того, что мы с ним обманули их.

Я облизываю губы и отрицательно машу головой.

Она облегченно выдыхает.

– Но все не так просто. Я вышла за того парня, с которым приезжала. Его зовут Эд. Но это не его дочка. – Папа такой взгляд делает: “Я же столько раз говорил”. – Это дочка… Ромы.

Теперь вдвоем на меня смотрят, не понимают ничего.

Наверное, надо было как-то к этому подготовить их, но я так устала врать и что-то придумывать. Думаю, все уже хотят только правды.

– Как Ромы? Ты же потеряла ребенка или нет? Или вы встречались?

– У меня была двойня, и я потеряла только одного. Про второго узнала позже, когда уже в Англии была и пошла к врачу на прием.

– Двой-ня? – папа медленно переспрашивает. Я киваю.

Опускает голову и выдыхает.

– Ну, что ты… – мама хлопает его по плечу.

– Что? – переспрашиваю.

– Он же такие случаи любит наблюдать, обследовать, чуть-чуть научную работу не успел дописать. А тут под боком наглядный пример был.

Я выдыхаю и расслабляюсь. Всего лишь…

Папа поднимается из-за стола.

– Саш, ну, ты куда? – тормозит его мама.

Он жестом показывает сидеть, сам уходит куда-то.

– Вот посмотришь, иногда сил нет до кухни дойти, а про Машу сейчас пойдет в дневник писать. Варенька, а Рома знает, что это его дочка?

– Уже знает. Я рассказала.

–А как теперь? Ты с ним? – И на кольцо смотрит.

– Нет, мам, мы не вместе, если ты об этом. Когда я вернулась, не знала к кому обратиться, поехала к нему, – у мамы в глазах страх за меня и прошлое.

– Надо было к нам.

– Я боялась. Я и сегодня боялась. Если бы он не привез, не знаю, когда бы сама решилась. Мам, – понижаю голос, – я не хочу, чтобы ты думала о нем плохо.

– Я и не думаю о нем плохо. Каждому свое, я просто не понимаю, зачем тебе…

– Рома тогда в одну ситуацию попал, – делаю глоток, смачиваю горло, будет больно дальше, но без этого какой смысл? Притворяться дальше и врать? – Он связал себя договором, от которого не мог отделаться. Ну, ты понимаешь, о чем я. – Она кивает. – Я хотела ему помочь. Он был против. Он не хотел. Мы потом поссорились из-за того видео, что… – Не могу при маме это произнести вслух. – Сейчас бы так не сделала или искала другой выход, или обсуждала с ним. Не знаю... но тогда. – Меня снова накрывает. В глазах слезы скапливаются. – Это сложно объяснить, – я выдыхаю и смотрю ей в глаза. Она должна поверить. – Меня никто не понимал, а я… любила его. Я его так сильно любила, что это сделала, от аварии его спасла, надо было бы, с крыши спрыгнула ради него.

– Варь, ну нельзя так…

– Просто, пойми меня хоть чуть-чуть и прости, – горло сводит, каждое слово через боль выдираю из себя. – Это было не ради денег или чтоб ему понравиться. Я просто хотела помочь любимому человеку. Вот представь, что папе нужна была бы помощь, а тебе поставили условие сняться. Вот ты бы сделала это ради него?? – Мама молчит, я перехожу на шепот, потому что горло жжёт от скопившихся слез. – Понимаешь. Он был всем для меня. Миром моим был, мужчиной моим был. Мне плевать было на его прошлое и… знаешь, как на свадьбе говорят… – сглатываю слезы, – и в горе и в радости. Вот и я так с ним.

– Так сильно его любишь?

Вздыхаю. Этот вопрос еще больнее.

– Любила, мам. – Смахиваю слезы, откашливаюсь. Это в прошлом. – Любила, поэтому так поступила. Сейчас я замужем.

– А про мужа также можешь сказать?

– Он хороший, если надо будет, его тоже поддержу, – высмаркиваюсь в салфетку.

– Но с Ромой у вас общий ребенок.

– Мама, мы взрослые уже. Прошлое оставили в прошлом, – говорю, а у самой живот сводит от того поцелуя. – У него девушка есть, там все серьезно.

– Я так понимаю, ты у него живешь. И девушка с вами?

– Эм… нет, мы как друзья живем, – кидаю взгляд на маму. Долго смотреть не могу. Вроде и не скрываю ничего, но глаза прячу.

Она откашливается и молча смотрит на меня.

– Ты думаешь, после того что произошло, кто-то из нас захочет это повторить?

– Не знаю, но он позвонил сегодня. Сказал, что ты вернулась, что хочешь встретиться, но не решаешься. Он переживал за тебя. Может, там тебе и хорошо, но он хотел, чтобы и на душе было легко. Хороший он парень, запутался только.

– Я один раз уже помогла, больше не хочу.

– Не бросай его.

– Мам, я замужем.

– Я имею в виду как друга не бросай. Если попросит помочь, не отказывай.

– Хорошо… – попросить о разном можно.

– Дома не хочешь остаться?

– Мне надо к нему вернуться. Он… хотел с дочкой побыть.

Обещала же не врать, а снова сглаживаю. Но мама тут не поможет, а только переживать будет лишний раз.

– Ему надо это время. А… как Егор? – аккуратно спрашиваю про брата. С ним все еще сложнее.

– Звонил на той неделе. У него там проблемы какие-то, ты ж знаешь, мама не лезь, сам разберусь. Кто-то травму получил на тренировке, его теперь проверяют.

– Серьезное что-то?

– Знала бы мама. Все же не рассказывает, чтобы мы не нервничали.

Как и я.

Этому брат меня и научил. Когда влезал куда-то, вечно говорил: “Родителям не рассказывай, чтоб не волновались”.

– Маматька, – к нам бежит Маша. – Смоти, какая кукйа.

– Нравится? – спрашивает моя мама.

– Да.

– Возьми, поиграй. У Катюши их тысячи, пропажи одной она не заметит.

– Мы вернем.

У меня бренчит телефон.

Женя: “Я подъехал”

– Уже семь, нам надо ехать, поздно уже.

– Приедете еще?

– Конечно.

– С Ромой приезжайте.

– Мам, но у него же девушка. Это не очень…

– Приезжайте, как друзья и родители Маши. Хочешь - не хочешь, а мы все теперь связаны. Я буду рада его видеть.

– Хорошо, я передам.

Едем по ночному городу назад. Такого спокойствия у меня уже давно не было. Это как находишь маленькую подсказку и сразу половину задачи решаешь.

– Все хорошо прошло? – негромко спрашивает Женя.

– Да! – вырывается довольное. Тут же оборачиваюсь назад, на Машу, она спит. Сдалась. – А мы можем по городу прокатиться, немного?

– Роман Николаевич сказал, от двери до двери.

– А мы никуда заходить не будем. Просто кружок по городу сделаем. На елки посмотрим.

– О’кей.

Женя съезжает с маршрута, сворачивает в сторону центра города.

Огни, гирлянды, вывески пестрые, в темноте все так красочно. Улыбаться хочется.

– А ты как работаешь вообще у Ромы? Круглосуточно?

– Можно сказать и так. Я если не могу, то предупреждаю, а так меня разбуди в любое время суток, я приеду в течение часа.

– Кошмар. А выспаться?

– Мне о-о-очень хорошо платят за этот "кошмар". Да и после армии как-то легко на этом режиме.

– А где служил?

Разговариваем с Женей все дорогу, заканчиваем байками, как он стоял в карауле и генерала своего чуть не подстрелил.

Я уже мечтаю, как Роме все расскажу, обнять хочется, поблагодарить, что подтолкнул и договорился. Но когда встречает нас, свое веселье припрятываю. Что-то случилось. Это чувствуется. Машу относит в комнату, сам с Женей уходит о чем-то поговорить.

Я быстро кладу Машу, переодеваюсь сама и выхожу в гостиную. Выглядываю в окно.

– Уехал он. – Рома сердито из кухни.

– Понятно. Ты ел?

– Где вы так долго были?

Смотрю на него, моргаю.

– У моих родителей. Ты же сам отправил…

Ничего не понимаю.

– Я знаю, когда ты оттуда выехала. Куда еще ездили?

– По городу проехались, посмотрели гирлянды и елки...

– Посмотрели? – облокачивается на барную столешницу. – Тебе дома мало елки и гирлянды?! – выдыхаю, отворачиваюсь и наливаю себе в стакан воды. – Я сказал туда и назад, какого черта вы поехали по городу?

– Мы не одни поехали, а с твоим водителем.

– Я видимо дал слишком много свободы!

– Извини, – оборачиваюсь к нему, – я думала с водителем можно. Или ты ему не доверяешь?

Отворачиваюсь и пью воду. Ножки стула скребут по кафелю на полу.

Пусть идет, успокоится. Приятно, что переживает, но это перебор.

Заканчиваю пить и… хорошо, потому что в следующую секунду всем телом толкает меня в спину, пока не вжимаюсь бедрами в столешницу.

С грохотом упирается ладонями в стол по обе стороны от меня.

– Со мной можно, с ним только по обозначенному маршруту. Понятно? – на ухо.

Спиной, попой, бедрами чувствую его позади.

Резким движением выливаю из стакана воду и ставлю на стол. Толкаю Рому спиной и разворачиваюсь.

Но уйти не дает. Снова загораживает руками выход.

– Зачем кататься с ним поехала? Тут скучно стало?

Между нами разве что ладошку просунуть можно. И я все отклоняюсь назад, чтобы увеличить дистанцию.

Но скоро упираюсь головой в навесной шкафчик.

У Ромы зрачки расширяются, когда смотрит на меня. Дышит тяжело и глубоко. Ждет ответа.

Я упираюсь рукой ему в грудь, пытаюсь притормозить.

–Ты ревнуешь, что ли?