Папа для Ромашки

Глава 54

Роман

– Он пришел в себя. Поедешь? – звонит Юра.

– Я надеялся на другое, – не скрываю своего разочарования.

Юра усмехается в ответ и говорит адрес, где меня ждет.

Если бы отец умер, это решило бы все проблемы и не создавало новых. Я бы продал все к чертям, а так не знаю, что с этим делать. Ему срок грозит за все его дела, но он с его связями выкарабкается и из этого. Если конечно, будет в состоянии.

Встречаемся через полчаса под дверями больницы.

– Нас пропустят?

– Нас. Пропустят.

– Я понял.

Все строго, но у Домбровского везде связи.

– Держи, чтобы я его там же не придушил.

Кивает, заходим в больницу. Поднимаемся на нужный этаж. Я даже не интересовался, где он лежит и как он. Сын своего отца. Он бы тоже не интересовался.

Сначала идем к лечащему врачу.

– Саша говорит, что с его травмами вообще будет чудо, если он выживет и сможет функционировать сам.

А я и не хочу, чтобы это “чудо” наступило.

– Ну… мне, как ты понимаешь, от этого ни холодно, ни горячо. Для меня он чужой человек. Но как тот, кто угрожал жизни людей – он преступник.

Врач предупреждает, что ему нельзя волноваться, но увидеть родных и их поддержку это то, что ему надо. Я не спорю. Тем более такая новость, нашелся его второй сын. Он счастлив должен быть теперь. У него в результате падения перелом позвоночника в двух местах, кровоизлияние в мозг, нарушена речевая и двигательная функция. Нам можно зайти на пару минут.

– Не против, если я расскажу ему правду? – поворачиваюсь к Юре, когда идем в сторону палаты. – Хочу, чтобы ему не скучно было в его мыслях.

– Да… – тянет время, похоже, не особо желает, – как хочешь в общем. Не думаю, что это мне как-то навредит.

Заходим с Юрой в палату, тут охрана, чтобы не сбежал. Хотя куда ему… Его бы мог кто-то вытянуть отсюда и спрятать, но кто будет это делать без указаний, а он указаний дать не может.

Юра показывает корочку и просит охранника оставить нас. Ему, по правде, для репутации и не надо, чтобы знали, кто у него родственник, поэтому я тоже молчу, жду, когда останемся наедине.

Смотрю на худощавое бледное лицо. И не жалко его. Вроде отец родной, вроде как переживать за него должен, а он своим отношением убил все эти человеческие качества.

– Здравствуй, па-па.

Он распахивает глаза. Странно, что эту способность он не потерял.

Знаю, как он терпеть не может этого “папа”. Отец, еще кое-как принимал. Или Николас. Но называть родного отца по имени уже для меня было неприемлемо.

Даже сейчас он смотрит на меня так, будто я первый предатель на земле и меня расстрелять мало.

– Болит?

Он раскрывает рот и хочет что-то сказать, но получается только открывать губы.

– Спорим, ты мечтаешь, чтобы на твоем месте оказался я? У тебя же дел так много…

Сжимает губы, как получается.

Угадал.

– У меня столько новостей за эти дни, жаль, – пожимаю плечами, – что с тобой не обсудить это. Представляешь, я нашел брата. Да! Ты думал он умер… вернее, ты говорил мне, что он умер. А нет. Живой. – Округляет глаза. – А знаешь, кто он? – Смотрит на меня. Ждет. Я перевожу взгляд на Юрку, ловлю его взгляд. Он на отца. Когда я возвращаюсь к отцу, он на Юру смотрит.

– Смешно, да? Или драматично? У главного преступника города сын – прокурор.

Отец распахивает сильнее глаза, часто дышать начинает, пульс на приборах ускоряется.

– Ты, когда сына выбирал, не того выбрал. А тебе говорили, бери двух… – он напрягается всем телом, пытается что-то сказать и сделать, но ничего не получается. Только глаза темнеют от ненависти, которая его переполняет.

– Я врача вызову, – предупреждает Юра и идет к двери.

А мне нужна эта минута наедине.

– Ты, сука, убил женщину и заставил меня всю жизнь верить, что это сделал я. Я твой дом переверну, сейфы повскрываю, но найду доказательства каждого твоего преступления. Ты за Аню ответишь. И тебе лучше самому сдохнуть. Потому что молится за тебя я не буду. И лучших врачей искать тоже. Как ты там говоришь? Побеждает тот, кто готов идти до конца? Сражайся за себя. Иди до конца. Только тебя там ждет тюрьма, пожизненное заключение и инвалидное кресло. – ненавижу себя, я часть его в этот момент, часть его воспитания и установок, но с ним по другому нельзя. – Я тебя ненавижу. Распродаю все, на что у меня хватит твоей доверенности и меняю фамилию. Ты будешь последним Бергманом.

В палату вваливается толпа медиков, меня оттягивают в сторону, выталкивают в коридор.

Последнее, что вижу, как у него от скачка давления закатываются глаза, ему делают реанимацию. Уйти бы… но я жду результаты.

– Подскажите, в какой палате Николас Бергман? – слышу знакомый голос и оборачиваюсь. Юля.

– К нему нельзя.

– Ты что тут делаешь? – окликаю ее.

– Рома? – оборачивается и теряется. Как будто мы не должны были с ней тут встречаться.

– Рома. Зачем приехала.

– А что, я не могу твоего отца навестить?

– Что-то, когда я лежал в больнице, ты ко мне не бегала, – она молчит и стискивает губы. Осознание того, что их связывает что-то, что-то даже большее, чем я думаю, вымораживает. – Ты спала с ним что ли?

– Нет! – тут же восклицает, но щеки вспыхивают, дыхание учащается.

Вздыхаю. Тут даже говорить не о чем.

За дверьми слышен снова ритмичный пульс. Его спасли.

Ну, так даже лучше…

Умереть для него слишком просто…

А за каждую смерть и боль, которые он причинил другим, это самое адекватное наказание. Ты живешь, у тебя куча денег, но ничем не можешь себе помочь для выздоровления.

– Живучий… – комментирую Юре. Юле бросаю немой осуждающий взгляд. Как хорошо, что Варя вернулась и я не наделал глобальных ошибок.

– Что теперь будем делать? – выходим из больницы.

Обычно Юрка у нас за кучу предложений, но сегодня моя очередь.

– Как бы нам попасть в его дом и сделать обыск до полиции.

– Хочешь нарушить закон? – ведет бровью.

– Не хочу тебя расстраивать, – стучу кулаком в плечо, – но в тебе тоже есть эти гены, вместе будем нарушать.

– Я и думаю, в кого это у меня. Постоянно тянет пойти против закона.

И мы нарушаем. У его домработницы забираю ключи, проникаю в дом. Юра выдает перчатки, чтобы не оставлять следов.

Перебираем с Юрой полки его стола. Там документы, договоры.

– У него еще сейф есть, но пароль я не знаю.

– Я могу поискать кого-то, кто поможет.

– Он не использует случайные цифры. Это должно быть что-то, что он знает и вспомнит.

– Тогда перебирай дни рождения. Важные даты. Думай.

Я и перебираю, но их не много. Важных людей в его жизни не много.

– Вот его ежедневник. Может там есть? Посмотри. Любые числа, выделенные или одиночные ищи.

У него там встречи, мероприятия, все расписано. Прохожусь по дням рождения оттуда.

– Тут ничего такого нет на первый взгляд, – кивает Юра. – Договоры, тендеры, планы.

– Потому что все интересное он хранит не тут, – перебираю дальше потенциальные пароли. А если не день рождения, а что-то еще? Может это просто четыре семерки. С его загруженностью, ему нужен был такой пароль, чтобы он запомнил или знал, где найти. Но никак не случайные числа.

Виталий, Саня, Берг… Кого тут только нет. Смешно, но меня тут нет. В его ежедневнике нет даты рождения сына.

Лена 02081979

Ввожу очередные цифры и сейф характерно щелкает. На Юрку смотрю.

– Открыл?

Пожимаю плечами и дергаю ручку на себя.

– Да.

– Какой пароль?

– Лена какая-то.

– Не знаешь?

– Неа, – пожимаю плечами, – с кем он там спал, я не интересовался.

– Смотри, семьдесят девятый год. Ей сейчас… сорок пять.

– А ему шестьдесят.

– Да все равно, никаких Лен я искать не буду.

– Она важна для него.

Достаем бумаги, перебираем, долго читаем.

– Смотри, – я нахожу бумаги моего рождения. – Выписка от врача. Дата рождения – дата рождения Юры.

– Смотри, – показываю ему, – не выкинул. Держал для чего-то.

– Он же тебе дату рождения изменил.

– Ага, чтобы не нашли. 11.11.

Находим пожелтевшие листы с отчетами о состоянии здоровья Герц. Ему все докладывали. Он знал, что будет двойня. Знал, что мальчики. Даже знал, что родилось двое и здоровы оба.

– Как бы наша жизнь изменилась, если бы он нас двоих забрал? – размышляет Юра.

– Это были бы гонки не за жизнь, а за смерть. Ему нужен был всегда победитель. Он бы стравливал нас как мог, чтобы одного тренировать на другом. А потом сильного продвинуть, а слабого убрать. Я всегда был слабее тебя, поэтому… поэтому даже хорошо, что он взял одного.

– Как ты жил с ним?

– Ты же видишь, как у меня все… не как у людей. Половина глупостей я сделал ему назло.

– Я даже не представляю, как вел бы себя на твоем месте.

– Если бы принял его правила, то все было бы хорошо. Но есть один минус, ты стал бы как он.

– Я иногда завидовал тебе. Тому, что у тебя все есть. Ты никогда не нуждался в деньгах. Лучшая форма, обувь, телефоны. Теперь понимаю, чем за это надо было платить, – я киваю в ответ, он все понимает. – Ром, прости маму, – смотрит в глаза, – она переживает очень, и знает, что ничего не может исправить уже.

– Она не виновата. Я просто не знаю, как с ней общаться. О чем говорить.

– Просто общаться, как раньше. Можешь называть по имени отчеству. Можешь… как хочешь. Нет никаких правил. Она в себе это столько лет носила, ты только сделай шаг навстречу, она … в общем, ты увидишь, – я молчу. – Ром, одно дело Варя и Маша, я, но у тебя должна быть опора спиной. Твой отец уже тебе не опора, скорее, груз. А я хочу, чтобы мы все вместе собирались, отдыхали. Ты же мой брат. И у нас есть мать. Она не отказывалась от нас. Она сохранила нам жизнь, выносила, просто подталкивала друг к другу.

Юрка и так всегда как брат был. Принять это - мне даже не надо напрягаться. С матерью сложнее. Ее никогда не было. А та, что была вместо нее – умерла и долгое время я считал, что из-за меня.

– Она будет ждать столько, сколько тебе понадобится, но жизнь бывает коротка, а потом жалеешь о том, что не сделал.

– Ты еще психологом на полставки работаешь? – подкалываю его, чтобы сменить тему.

– Да. На пенсии книгу напишу, путь от прокурора до психотерапевта. Реально, с каждым надо поговорить, все объяснить, мозги на место поставить.

– Тобой бы он гордился.

Юра вздыхает.

– Ну… мне и без его гордости хорошо.

– Смотри, – протягивает мне фотографию. – Знаешь ее?

– Неа.

Старая фотография, края уже пожелтели, хотя и сложена аккуратно в белый конверт.

– Хочешь по базам прогоню, посмотрю кто? Хранит в сейфе, значит, это важно.

– Давай.

Юра сразу фотографирует и кому-то отсылает.

– Смотри, документы из какой-то психиатрической клиники. Чеки за оплату.

– Черкасова Анна.

Вдоль позвоночника неприятный озноб. Аня? Быстро пролистываю – последний платеж год назад. Почему год назад? Что теперь?

– Мне надо туда.

– Кто это?

– Няня моя. Она… умерла, мне еще и десяти не было.

– Завтра туда поедем. Ночью нас все равно никто не пустит.

– Мне надо сейчас. Хотя бы узнать, что с ней. Жива или…

– Анна Черкасова умерла год назад. Остановка сердца.

Я переглядываюсь с Юрой. Она была жива. Она была жива и он просто спрятал ее от меня. Всегда говорил, что она растит из меня девчонку. Она была жива. Он даже смерть ее инсценировал, чтобы я всегда боялся, чтобы всегда подчинялся ему и слушался.

Я рассказал все Юре вчера. Хотя не хотел. Это пятно на моей жизни. Травма детства. Никто не приехал ее хоронить, просто перевели деньги и заказали похороны. Тихие, спокойные, без посторонних.

Сидим на скамейке возле здания. Мне надо тут побыть немного. Побыть с ней.

– Если бы я только знал, – закусываю костяшку большого пальца. Но я даже представить не мог. – Она была совсем рядом. Я мог помочь. Она же ждала меня, Юр. А я не пришел. Она скорее всего и не знала о том, что произошло тогда.

Если бы я мог, я бы заплакал. Но слез нет. Как так можно?

– Ты ни в чем не виноват, – хлопает по плечу. Я знаю, но…

– Это вы искали Анну Черкасову? – к нам подходит женщина лет пятидесяти в большом пуховике, из-под которого виден медицинский халат.

– Да, вы ее знали? – Юра поднимается сразу.

– Да, хорошая была девушка. Я присматривала за ней. Она же здорова была и вменяема, тут ее держали не знаю зачем. Когда моя смена была, я ей таблетки не давала. В эти дни она приходила в себя.

– Она правда умерла? – я уже и не надеюсь, а вдруг… опять куда-то увезли.

– Да, к сожалению. Я сама видела. А как вас зовут?

– А что? – тут же настороженно переспрашивает Юра.

– Роман, – я отвечаю сразу.

– Роман… – она прикладывает ладошку к губам и шумно вздыхает. – Она говорила, что ты уже взрослый, очень красивый будешь, когда вырастешь. Аня просила передать тебе кое-что, – у меня в груди все сводит. В глазах как песок. Ненавижу… как же я ненавижу своего отца.

– Вот… – женщина достает из-под пуховика папку и передает мне. – Спрячьте, – убираю. – Она в свободное время рисовала много. Писала что-то. Там как будто бред. Она знала, что это будут проверять. Но ты, Ромочка, внимательно это почитай, подумай. Она говорила, что ты поймешь все. Ты умненький.

– Почему раньше меня не нашли? Когда она жива была? Я бы помог. Я не знал ничего.

Она меняется в лице.

– Вы скрывали здоровую женщину, покрывали преступника.

– Я… я не знаю ничего…

– Идем отсюда, – кивает Юра, – Можно разворошить это гнездо, но ты понимаешь, что тут нет ни одного простого человека, и их тут прячут. Тут должно идти все сверху, а иначе, кто-то за это ответит. Я бы не лез сам в это.

– Почему он держал ее тут так долго? – сажусь на пассажирское сидение к Юре, кладу папку на колени.

– Вероятно, у него были какие-то планы на нее. Он ничего просто так не делал, кого надо, того убирал сразу.

– И мы уже никогда не узнаем об этом.

– Если только твой отец не заговорит.

– Пусть лучше молчит. Ему это самое суровое наказание: все понимать, слышать и знать, что он ничего уже не может сделать.

Юра ведет машину, я перелистываю рисунки. Тут… тут моя жизнь. Про нас с ней. Но все такое ассоциативное. Воспоминания, которые отец фактически стер моим страхом. А теперь оживает все. Я узнаю на рисунках свои игрушки. Какие-то моменты из детства.

Переворачиваю рисунок, а там набор слов.

– Она как будто это писала не в себе или под воздействием препаратов.

Юра бегло смотрит.

– Неа. Психи так не пишут. Тут какая-то система есть. Она что-то писала тебе. Может, дневник, может, еще что.

– Кодировала?

– А что еще делать? Времени много было.

– Как разгадать?

– Есть у меня один сыщик в арсенале, – усмехается.

– Вика?

– Неа, вот найти что-то или кого-то – это к ней, а разгадать загадки и коды – это к Сане.

– Саша?

– Ага, между прочим, это Саша дневник Комарова мне раскодировала и вышла на Бергмана, когда он заказывал ребенка. Потом опыты их разложила все. А теперь уже просто подсела на это. Чтобы в декрете с ума не сойти, увлекалась этим. Поэтому подсунешь ей, она любит такие задачки.

– Хорошо. Юр, Аня жива была. Думала обо мне всегда. А я … у меня даже мысли не было искать ее. Если бы Варю тогда послушал, пошел бы разбираться со всем этим раньше, может и нашли бы…

– Ром, так получилось… Виноват во всем только один человек…

– Он всех отнял у меня, чтобы вырастить монстра-одиночку.

– Не всех, Ром. Ты знаешь. И у него ничего не получилось. Поэтому и злой такой. Ты просто в маму пошел.

В маму…

– Юр, я хочу с ней поговорить. Ты прав, надо все делать сразу, можно и не успеть потом, откладывая.