Равен

Глава 29

Плечи быстро поднимались и опускались, а тело приятно покалывало от нагрузки. Я танцевала уже второй час и, кажется, только сейчас смогла в полной мере выпустить кипящие внутри эмоции.

Всю ночь и половину следующего дня мы с Айваном провели на яхте: валялись в постели, целовались, позавтракали, снова целовались, много смеялись и болтали. Иначе говоря: всячески откладывали возвращение в академию.

Я мечтательно прикрыла глаза, вспоминая, как настойчивые пальцы Айвана скользили по моим волосам, перебирали пряди, играли с ними. Он был очарован мной словно котёнок, завороженный клубком ниток. Как бы мне хотелось остаться с ним на той яхте навсегда! Внутри был наш маленький мир, полный абсолютного счастья и спокойствия. Он напоминал мне тёплое одеяло из под которого совершенно не хотелось выбираться в холодный реальный мир.

С большим трудом Айван всё же выпустил меня из объятий.

— Не представляю, как проведу и час без тебя, — прошептал он мне в волосы, когда мы остановились на развилке на нашем этаже.

— Тебя ждёт эссе, а мне нужно отрепетировать партию, — я прикусила губу, чтобы сдержать очередной порыв к поцелую.

Парень вмиг посерьёзнел.

— Тебе точно не нужна моя помощь?

— Думаю, за одну репетицию я без тебя не пропаду.

Между бровей Айвана пролегла небольшая складка.

— Не беспокойся, — выпалила я и, чмокнув его в нос, побежала в сторону своей комнаты. — Увидимся! — добавила я через плечо.

В ответ по холлу прокатился смех.

Мне было просто необходимо остаться наедине с собой. Хотелось переварить все события последних суток, а кожу буквально покалывало от переполняющих меня эмоций. Мне хотелось танцевать! Не в себя. Как будто в последний раз. И зал встретил меня, как старого друга.

Я импровизировала трек за треком, повторяя самые невероятные элементы, пока не почувствовала ту самую долгожданную усталость в мышцах. Я испытывала какое-то извращенное удовольствие, от того как каждая часть тела ощущала напряжение. Лёгкие горели, кровь шумела в ушах, а сердце яростно билось в грудной клетке.

Прошёл час прежде, чем я немного успокоилась. Рука даже потянулась к телефону, чтобы отключить музыку. Пора было приступать к отработке балетных партий. Состояние лёгкой изможденности подходило для этого как нельзя лучше. Тупая тянущая боль была хорошим проводником к глубинам собственного тела. Сейчас я могла управлять такими мышцами и суставами о существовании которых большая часть человечества даже не подозревала.

Я уже протянула ладонь в сторону мобильника, как внезапно заиграла одна из моих самых любимых песен. Было просто бесчеловечно проигнорировать её. Я заняла исходную позицию. На губах сама собой заиграла широкая улыбка.

— И пять, шесть, семь, восемь, — прошептала я себе под нос, а после начала двигаться, очень медленно.

Это был один из тех треков, которые начинались тихо, словно шепот, но с каждой секундой увеличивали градус. Пока исполнительница не начинал петь на разрыв.

Я не часто выступала под такую музыку, её не признавали в танцевальных кругах, отдавая предпочтение чему-то более экстравагантному. Но двигаться под неё было отдельным видом счастья. Под такие композиции вместе со мной танцевала моя душа. А что еще приятнее: все мысли вылетали из головы, давая той долгожданную передышку.

Battement, Port de bras, plié и fouetté… Я даже не заметила, как волосы растрепались и вместо аккуратного пучка теперь спадали вниз длинными прядями. Собственный взгляд, который я ловила в отражении был наполнен блеском. От восхищения перехватило дыхание. Не помню, когда я видела себя настолько красивой! Возможно, никогда.

Музыка стихла быстрее, чем мне хотелось бы. Я блаженно прикрыла глаза. Но не успела сделать и вдоха, как по залу эхом разнеслось несколько громких хлопков. Это произошло так неожиданно, что от испуга я вздрогнула и стремительно развернулась.

— Это было красиво, — без тени сарказма заявила миссис Дамески.

— С-спасибо.

Что она вообще делает в этой части академии в такой час?

— Я понимаю, что комиссия разглядела в тебе, и почему ты стала победительницей конкурса.

Кажется, от изумления у меня слегка отвисла челюсть. Я могла ожидать комплименты от кого угодно, но не от этой женщины. Мне всегда казалось, что она меня ненавидит. Нет, не казалось, я была глубоко в этом убеждена.

— Почему? — не сумев сдержать любопытства, выпалила я.

Ведьма улыбнулась одним лишь уголком рта.

— Ты определённо талантлива. Знаешь, есть танцовщики-ремесленники, а есть те, кому артистизм дан природой, словно дар. Таким исполнителям даже не обязательно делать всё идеально, их движения, энергия — завораживают сами по себе. У них всегда горят глаза. Такому не научиться, это либо есть, либо нет, — она немного помедлила, прежде чем продолжить. — А еще ты напоминаешь мне Офелию.

Смятение охватило меня с головы до пят. Вряд ли она имела в виду Шекспировскую героиню или… Внезапная догадка поразила меня, словно молния.

— Мисс Морган? — шокированно произнесла я.

Мне не представлялось, что у нас может быть общего кроме наших танцевальных направлений. Да, конечно, мисс Морган всегда мне нравилась, я даже искренне восхищалась ею. Но мне и близко не хватало навыков, знаний и таланта чтобы даже приблизиться к её уровню.

— Она всегда была такой же целеустремленной и упрямой. В этом вы схожи.

Что ж, такой аргумент парировать было нечем.

— Но она, — внезапно продолжила миссис Дамески — в отличие от тебя, всегда знала в чём её сила и не пыталась прыгнуть выше головы.

Я усмехнулась, то ли от удивления, то ли от облегчения. Вот оно! Я же чувствовала, нет, знала, что где-то должен скрываться подвох. Не могла миссис Дамески так просто меня похвалить. Это противоречило её естеству. Причина нашего разговора определённо заключалась в другом, и теперь мы, наконец, приблизились к сути.

— Вы ведь говорите о классике, верно?

— О ней, — лаконично подтвердила преподавательница. — Офелия Морган всегда понимала, что из неё выйдет никудышная балерина, а вот бродвейская танцовщица — да.

— В этом вы нас тоже считаете схожими? — мой голос прозвучал чуть резче, чем мне хотелось бы.

Сделав вдох, я попыталась взять эмоции под контроль. Раньше это удавалось мне куда легче.

Неожиданно, но глаза миссис Дамески наполнились какой-то печалью.

— Это не делает тебя плохой, — тихо ответила она. — Я не соврала, сказав, что ты талантлива. Но ты другая. Для балета ведь тоже нужен дар. Как и артистизму, ему невозможно научиться. Можно провести в зале годы, даже десятилетия, но если тело не создано природой для классики — ты ничего не можешь с этим сделать.

Мне захотелось кричать. Потому что… потому что это было несправедливо! Это жестоко — отбирать мечту только потому, что в небесной канцелярии ты встал не в ту очередь.

— Но в мире полно нестандартных балерин! — возразила я.

— Но Плисецкая — одна, — сделала ход миссис Дамески.

И я, великие силы, не могла с этим поспорить. Таких танцовщиц, как Майя Плисецкая, за всю историю балета было настолько мало, что всех их можно пересчитать по пальцам.

— К чему вы клоните?

Мой голос прозвучал ниже, чем обычно. К тому же я, кажется, уже догадалась в чём было дело. Точнее, в ком.

— У Айвана этот талант есть, — осторожно заметила преподавательница. — Ты ведь понимаешь, насколько это редкий дар?

Я понимала, и ведьма прочитала это в моих глазах.

— На Зимнем спектакле будут представители всех главных мировых трупп. Его должны заметить.

— Хотите сказать, что на фоне меня он будет смотреться особенно талантливым? А я, как чернильное пятно, смогу оттенить его светлость?

Меня саму напугала ядовитость собственных слов. Великие силы, что за бес в меня вселился?

Лицо Хелены посуровело.

— Хочу сказать, что с тобой он может допустить ошибку, — учительница завелась. — Тебе кажется, будто ему нравится тянуть тебя за собой? В то время, как с другой, более одарённой партнёршей он мог бы расти, а не топтаться на месте?

Я ожидала чего-то подобного, но не могла в полной мере подготовиться к боли от этих слов. Мне словно дали под дых.

— Вы не правы, мы хорошо танцуем вместе. Понимаем друг друга с полуслова…

Но даже для меня самой подобные оправдания звучали неубедительно. Вот и миссис Дамески усмехнулась.

— Ты еще скажи, что обожаешь балет и он для тебя даётся легче, чем другие дисциплины.

— Я правда люблю балет! — выпалила я.

А дальше не смогла произнести ни слова. Мы обе знали, что классика была моей ахиллесовой пятой. Как бы я не трудилась, сколько бы часов не проводила за дополнительными занятиями, мне было трудно. Чего нельзя было сказать о классах Офелии, где мне всё удавалось с первой попытки.

— Знаете, — я приподняла подбородок, стараясь держаться достойно — моя первая преподавательница всегда любила повторять одну фразу: “Где сопротивление — там рост”. Она была убеждена, что нам стоит идти туда, где труднее всего, ведь именно там мы можем научиться большему.

— Это верно, — согласилась Хелена — Но порой, под давлением мы ломаемся. Готова ли ты поставить на кон карьеру Айвана?

Такого я не ожидала.

— Легко рисковать, когда терять нечего. Или когда теряешь исключительно ты сама. Но что, если твоё решение может загубить карьеру твоего партнёра?

Миссис Дамески не ждала от меня ответа. Ей было достаточно посадить в моём сознании зерно сомнения, с чем она, к моему глубокому сожалению, успешно справилась. Преподавательница развернулась, чтобы уйти, но внезапно остановилась и бросила через плечо.

— Подумай об этом. Пока не стало слишком поздно.

Её шаги гулким эхом раздались по коридору. Словно колокол, предзнаменующий приближение судного часа. Преподавательница так ни разу не обернулась, а я продолжала смотреть ей вслед, мечтая, чтобы она вернулась и забрала свои слова назад. Если бы это была шахматная партия, я бы уже лишилась всех ферзей, оставив короля и королеву обнаженными, уязвимыми. Но еще не поверженными.

В этот вечер я решила не возвращаться в комнату Айвана.

Я всегда воспринимала одежду для танцев как свою личную броню, но сегодня я по-особенному в этом нуждалась. Тугой черный купальник, который подтягивал не только тело, но и мысли. Свободные шорты, капроновые леггинсы, поддерживающие тепло в суставах. Крепко собранный пучок на затылке, и как можно больше шпилек и лака!

Было странно возвращаться к общим занятиям в группе. По ощущениям с пятницы прошли долгие недели, а не какой-то уик энд.

Сегодня нас ждала новая репетиция Зимнего спектакля. За ночь я так и не смогла решить, какой стратегии мне придерживаться. Я ни в коем случае не хотела предавать Айвана и бросать его, да и не смогла бы. Но какой-то противный голосок внутри меня продолжал повторять, что в словах миссис Дамески была доля смысла. И я никак не могла найти в себе решимость, чтобы заставить этот голос замолчать. И, кажется, начала немного ненавидеть себя за это.

Хотела бы я, словно полководец, подчинить свои эмоции, и сражаться за нас с Айваном смело, решительно. Хотела бы я крикнуть в лицо ведьме: “Нет! Вы не правы! Я докажу вам это!”. Но вдруг, она права и у меня просто нет к этому таланта? Что как бы я не трудилось, всё окажется напрасно?

Общежитие только начало просыпаться, а я уже спешила к сцене.

Мне нравилось вставать с рассветом, смотреть, как мир протирает сонные глаза. Порой, оказавшись на сцене в полном одиночестве, я могла прикрыть веки и мечтать, как кружусь на ней в яркой пачке, усеянной стразами, в лицо бьёт свет софитов, а из зала доносятся оглушительные аплодисменты.

Я глубоко вздохнула, смакуя эту мечту.

Да, возможно, я не знала, по плечу ли мне стать достойной партнёршей для Айвана. Но я точно знала, что не хочу никому отдавать сцену. Я просто не знаю какого это — жить без неё.

Я толкнула дверь и вошла внутрь. Даже спустя несколько недель занятий запах пластика и свежей мебели продолжал стоять в воздухе. Как ни странно, я оказалась не первой, кто оккупировал помещение. По углам уже во всю слонялись операторы, приводя оборудование в готовность к тяжелому и долгому трудовому дню. Казалось, что они снимают не новостной сюжет, а целую документалку — ведь камеры следовали за нами по пятам каждую секунду репетиции. Огромные черные железяки со своими красными лампочками и молчаливыми хозяевами стали полноправными участниками нашего коллектива.

— Доброе утро, — поздоровалась я.

Девушка-редактор и пара операторов синхронно кивнули в ответ.

— Доброе, — добавил один из них.

Стараясь не отвлекаться на съёмочную команду, я поднялась на сцену. Там, у дальней ниши, притаились балетные станки. Никто еще не успел расставить их для утреннего класса, но мне это и не было нужно. Вставив в одно ухо наушник, я включила любимый плейлист с неоклассической музыкой и начала разминаться.

Стопы, колени, бедра, спина, шея. После моего вчерашнего безумия, мышцы отзывались болью. Они просто не успели восстановиться и теперь взывали о спасении, или хотя бы об охлаждающей мази. К сожалению, у меня был лишь стаканчик тёплого кофе.

Я принимала эту боль, как старого друга. Она напоминала мне: “Ты — студентка Равенской Академии Искусств”.

Словно в подтверждение этих слов, музыка начала набирать обороты. Это был альбом страстных и в тоже время нежных зарисовок от неизвестной пианистки. Талантливая девушка предпочитала скрывать своё лицо и личность, говоря откровенно лишь на языке искусства.

Музыка так увлекла меня, что я не заметила, как на сцене появился еще один человек. Я резко выдернула наушник и замерла.

— Доброе утро, — по-доброму улыбнувшись, поздоровался Никита.

— Доброе утро, — скорее машинально отозвалась я.

— Ты не против?

Он многозначительно посмотрел на место по другую сторону станка. Я лишь пожала плечами. Мне не было дело до того, где он предпочитает разминаться. И всё же… в животе разлилось непонятное чувство — словно я проглотила воздушный шарик.

— Не видела, чтобы ты приходил на классы так рано, — как бы ненароком заметила я.

— Если не видела, то это не значит, что я этого не делаю, — усмехнулся он, хоть и не особо убедительно.

Мы продолжили разогреваться в тишине. Я украдкой поглядывала на Никиту, понимая, что он ничуть не изменился с того дня, когда мы с ним познакомились. Это произошло полтора года назад, а будто в прошлой жизни. Те же по-армейски коротко подстриженные волосы, широкий подбородок, волевые скулы, пухлые губы. Только они уже больше не вызывали во мне трепета. К моему собственному удивлению, я обнаружила, что и боли этот мужчина во мне больше не вызывал. И ненависти тоже. Лишь лёгкое сожаление.

— Знаешь, я вообще не сомневался, что тебя сюда примут, — неожиданно бросил он.

На миг я даже решила, что мне послышалось.

— Ты не мог знать, что я выиграю конкурс.

Парень тихо рассмеялся.

— Не выиграй ты конкурс, ты бы всё равно оказалась в РАИ. Нашла бы другой способ — летние курсы или обычный кастинг. Но у них с самого начала бы не было выбора.

— С чего такие лестные слова? — я скрестила руки на груди и прищурилась, высматривая подвох.

Никита делал мне комплименты лишь в самом начале наших отношений, и был черствым, как кусок бетона в последние их месяцы. Так с чего ему распыляться сейчас? И вообще…

— А где Софи? — вкрадчиво заметила я, меняя тему.

Никита отвёл взгляд, рассматривая свои руки. Попался!

— Не знаю, мы с ней больше не пара.

Улыбка так и норовила растянуться у меня на лице, но ради приличия я старалась сдержать её. Правда, меня так и так выдавали подрагивающие уголки губ. Смутившись, я опустила голову ниже.

— Интересно, с чего бы это, — весело пробубнила я себе под нос, но парень всё равно услышал.

Он подошёл ближе, заставляя меня вновь вскинуть подбородок. Затем, поймав мой взгляд, пристально заглянул мне в глаза.

— Кто-то разболтал ей, что когда мы с ней встречались, я еще и с тобой гулял.

Он произнёс это с такой интонацией, словно не сомневался в имени виновного.

Я громко рассмеялась.

— То есть теперь это так называется? Здорово, Никит.

Собеседник нахмурился.

— Не важно, как это называть. Сути это не изменит. Я…

Но не успел он договорить, как я перебила:

— Самодовольный болван?! Бабник? Изменщик? Просто козёл?

— Ты можешь не орать? — прошептал Никита, многозначительно глядя на команду киношников.

Проследив за его взглядом, я заметила несколько объективов, направленных в нашу сторону, и вздрогнула. Съёмочная группа не должна была вести съёмку, по регламенту они включали запись за несколько минут до начала класса. Но кому есть дело до правил, когда под носом разгораются свежие сплетни? Кажется, профессионалы с федерального канала были ничем не лучше репортёров желтой прессы. Великие силы, Никита прав — не стоит вываливать всё грязное бельё под камерами.

— И да, — добавил Никита, вновь сосредотачивая всё своё внимание на мне — ты права. Я бабник, болван, козёл. Но знаешь что? Мне жаль. Вы обе достойны лучшего, чем я.

Я недоверчиво уставилась на парня. Кажется, моя челюсть валялась где-то на уровне плинтуса.

— Это ты так извиниться пытаешься? Не ты ли мне говорил, что я всё себе придумала?

— Лина! — моё имя громким возгласом сорвалось с его губ.

Но через мгновение Никита прикрыл веки и глубоко вздохнул, возвращая самообладание. Открыв глаза, он уставился вдаль. На лице одна эмоция стремительно сменяла другую. Причём так быстро, что я не успевала их отследить. А жаль! Хотелось бы мне знать, что за борьбу сейчас ведёт его разум. Сожалеет ли он по настоящему? Было ли ему также больно от расставания с Софи, как мне от его предательства? Или его каменное сердце не способно испытывать чувств?

Всё длилось не более пары секунд, а затем Никита вернулся в реальность. Он медленно перевёл взгляд на меня.

А затем осторожно подался вперёд, упираясь предплечьями в разделяющую нас перекладину.

— Ты можешь меня простить? — прошептал он.

Я тоже поддалась вперёд. В красках воображая, как скажу три заветных буквы: Н, Е и Т. А потом…

Никита резко наклонился вперёд и, обхватив мою голову руками, поцеловал.

Никита.

Меня.

Поцеловал.

Это было последним, чего я могла от него ожидать.

От шока всё моё тело парализовало. Это шутка? Это сон? Я сошла с ума? Меня накачали наркотиками и я словила галлюцинации? Может я упала во время репетиции и ударилась головой? Этого просто не могло произойти!

Но вот они мы — стоим напротив телекамер. И я чувствую, как горячие и мягкие губы Никиты прижимаются к моим. Нет, не просто прижимаются! Они двигаются, очень настойчиво, прямо таки призывают меня разомкнуть собственные, ответить. Как это было когда-то… Так маняще и сладко. Так больно и горько. Но я ведь не полная дура.

Я прикрыла глаза, стараясь сосредоточить как можно больше силы и ненависти в собственном кулаке. В красках воображая, куда стоит ударить: в живот или сразу по лицу?

Но я не успела даже поднять руку. Вместо этого почувствовала, как кто-то схватил Никиту за шиворот футболки и с силой оторвал от меня.

Глаза резко распахнулись.

Черт возьми.

Чёрт!

Возьми!

Айван.

— Эй, эй… — начал было ухмыляться и поднимать ладони Никита, но не успел договорить. Айван с размаху врезал ему по челюсти, от чего Золотов упал. Как в киношном боевике. На балетный линолеум брызнула кровь.

— Руки от неё убрал.

По спине побежали мурашки. Голос Айвана был неузнаваем, а тон… я сглотнула. Тон не требовал возражений.

Но Никите было всё равно. Вытирая тыльной стороной ладони кровь из рассеченной губы, он, шатаясь, поднялся на сначала на колени, а потом на ноги. А затем улыбнулся своей кровавой улыбкой.

— А то что?

От этих слов Айван просто взбесился. Он с рыком вновь бросился на Никиту. На этот раз оттолкнув его двумя руками, от чего тот влетел в поднимающегося по лестнице оператора. Послышался дикий грохот и звук бьющегося стекла. Никита вместе с мужчиной покатились по лестнице вниз.

Я в ужасе бросилась за ними, молясь, чтобы никто не свернул шею. Айван перепрыгнул через несколько ступеней и вмиг оказался возле Никиты. В гневе он схватил Золотова за воротник.

— Айван, прекрати! — взвизгнула я, боясь, что случится что-то непоправимое.

Но любимый меня не слышал, словно нас разделяла невидимая стена.

Его пальцы угрожающе скользнули от ткани к коже, к самому горлу.

— Что еще скажешь? — угрожающе произнёс он Никите в лицо.

Вместо ответа Золотов отыскал взглядом меня, его взгляд сочился таким триумфом, словно не его сейчас размазывали по полу, как кошачий паштет. Никто из нас троих не замечал воцарившегося вокруг хаоса.

— На меня смотри, — прорычал Айван, вновь переключая внимание противника.

— Айван, пожалуйста, — жалобно пропищала я.

Сердце бешено колотилось. Что-то во всём этом было чертовски неправильно. И не сам факт того, что мой нынешний бойфренд прижимал к полу бывшего. А что-то другое. Что-то еще…

Никита вновь стрельнул в меня взглядом. И тут я поняла.

Осознание напоминало эффект от разорвавшейся бомбы.

Золотов не сопротивлялся. Он позволял Айвану вот так просто избивать себя.

Он всё подстроил.

Но хуже всего были слова, слетевшие с его губ.

— Раньше она была не против, — самодовольно усмехнулся Никита.

Айван уже было вновь поднял кулак, но резко остановился.

Я почти физически ощущала как смысл произнесенных слов волнами докатывается до его сознания. Так и не выпуская футболку Никиты, Айван медленно повернулся ко мне. Его лицо было бледным, как полотно. Брови нахмурились, образуя складку.

— Раньше?

Вопрос я скорее прочитала по губам, нежели услышала.

— Это не то, о чём ты подумал! — медленно ответила я, стараясь одновременно защититься и не расплакаться.

— То есть ты никогда раньше с ним не целовалась? Не встречалась? — он вбивал каждое слово, словно гвоздь. — Не имела близости?

— Я…

— Скажи: да или нет! — прорычал Айван.

Даже в дни наших худших ссор и ожесточённых споров он никогда не смотрел и не говорил со мной таким образом. Он злился, был снисходителен, порой даже высокомерен, но никогда в этом не было ненависти. До этой минуты. И это безумно напугало меня. Настолько, что я не смогла вымолвить ни слова.

— Я… это… — продолжила мямлить я, но это было уже не важно.

По глазам Айвана я поняла: он сделал выводы. Всё произошло в считанные секунды.

В изумлённом молчании, он отпустил Никиту, растерянно глядя на свои руки. Словно не мог поверить, что те только что ожесточённо сжимали и били соперника. Айван медленно выпрямился, стремительно возвращая себе самообладание. На меня он больше не смотрел.

— Айван, позволь мне… — взмолилась я.

Но он заткнул меня одним только взглядом.

— Я не хочу тебя видеть.

Отвернувшись, он прошёл к выходу, куда, как раз влетела мисс Морган. Её взгляд быстро заметался по помещению: на Айвана, на Никиту, на разбитую камеру и, как я могла уже видеть, сломанную декорацию. Станок, возле которого я репетировала был опрокинут. Вокруг валялось разбитое стекло. Постепенно зоркий взгляд мисс Морган достиг и меня. Еще никогда я не видела её столь суровой.

— К ректору, живо, — отчеканила она ледяным тоном.

Айван лишь на миг остановился подле неё, обменявшись с Офелией короткими взглядами. После чего, не оборачиваясь, скрылся в тёмном коридоре.