Равен

Бонусная глава

КИРА

У. Меня. Свидание. С Феликсом! Самой не верится.

Я покрутилась перед зеркалом, оценивая очередное платье.

— Да, кажется, это подойдёт.

Двенадцать вариантов остались позади. В финал вышли короткое из фиолетового шелка и бархатное зелёное в пол. Последнее напоминало мне о траве и цветах, которыми была наполнена «Офелия» — самая известная картина Джона Эверетта Милле. Несмотря на трагическую подоплёку, мне показалось, что одеться в тон полотну — хорошая идея. Для пущего эффекта я приколола к груди несколько цветков.

— Ну вот, живое воплощение искусства, — заключила я, глядя на собственное отражение и удовлетворённо проводя руками по бёдрам.

Телефон зажужжал. Малыш погряз под толщами одежды где-то в глубинах моей кровати. Пришлось немного покопаться, прежде, чем найти его.

- “Я на месте. Жду внизу” — гласило сообщение от Парреса.

Что ж, кажется, настал момент Х.

Несколько недель меня мучили сомнения. Правильно ли я поступила, согласившись на свидание? Что скажет Марк? Что подумает сам Феликс? Вдруг, он решил, что я поддалась своим чувствам? Что очарована им. А я ведь… сама не знала что чувствую.

Единственное, в чём я была точно убеждена, так это моя любовь к живописи. Я мечтала увидеть прерафаэлитов с одиннадцати лет. Грезила о них. Маленькие копии Россетти, Милле и Уторехауса висели у меня над кроватью. И когда я узнала, что оригиналы привезут в страну — чуть не грохнулась в обморок от волнения.

Возможность увидеть эти полотна воочию значила для меня больше, чем все предрассудки в моей жизни.

До парковки я добралась за считанные минуты. Отыскать машину Феликса не составило труда. Прямо в центре стояла ярко-красная сияющая панамера. Если бы я умела, то вероятно бы присвистнула.

Феликс заметил меня прежде, чем я успела подойти. Он ловко выбрался из машины, оставляя свою дверь широко открытой, затем наклонился и достал с заднего сиденья букет белоснежных лилий. Я потеряла дар речи.

— Прекрасные цветы для прекрасной спутницы, — с гордостью улыбнулся Паррес.

Сегодня он оделся в классический черный костюм и белую рубашку, правда та не имела галстука и была бунтующе расстёгнута на две верхние пуговицы.

Я смущенно приняла цветы и прижала их к груди.

— Это, — я улыбнулась — мои любимые. Спасибо!

— Как удачно я догадался, — заметил Феликс, подводя меня к пассажирскому сиденью.

Слова прозвучали весьма убедительно, но недостаточно. Я вмиг поняла — он не догадался, он знал. Но откуда?

Не успела я задать вопрос, как дверца захлопнулась.

Всю дорогу мы провели в молчании. Но, как ни странно, неловкости в этом совсем не было. Даже наоборот. Тишина приятно успокаивала.

Время от времени мы бросали друг на друга пытливые взгляды, но заговорить так никто и не решался.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — тихо заметил Феликс, когда мы выехали на улицу перед музеем. Я слегка поёрзала на сиденье.

— Спасибо. Ты тоже.

— Спасибо, — его губы дрогнули в улыбке.

Со всех сторон нас окружили люди, одетые в нарядные смокинги и платья. Они бросали свои автомобили на полпути и добирались пешком. Что было резонно, учитывая, что парковочных мест совсем не осталось.

— Как же ты… — начала было я, но Феликс внезапно перебил.

— Чёрт возьми, — выругался он себе под нос.

Я постаралась проследить за его взглядом. До здания музея оставалось несколько сотен метров, на входе собралась огромная толпа. Но что именно его смутило?

— Полагаю, ты не хочешь светиться со мной под камерами журналистов? — голос Парреса звучал отстранённо.

Он даже не взглянул на меня, словно вопрос был риторическим.

А я всерьёз задумалась. Самой мне, как ни странно, было всё равно. Но я представила, как фото попадают в прессу и социальные сети. Если Марк их увидит, то точно взбесится. Одно дело — пойти на выставку. И совсем другое — пойти на неё под руку с одним из самых известных светских холостяков города.

Я медленно сглотнула.

— Пожалуй, не стоит.

Парень бросил на меня быстрый взгляд.

— Я так и думал, — он резко выкрутил руль, ведя машину дальше — за угол здания. — Зайдём с чёрного хода.

— А разве так можно? — удивилась я.

На что Феликс лишь хмыкнул.

— Ах да, я забыла, у кого спрашиваю, — я весело покачала головой.

— Ты даже не представляешь насколько, — выдохнул Паррес себе под нос. Но я всё равно услышала каждое слово.

По другую сторону музея мир казался совсем иным. Улицы практически пустовали, да и прохожих оказалось гораздо меньше. О репортёрах и говорить не стоило.

Быстро отыскав парковочное место, Феликс выбрался из автомобиля и, обойдя его, помог с этим и мне.

— Ты готова? — он смерил меня оценивающим взглядом.

— Готова, — подтвердила я, прижимая к груди клатч и стараясь не сутулиться.

— Хорошо. Идём.

Рука Феликса по-собственнически легла мне на спину, он повёл меня вперёд. Это произошло так естественно, словно парень проделывал подобное тысячи раз.

Ну разумеется! Мне представились десятки супермоделей, которые наверняка раньше сопровождали Феликса на подобных мероприятиях. Я знала — он не испытывал дефицита в женском внимании. Что еще больше наталкивало на вопрос: почему он решил пригласить меня?

— Мистер Паррес, — лаконично заметил охранник, когда мы проходили рамку досмотра.

Обалдеть! Другу не пришлось даже демонстрировать документы. Его что, знали все в городе?

— Добрый вечер, — вежливо ответил Феликс.

— Здравствуйте, — не осталась в стороне я.

На что мужчина в униформе лишь кивнул.

— Вы как раз вовремя.

Миновав просторный вестибюль, Феликс повёл меня по тёмным коридорам. Мне даже не верилось что в этом самом здании сейчас проходило одно из важнейших мероприятий мира искусства в году. Эта часть музея казалась спящей. Освещение в залах было выключено, смотрители отсутствовали.

— Сейчас будь внимательна, коридор узкий и в нём нет окон, — предупредил Феликс, заводя меня в очередной проход.

Последним, что я увидела, прежде чем мы окунулись в непроглядную смоль была рука моего сопровождающего. Он коснулся ей одной из стен и старался провести нас буквально на ощупь.

— Я могла бы включить фонарик на телефоне, — шепотом заметила я.

— Но это и в половину не было бы так весело.

В темноте голос Феликса казался ниже, глубже. По спине побежали мурашки.

Потеряв концентрацию, я бедром врезалась во что-то твёрдое.

— Ай!

Зашипев, я на автомате потёрла ушибленное место. Как назло, удар пришёлся прямо по тазовой косточке. Что было на втором месте после боли от удара мизинца.

— Ты в порядке?

Феликс оказался тут как тут. Он обхватил руками мои плечи, словно мог прямо в темноте увидеть степень увечья.

Пытаясь восстановить равновесие, я уперлась руками ему в грудь.

— Да, да, — поспешно заверила я. — Просто неуклюжая.

На что парень лишь хмыкнул. А затем его ладони неожиданно переместились мне на спину. И чуть ниже, к пояснице.

Внезапно время замедлилось.

Не нужно было обладать всеми органами чувствами, чтобы ощутить как у нас обоих перехватило дыхание. Сглотнув, я сжала кулаки. Феликс провёл рукой вверх, затем вниз. Его прикосновение было таким горячим, что, казалось, вот вот прожжёт ткань платья.

— Наверное, нам стоит двигаться дальше, — собравшись с силами выпалила я.

Темнота манила и соблазняла. В ней не существовало предрассудков, ярлыков и социальных ролей. Мы были лишь мужчиной и женщиной, который тянуло друг другу. Я боялась, что поддамся желанию в любой миг.

— Наверное, стоит, — эхом повторил Феликс.

И вновь его голос вызвал во мне мурашки.

Наконец, отстранившись, он повёл меня дальше, пока мы не оказались в следующем зале. Тот был наполовину заполнен огромными оконными проёмами, сквозь которые проникал яркий свет уличных фонарей. Я была так смущена, что могла смотреть лишь себе под ноги. Боюсь, увидь я глаза Феликса, вновь бы потеряла равновесие.

За двустворчатыми дверями раздавался шум разговоров и музыка. Из под щели внизу лился яркий свет. Мы пришли.

Вопреки логике, мне хотелось, чтобы Феликс повёл меня обратно — в тёмный коридор, в свои объятия. Судя по тому, как он медлил — ему хотелось того же. Это было абсолютно нерационально!

— Мы на месте? — я постаралась взять себя в руки.

Паррес стряхнул наваждение.

— Да, — он протянул мне локоть. — Ты готова? Через несколько секунд увидишь своих прерафаэлитов.

Это окончательно меня отрезвило.

— Готова!

После этих слов, спутник надавил на дверную ручку. Дверь распахнулась. И передо мной открылся мир искусства.

Помещение галереи, как и ожидалось, было переполнено гостями.

Я несколько месяцев изучала сайт музея, чтобы точно знать, сколько залов было отведено под выставку. Но даже в фантазиях не могла себе представить той красоты, что открылась моим глазам сейчас.

Комната была освещена тёплым белым светом. На полотна были направлены еще несколько источников, благодаря которым краски выделялись ярче и казались сочнее. Музеи часто так делали. Искусственный свет, в отличие от естественного, не вредил краскам и лаку.

Со всех сторон меня окружали лица, которые я множество раз видела в каталогах и учебниках по искусству. Справа были красавицы Россетти, слева Уотерхаус, а впереди… сердце пропустило удар.

— Ты в порядке? — поинтересовался Феликс.

Кажется, волнение и трепет были написаны у меня на лбу.

— Чувствую себя ребёнком на фабрике мороженого, — призналась я, заглядывая парню в глаза. — Спасибо!

Для меня это было намного больше, чем дежурный поход в музей. И мне хотелось, чтобы Феликс знал, насколько я ему благодарна.

Он широко мне улыбнулся.

— Проведёшь экскурсию?

Я растерянно моргнула.

— Даже не знаю, с чего начать.

— Как насчёт… её? — друг указал головой на «Леди Лилит».

Отпустив его руку и отстранившись, я, как заворожённая подошла ближе. Внимательно разглядывая прекрасную златовласку, держащую в руках гребень.

— Леди Лилит. Автор: Данте Габриэль Россетти, — как по учебнику начала я. — Эта картина является частью диптиха. Лилит демонстрирует здесь красоту тела, а на втором полотне — я указала рукой на соседнюю картину — изображена «Сивилла Палмефера», она отвечает за красоту души. Сам Россетти считал её своей главной красавицей, поэтому и назвал так. Palmifera означает «несущая пальму». Художник имел в виду пальму первенства.

— Интересно.

Феликс внимательно ловил каждое слово. В сердце разлилось тепло. И я продолжила.

— На самом деле, хоть Сивилла и не так популярна, как Лилит, в ней сокрыто целое множество смыслов. Один только Алджернон Чарльз Суинберн…

— Феликс, вот ты где!

Рядом с нами возникла стройная блондинка. Она была одета в короткое офисное платье, а в руках держала планшет с бумагами.

— Привет, Берил, — поздоровался Феликс. — Познакомься с моей подругой. Берил, это Кира. Кира, это Берил — моя ассистентка.

Я еще раз окинула длинные ноги и пышные волосы девушки. Пришлось сдержаться, чтобы не закатить глаза. Паррес был так предсказуем!

— Приятно познакомиться, — на дежурно-равнодушном выдала блондинка. После чего сосредоточила всё внимание на моём спутнике. — Я тебя уже час ищу, где ты был?

Казалось, взволнованность собственной помощницы была для Парреса не в новинку. Иначе я не могла объяснить его вальяжного равнодушия. Казалось, будь у Феликса карманы, он бы давно засунул в них руки.

— Мы приехали десять минут назад, — лаконично пояснил он.

— Опаздываешь на своё же…

— Ты что-то хотела, Берил?

Девушка на миг даже опешила. Она несколько раз моргнула.

— Да. Пришли документы из банка. Касаемо перевода на счёт той студ… — но не успела она договорить, как Феликс быстро выхватил планшет из её рук и пробежался по содержимому взглядом.

Затем он поднял голову, словно вспомнил о чём-то. Цепким взглядом он окинул всех присутствующих, пока не заметил одного из официантов. Один взмах руки и тот уже стоял рядом.

— Кира, угощайся, — он поднял с подноса бокал с шампанским и протянул мне. — Берил?

— Я на работе, — процедила она сквозь зубы.

— Да, да, — закивал Феликс, вручая ей еще один бокал. — Подержи, пожалуйста.

Пока я делала пробный глоток, парень вновь сосредоточил внимание на планшете.

— Нужна моя подпись?

— Если ты не передумал… — судя по интонации Берил, она на это надеялась.

Но взгляд Феликса мигом поставил её на место. Он быстро подписал бумаги и, забрав бокал с шампанским, вложил планшет в опустевшую ладонь ассистентки.

— Это всё? Или ты и дальше будешь мешать моему свиданию?

Девушка и бровью не повела.

— Журналисты… — начала она, но Феликс даже слушать не стал.

— Нет, — отрезал он.

— Но…

— Я сказал нет.

— Феликс.

— Пока, Берил.

Она с треском проиграла этот бой. Прошло несколько секунд, после которых блондинка сделала шаг назад и примирительно склонила голову.

— Хорошего вечера.

— И тебе, — губы Феликса растянулись в слащавой улыбке.

Он проводил Берил взглядом, после чего повернулся ко мне.

— Извини, пожалуйста. Это было не запланировано. Так о чём ты говорила?

Он смущенно перекатился с носка на пятку.

— За искусство, — неожиданно для самой себя объявила я, чокаясь нашими бокалами.

— За красоту, — поддержал Феликс, внимательно глядя на меня.

Во рту неожиданно пересохло. Я сделала куда больший глоток, чем планировала изначально.

— Так, может, ты покажешь мне своё любимое полотно? Признавайся, это «Прозерпина», «Зачарованный Мерлин», «Офелия»?

Мои глаза в изумлении распахнулись. Я шутливо толкнула парня в грудь.

— Так ты, значит, разбираешься? А для меня делал вид, что нет!

Парень звонко рассмеялся. А я невольно засмотрелась. Такой счастливый и искренний — он очень нравился мне.

— Я вовсе не разбираюсь. Уж точно не так хорошо, как вы, мисс О'Хайя.

Он наклонился ближе и заговорчески прошептал.

— Но признайся, я хотя бы угадал?

На что я хитро улыбнулась и покачала головой.

— Совсем?

— Совсем.

— Но ты покажешь мне?

Я хихикнула, как девчонка и, набравшись смелости, взяла Феликса за руку. Верно шампанское ударило мне в голову, иначе и быть не могло. Спутник опешил, явно не ожидая подобной инициативы. Но не успел вставить шутливого комментария, как я повела его за собой.

Если верить плану, представленному в официальном буклете, зал Милле должен был находиться по левую сторону от основного коридора. А значит, поворот был через три колонны от центрально перекрестия, в котором мы до этого очутились. Пришлось постараться, чтобы протиснутся через толпу. Благо, большая часть гостей столпилась возле главного шедевра, оставив моё любимое полотно без внимания.

Я заметила его сразу, стоило нам войти в зал. Картина висела в самом углу, у дальней стены. Место, предназначенное ей, казалось таким же интимным, как и её содержание.

Стараясь не обращать внимания на мягкость пальцев Феликса, я подвела его ближе к раме.

— Вот.

Лаконично. Просто. Ёмко.

Парень с интересом уставился на полотно. Затем, не менее любопытно взглянул на меня.

— Влюблённые? — казалось, он не ожидал, что чёрствая девчонка вроде меня выберет себе в фавориты романтичный сюжет.

— Трагически влюблённые, — поправила я.

Паррес слегка нахмурился и внимательнее взглянул на картину.

— Среди искусствоведов её называют просто «Гугенот», — начала я — ведь настоящее название очень длинное: «Гугенот в День Святого Варфоломея, отказывающийся оградить себя от опасности ношением римско-католического знака».

Герой сюжета держал в своих объятиях возлюбленную. Одной рукой он обхватил плечи девушки, той же рукой гугенот оттягивал белую повязку, которой любимая хотела обвязать его руку. И тем самым спасти от надвигающейся смерти.

— Это история любви двух противоположностей. Она — католичка, он — протестант. Несмотря на принадлежность разным религиям, они полюбили друг друга. А после узнали о грядущей Варфоломеевской ночи.

— Истребление протестантов, — лицо Фликса озарилось пониманием.

— Да, — подтвердила я. — Девушка пытается повязать любимому католический отличительный знак, — я указала на белую ткань. — Но он не готов предать себя, даже ради любви. Она в отчаянии. А он смирился со своей судьбой.

Я не могла глаз отвести от картины. Вживую она была великолепна. Пронизывала саму душу.

— Красивая легенда, — губы Феликса искривила печальная улыбка.

— Думаю, она вполне могла быть правдой.

— Вполне, — согласился друг.

— Меня она завораживает своей реалистичностью, — призналась я. — В ней, как в жизни, нет правильного ответа. Кто может с лёгкостью сказать, какое решение было для гугенота верным? Предать свои принципы ради истинной любви? Или выбрать личное счастье?

Феликс многозначительно на меня посмотрел.

— Куда было бы проще, если бы они были из одного мира, да?

— Тогда бы это полотно не стало великим, — возразила я.

— Хорошо, что мы живём в двадцать первом веке, где каждый имеет свободу самостоятельно выбирать свою любовь. Не оглядываясь исключительно на мнение церкви, государства, семьи. В наши дни истинные чувства могут преодолеть всё, согласна?

На этих словах парень затаил дыхание. Очевидно, он имел в виду не героев Джона Эверетта Милле, а говорил о нас. Спрашивал между строк.

Я ведь уже однажды отказала ему из-за страха и собственных предубеждений. Мы, словно персонажи с картины — были из двух совершенно разных миров. Но Феликс неоднократно демонстрировал — его это ничуть не волнует. А что до меня… я была просто трусихой. Но стала ли я от этого счастливее?

Каждый раз, когда я отталкивала Феликса, я убеждала себя, что так лучше. Что его мир принёс нам с Марком столько боли и страха, что правильнее было бы удирать, сверкая пятками. Но что, если не все такие, как Гремучие змеи? Я на собственном опыте убедилась, что деньги не всегда делают людей жестокими и безжалостными. Мои лучшие друзья были тому подтверждением. Так почему я доверилась всем, кроме парня напротив? Разве он чем-то отличался от них?

На самом деле, я не могла припомнить ни одного момента, когда Феликс проявил бы высокомерие или грубость. Наоборот, он всегда был самым отзывчивым, добрым и внимательным, с заботой относился к каждому. А я была слепа.

Мне вспомнился трепет, который охватил меня в тёмном коридоре, когда Феликс поймал меня в свои объятия. Мне захотелось большего. Кажется, моё тело поняло это куда быстрее разума.

Феликс не просто смотрел мне в глаза, он словно заглядывал в душу.

— Я… — постаравшись набрать в лёгкие побольше воздуха, я приготовилась произнести вслух самое волнующее признание в своей жизни.

— Феликс!

Берил протиснулась между нами, возвращая привычный ход времени. До этого мгновения я и не подозревала, что оно вновь замедлилось.

Паррес уставил на ассистентку испепеляющий взгляд.

— Я знаю, знаю, — простонала девушка с виноватым видом. — Я обещала вам не докучать. Но они не уходят!

Она многозначительно указала рукой в сторону главного входа.

— Требуют тебя, — пояснила Берил.

— Откуда они вообще знают, что я здесь?

— Во-первых, ты главный организатор выставки, где тебе еще быть?! А во-вторых, только слепой не заметил твою машину, проехавшую мимо главного входа час назад.

Я замерла. Г-главный организатор?! Мне не послышалось?

К щекам прилила кровь, дышать стало вмиг ужасно трудно.

— Перебьются, — прорычал Феликс.

Его начала по-настоящему злить вся эта ситуация. Но и ассистентка у него была не промах.

— Да хватит вести себя как упрямый говнюк! — Берил изо всех сил старалась говорить тихо, однако вкладывала весь гнев в интонацию. — Двое парней без аккредитации уже пытались проникнуть внутрь, мы вызвали полицию. Хочешь, чтобы еще кто-то влез и испортил открытие? Тебе-то всего навсего нужно выйти к прессе и ответить на несколько вопросов. Не будь эгоистом!

Эти двое устроили целую борьбу взглядов. Кажется, прошла целая минута, прежде, чем Феликс скрипнул зубами и выдал короткое:

— Ладно.

Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь совладать с эмоциями. После чего повернулся ко мне и, ласково коснувшись моей щеки, пообещал:

— Я ненадолго. Не забудь, о чём мы говорили.

— Х-хорошо, — пролепетала я.

Феликс ненадолго задержал взгляд на моих губах, прежде, чем опустить руку и отвернутся. Уверенным шагом он пересёк зал. Спохватившись, я поспешила следом.

Когда друг вышел на крыльцо, у меня в животе по-прежнему порхали бабочки. Парреса вмиг обступила толпа репортёров. Пришлось постараться, чтобы отыскать свободный островок. Мне было до ужаса любопытно, что последует дальше.

— Сэр, скажите, как вам удалось договориться с галереями Тейт, Олдхэм и музеем Плимута? Они ведь никогда не предоставляли предметы из своих коллекций для международных выставок.

— Благодарю за вопрос. На самом деле организовать сотрудничество с музеями всегда было проще, чем с частными коллекционерами, — пояснил Феликс, толпа рассмеялась. — Хотя за Цирцею из галереи в Аделаиде пришлось поторговаться.

И снова смех.

— Выставка прерафаэлитов стала восьмой по счёту в вашей программе «Созерцая мир», пожалуй, по значимости она встанет в один ряд с выставками импрессионистов и абстракционистов. Кого из известных художников вы планируете привезти в Россию в следующий раз?

— Я бы хотел провернуть невозможное: привезти Вермеера. Но обещать ничего не могу, — Феликс весело подмигнул. Несколько девушек в толпе ахнули.

— Как вам удаётся так легко совмещать эту благотворительную программу и «Строителей будущего»? Не увиливайте, мы уже знаем, что она принадлежит вам, — вопрос казалось, застиг Парреса врасплох.

— Какого это, благоустроить приюты двух тысяч сирот?

— Планируете ли вы и дальше сотрудничать со Сколково?

— Вы являетесь самым молодым открытым меценатом в стране…

Вопросы сыпались со всех сторон. Журналисты словно голодали три дня и три ночи и, наконец, дорвались до сочного стейка.

— Господа, — голос Берил разнёсся по толпе. — Если вопросы касаемо сегодняшней выставки закончились, то прошу вас приберечь остальные до пресс-конференции на саммите БРИКС.

Она обернулась на Феликса и одними губами произнесла: “Спасибо”.

— Прошу меня извинить.

Парень опустил руку себе на грудь и вежливо откланялся. Охранникам пришлось напрячься, чтобы создать коридор для отступления.

— Боюсь, на сегодня у мистера Парреса всё. Если у вас еще остались вопросы, я с радостью на них отвечу, — продолжала сдерживать репортёров Берил.

Заметив меня, Феликс замер. Толпа, вопросы, шум — всё отошло на второй план. Я видела лишь как его грудь поднимается и опускается. Моё собственное дыхание сбилось.

В несколько быстрых шагов, я преодолела разделяющее нас расстояние и впилась в губы парня поцелуем. Мыслей в голове не осталось, только чувства. Восхищение, волнение, желание.

Целую секунду Феликс стоял, ошеломлённый, но быстро оттаял и прижал меня к себе. Расстояние между нашими телами стёрлось, словно его никогда не существовало. А губы Феликса оказались куда мягче и настойчивее, чем я могла вообразить. По позвоночнику будто пробежала молния. Словно почувствовав это, парень провёл по нему пальцами. С моих губ сорвался вздох. В ответ я коснулась кончиками ногтей его шеи. Тело, обнимающее меня напряглось. А затем Феликс полностью завладел нашим поцелуем, мне оставалось лишь подчиниться.

Внезапно, я осознала, что хочу делать это вновь, вновь и вновь. Феликс был прав: Варфоломеевская ночь была много столетий назад. А сегодня нам следовало самим выбирать своё будущее. И я свой выбор только что сделала.

Больше книг на сайте — Knigoed.net