Больницы всегда пахнут одинаково — стерильностью, лекарствами, страхом. Здесь воздух словно пропитан чужим ожиданием, болью, несказанными словами.
Я прохожу по длинному коридору, чувствуя, как пальцы сжимаются в кулак. Всё внутри меня напряжено до предела, но внешне я спокойна. Я не позволю себе проявить слабость.
Вижу её сразу.
Ольга стоит рядом с Евой.
Она кажется чуть ниже, чем я себе представляла, чуть проще, чем ожидала. В её облике нет той демонстративной ухоженности, которой я почему-то от неё ждала. Аккуратное пальто, волосы собраны в хвост, минимум косметики. Она выглядит так, будто просто вышла по делам, не желая привлекать к себе внимания.
Но я знаю, кто она. Она тоже замечает меня. В эту секунду время будто замедляется.
Мы смотрим друг на друга, и я чувствую, как между нами натягивается невидимая нить.
И в этот момент ко мне бросается Ева.
— Мам!
Голос дрожит, в глазах паника, руки ледяные. Она прижимается ко мне так крепко, как не делала уже много лет.
— Мам, он не очнулся… Он… Он там… — всхлипы срываются с её губ, она уже не сдерживается.
Я держу её крепко, крепче, чем когда-либо.
— Я здесь, — говорю тихо, поглаживая её по спине. — Всё будет хорошо.
Она дрожит, как осиновый лист.
Слышу, как Ольга чуть отводит взгляд в сторону, будто позволяя нам этот момент.
Через несколько секунд Ева глубоко вдыхает, судорожно вытирает глаза.
— Мне… мне нужно воды. Сейчас приду, ладно?
Я киваю. Она быстро разворачивается и уходит в сторону автоматов с напитками.
И вот теперь мы остаёмся вдвоём. Жена и любовница.
Мы молчим. Я впервые смотрю на женщину, которая разрушила мой брак.
Хотя… разрушила ли? Может, он разрушился ещё до неё?
Ольга прячет руки за спину, но голову держит прямо:
— Марта.
Она произносит моё имя спокойно, даже с какой-то осторожностью.
— Ольга, — отвечаю я ровно.
Я всматриваюсь в неё. Нет в ней никакого торжества, никакой самодовольной усмешки. Только усталость, которую она старается скрыть за сдержанным выражением лица.
Она медленно опускает руки в карманы пальто.
— Как долетели?
Я моргаю, не ожидая такого простого, бытового вопроса.
— Нормально, — отвечаю машинально.
Пауза.
— Он был очень уставшим последнее время, — говорит она, опустив взгляд в пол, словно не выдерживая зрительного контакта. — Я замечала… Но кто мог подумать, что всё зайдёт так далеко.
Я сжимаю пальцы на ремешке сумки.
— Гордей никогда не жаловался, — мой голос остаётся ровным, но внутри всё сжимается. — Он такой человек.
— Да… — она кивает медленно.
Мы обе понимаем, что сейчас не время для откровенного разговора. Но и молчать невозможно.
— Как долго он уже здесь? — спрашиваю я.
— С момента, как Ева вам позвонила.
— Ева всё это время в больнице?
— Да. Я не оставляла её одну.
Отчего-то ревность слегка поднимается в груди. Это моя дочь. Моя семья. Но рядом в самую страшную минуту была не я.
Я перевожу взгляд на неё, но ничего не говорю.
Ольга выдерживает мой взгляд. Не знаю, что еще говорить. Да и надо ли…
Ситуацию спасает врач, который выходит из палаты мужа.
Он осматривает нас обеих и спрашивает:
— Родственники Гордея Зарудного?
Мы обе делаем шаг вперёд. На мгновение наши плечи оказываются почти рядом.
Но врач смотрит на меня, словно интуитивно считывает, кто здесь реально семья. Ольга чуть напрягается, и я замечаю, как её пальцы на секунду сжимаются в кулаки.
Но она ничего не говорит. И я делаю еще шаг вперёд.
В этот момент она тихо произносит:
— Я останусь здесь. Буду ждать новостей.
Оборачиваюсь. Сдаваться эта женщина не станет. Не в ее характере.
Ольга смотрит на меня спокойно. В её взгляде нет вызова. Но и покорности в нём тоже нет.
Я медленно киваю. И следую за врачом.