Эта тишина давит. Буквально пригвождает к месту, а я не свожу растерянного взгляда со своей Марты.
Она отпускает нас и не готова биться с моими демонами, а я не готов отпускать ее.
И пусть Ольга, как маленький болт собственного механизма жизни, мне надо сделать хоть что-то, потому что Марта незаменимая деталь, мать его, моего существования.
Первый раз когда это случилось, я много часов обдумывал, как, черт возьми, до этого докатился…Но, жизнь на два города, вечные поездки, которые изматывают порой до апатичного состояния, в купе с бесконечными сборищами депутатов и прочих, это полный аллес. И да, я когда-то выбрал эту жизнь сам, и Марта меня только поддержала, верила в нашу семью, в нас. Вселяла надежду в меня, что мы справимся, и я, черт возьми, согласен, мы справлялись. Долгое время. А потом, один момент, и кажется, что нет.
Я, то тут, то там, порой даже не замечающий смены пейзажа за окном. Голову поднял и ты уже в промозглом Питере, опустил и вот в неспящей Москве. Жена, имеющая тотальную независимость… И тут вдруг пришедшее осознание, что каждый из нас проживает свою жизнь.
Да, по-банальному, в одной ячейке общества, но мы все имеем личную жизнь, не связанную друг с другом ничем, кроме названия семьи. Выросшие дети: сын, у которого уже жена и ребенок, дочь, которая давно послала бы нас обоих далеко и надолго, не будь у нас денег в избытке… Марта и я.
И ты будто со стороны наблюдаешь, как от твоей некогда сплоченной и теплой семьи — не осталось ничего. Даже гребанных крошек.
Тебя будто уже даже и не ждут, привыкшие к этой обыденности, не встречают, а ты нет, нет, да задумываешься о былом уюте и эмоциях.
Чья в этом вина? Наша? Моя? Ее? Не ответит никто. Я виноват лишь в том, что допустил подобное, осознавая, что если правда вскроется, я не буду готов потерять свою супругу.
Разглядываю ее, такую утонченную и сексуальную в своей тяге к истории и культуре. Неведомо, но самая соблазнительная ее черта, помимо шикарной внешности даже в эти годы, это ее ум. И эти слова я не буду готов забрать обратно, чтобы между нами ни случилось.
— Марта…Прошу, поверь, мы сможем исправить. Я сам все сделаю, слышишь?! — заявляю стараясь показать, что это единственный возможный вариант.
— Я осознаю, Гордей, как долго ты шел к этой точке, и я сейчас про работу, — твердо, и даже слишком черство, как собственно, все наше общение, она начинает: — Поэтому согласна провести все тихо, чтобы не было проблем с твоим статусом.
Чертыхаюсь, прикрывая глаза, и качаю головой.
— Я разорву все отношения с Олей!
Марта звучно цокает и отрицает.
— Я не требую этого, потому что ты уже придаешь достаточное значение той женщине, Гордей, — она встает, и я наконец вижу, как в ее глазах скапливается влага: — И вашим отношениям… Ты сказал несколько месяцев, но даже твоя интонация меняется на упоминании ее имени. Не смей обманывать меня больше. Это твой самый низкий и бесчеловечный поступок по отношению ко мне.
Матерюсь, вскакивая, и преграждаю ей дорогу. Беру ледяную руку в ладонь, и я судорожно невпопад оставляю короткие поцелуи.
— Ну же, историчка моя, — вспоминаю прозвище, что дал ей много лет назад с какой-то безысходностью: — Умоляю…
Марта аккуратно вытягивает свою руку из моих ладоней, делая это также грациозно, как и все ее движения. Медленно и даже не торопясь, забирает мое пальто и двигается к двери номера.
— Я не хочу тебя видеть, Гордей. Поговори со своими журналистами, маркетингом и кем-там еще, чтобы они помогли в неразглашении. Я подаю на развод, и мое решение, как и любое другое, не подлежит изменению.
Опускаю взгляд в пол, осознавая, что она говорит натуральную правду. К сожалению, я знаю свою жену, и она никогда не сомневается в том, что делает.
— Марта, прости меня… Ты сейчас не поверишь, но я люблю тебя и нашу семью. — это собственный отчаянный крик и последняя тухлая надежда.
Она вытягивает руку с моей вещью вперед, а сама даже не смотрит в мою сторону.
Выхожу из номера, впервые находясь на жестком перепутье, и не представляю как могу искупить вину перед ней. Телефон тут же вибрирует в кармане, и я даже знаю, кто это. Я ведь озвучил, что все вскрылось, она небось тоже переживает.
— Гордей, ты как? — взволнованный голос сразу же буквально выкрикивает в трубку, как только я отвечаю на звонок: — Ты поговорил с супругой?
— Да, — коротко отвечаю, решив спуститься по лестнице, а не на лифте.
— И? — неуверенные интонации просачиваются в ее голос: — Ты вернешься домой? — отчаянный и крайне осторожный вопрос, а я молчу, пока глядя перед собой, ступаю по ступеням.
— Да, Оля…еду. Только не буди Пашу.
Отключаю вызов, а в мозгу до сих пор звучат слова жены. Если это все откроется, кресло в правительство заказано, а от кристальной репутации не останется и чертовой белой ниточки.