Вновь смотрю на эти билеты. В который раз достаю их из сумки, зачем-то таская с собой, и просматриваю ваучер на отель, перечень экскурсий, которые я могу выбирать на своё усмотрение. А ещё — тот факт, что здесь нет даты… Он продумал всё.
Будто запомнил то, что когда-то я ему говорила. Снова качаю головой с лёгкой улыбкой.
Не то чтобы это меня «купило». Я скорее удивлена, растеряна и… рада. Это ведь мечта.
Не фешенебельные курорты, Европа или иные материки, а именно Байкал. Мощный, уникальный и непревзойдённо красивый. Это ведь не просто озеро, а настоящий живой организм, хранящий загадки древних веков. Он поражает своей глубиной и прозрачностью, словно окно в другой, таинственный мир.
После нашего последнего разговора с Гордеем прошло около двух недель. Со слов Евы я знаю, что он вернулся на работу. На ту же должность и в том же режиме — пока неясно, этого дочь не знает. Но уже плюс, что он потихоньку начал водить машину, а его сын сейчас живёт, грубо говоря, на два дома: несколько месяцев в центре, потом у Гордея.
Об Ольге, о которой дочь, судя по всему, выведывает всё у Павла, я тоже осведомлена. Мягко говоря — против воли.
Она всё ещё проходит лечение. Пока оно даётся ей тяжело, и женщина срывается. Часто звонит сыну, но никак не касается отца моих детей. С момента, как он отправил её туда и фактически закрыл, она, видно, сильно обозлилась. Вся её несусветная любовь превратилась в ненависть.
Когда Ева мне рассказала, я, откровенно сказать, испугалась того, на что женщина может быть готова из мести. Но Ева считает, со слов Зарудного, что из-за Паши она не сунется. Гордей, оказывается, подготовил документы в суд по лишению её родительских прав, и это хоть немного женщину отрезвило.
Я, по правде говоря, считаю, что он так не поступит. Но как рычаг давления на сумасшедшую — возможно.
— Марта Сергеевна, — стучится в аудиторию сотрудник нашего деканата. — Извините, можно?
Киваю, позволяя войти.
— Вам доставили, — вносит она огромную корзину цветов.
Хмурюсь, судорожно вспоминая, есть ли сегодня праздник. А затем обдумываю: может, снова студенты?
Бывали у нас случаи подобной благодарности. Даже если ты отказываешься, они просто это делают.
— И там ещё… — смущённо говорит наша Алина.
— Что?! — вскидываю брови. Что же ещё может быть?
— Вам в окошко нужно выглянуть…
Смотрю на неё так, будто она сошла с ума. И, признаться, даже не скрываю своего скепсиса.
Шумно выдохнув, встаю со стула и, скрестив руки на груди, цокая каблуками, подхожу всё-таки посмотреть, кто у нас такой затейник.
Вот только придут на лекции — получат же.
Глаза опускаются на зелёную территорию нашего вуза, а там… стоят мои студенты. Те самые, кто идёт на выпуск.
Стоят с улыбками, и у каждого в руках табличка. Хмурюсь, тут же раскрываю окно, чтобы рассмотреть получше.
«35 лет назад я пропал...»
Читаю про себя, а сама по-настоящему в шоке.
«Сегодня я хочу напомнить тебе, что ты шикарная женщина».
Они меняют таблички, давая мне возможность прочитать. Улыбка сама против воли тянется к губам, и я ищу его глазами. Но Гордея нет на территории — не может же он просто прятаться…
«…И у меня в руках твой любимый кофе».
Последнее и вовсе заставляет засмеяться, и я снова веду глазами по всей видимой части территории. Замечаю мужчину у ворот, и у него действительно в руках два стаканчика кофе из нашей кофейни.
Закрываю рот ладонями, а студенты тем временем всё ещё держат таблички. В этот момент звонит мой телефон, и я срываюсь к столу, чтобы ответить.
— Как ты это организовал? — сразу же выдаю в трубку.
— Неважно, — отвечает он мгновенно. — Твой перерыв закончится через час… позволь провести его с тобой, — говорит он.
Снова подхожу к окну. Закусываю губу от тех эмоций, которые испытываю. Это и шок, и какая-то детская радость, и даже восхищение.
Студенты, тем временем, наконец разбредаются по своим делам, а Гордей вдруг хрипит в трубку:
— Не ругай их, я был очень убедителен.
— В этом я не сомневаюсь…
— Придёшь? — глядя в окно, спрашивает он.
А я с лёгкой улыбкой киваю и шепчу в трубку:
— Да.
Я даже не заметила, в какой момент осталась одна в аудитории, но, взяв сумку, действительно иду в гардероб.
А спустя уже десять минут мне остаётся буквально сто метров до мужчины. Не отметить, что он выглядит лучше, я не могу. Потому что вся болезненность его вида сошла на нет. Да и в целом он будто вернулся в себя. Да, похудевший и осунувшийся, но наблюдать перемены в лучшую сторону после проблем со здоровьем — это награда.
— Привет, — озвучиваю я, а он тут же тянет стаканчик с кофе.
— Шикарно выглядишь, Марта, — говорит он. — Прогуляемся или пообедаем?
На улице уже солнечно, а еда у меня с собой. К тому же впопыхах это неудобно. Так что я выбираю прогулку.
— Здесь недалеко уютный сквер, — говорю я в ответ.
— Да, я помню, — подхватывает Гордей. — Как твои дела?
Пожимаю плечами:
— Вполне работаю. Вот этих засранцев выпущу — и можно будет выдохнуть, — признаюсь я со смехом. — Ты? Ева говорила, Паше лучше… — делаю глоток напитка, пока мы проходим через ворота.
— Да, это правда. Но там ещё много работы. Впрочем, он в любом случае молодец, — задумчиво произносит Гордей. — Знаешь, это же для меня и урок, и наказание, — в конце усмехается, на что я хмурюсь.
— Почему?
— Потому что Пашка даёт мне пройти то, чего я не прошёл с Евой, например. То, что не смог дать повзрослевшему Кириллу в том числе. Но я не хочу сейчас об этом…
— Гордей, — останавливаю я его. — Я могу говорить о твоём сыне. Не жалей меня — это теперь часть твоей жизни…
Он останавливает меня за руку. Негрубо, даже аккуратно. Смотрит в глаза — и вдруг касается волос. Невесомо и буквально на долю секунды.
— Да… но я потерял гораздо более значимую часть моей жизни, — стоим посередине тротуара, мешая прохожим, но не обращаем внимания ни на что вокруг.
— Как и я, Зарудный. Как и я, — с горькой улыбкой говорю в ответ.
— Позволь хотя бы быть рядом, в поле зрения… — шепчет он. — Эти две недели были адом, как и станут все последующие без тебя. Я прошу шанс на то, чтобы не быть без тебя вообще, Марта… И я осознаю, что ты не вернёшься ко мне. Просто… — он замолкает, а я прикрываю глаза.
Совру, если скажу, что не думала об этом. Что не прокручивала в голове наш разговор и не бередила душу теми эмоциями. Всё это было. Не единожды — а скорее хронически. Словно болезнь.
Вирус, который поселился в тебе, и ты уже не знаешь, как от него избавиться.
И на сегодня я могу сказать, что да, я не готова вернуться к нему. Но и не могу сказать, что готова стереть его из своей жизни.
Противоречиво? Факт.
Но это то, к чему я пришла путём многочисленных мыслей. И пусть книга нашей жизни закончилась главой предательства — мы не чужие. У нас есть история. Со своим грязным бельём и счастливыми моментами. Со своими взлётами и падениями. С любовью и обидами.
Нужно уметь выходить без подлости и низости, а с уважением к нашему времени и благодарностью за него. Даже если было очень больно — и эту боль ты всё ещё, в какой-то степени, ощущаешь.
Это дико сложно. Где-то даже невозможно. И не каждый сможет это понять. Однако творим свою жизнь мы сами, а как её будут воспринимать остальные — глубоко наплевать. Главное — лишь только мой комфорт.
И в эту секунду, стоя здесь, на тротуаре, под недовольными взглядами пешеходов, мне всё ещё комфортно делиться своими буднями с этим человеком, будто мы — старые друзья.