Гордей пристально смотрит, прежде чем ответить на мой вопрос.
— Я могу сейчас молить тебя простить меня, забыть то, что невозможно выдурить из головы, — медленно, чётко говоря, он начинает: — Могу встать на колени, Марта, и целовать твои ноги… и я, чёрт возьми, готов это делать. Но и я знаю тебя… — он улыбается, поджав губы.
Киваю ему, потому что не позволила бы ему таких действий. Если просто увидеть это, то навсегда в своей голове превратить сильного мужчину в слабого и жалкого.
А я так не хочу. У меня нет такой цели и нет таких потаённых желаний, дабы он страдал и переступал через свою гордость. У мужчин, она иная.
Стоит только на долю процента это допустить, их мозг сделает всё сам. И буквально за несколько месяцев после такой, казалось бы, мелочи, вы перед собой видите уже не мужчину, а человека, у которого ничего не получается. Который пропадает в какой-то бездне. Неважно ментально, эмоционально или физически. Он просто в силу конкретно этого обстоятельства, коснувшегося их гордости потерял то, что у него было, и это не о семье.
Это о статусе, о мышлении и самоценности. И гораздо глубже, чем люди думают, и никто ведь даже не задумывается. Потому что в большинстве браков каждый думает за себя. Редкость сейчас — тандем. Пусть и каждая женщина будет кричать о том, какой у них прекрасный союз…
— Я сделал много ошибок. В отношении тебя и детей особенно, — многозначительно продолжает он: — И, единственное, я сейчас могу тебе сказать, что я очень сожалею, Марта. До таклй степени, что ежедневно, ежесекундно ищу варианты, как могу загладить вину. Настолько, что поселившуюся в груди одиночество и пустоту, я принимаю, потому что это наказание. И я буду наказывать себя каждый божий день, который отведен мне здесь… Я не изменю случившегося, родная моя… — вижу как его глаза краснеют, а сама отчаянно контролирую свои эмоции: — Я прошу у тебя прощения за свою слабость. За то, что не справился. За то, что не стал тем плечом, которым ты меня видела. За то, что в какой-то момент исчез и сломался. Потерялся в недрах этих ошибок и не нашел выход. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, — он шумно выдыхает и берет небольшую паузу, сглатывая: — И надеюсь, что ты хотя бы позволишь быть рядом с вами, потому что иначе… — он хмурится и замолкает.
А я спешно и нервно утираю бегущие слёзы.
— Хватит, Гордей, — шепчу, потому что больно.
— Я осознаю, что ты ушла, Марта. Но я продолжу тебя любить, даже если ты в это не веришь.
— Гордей, мне сложно, пойми…
Пытаюсь я вставить свои слова, но он продолжает.
— Я знаю, — соглашается он: — Всё, что касается Ольги, больше никогда это не потревожит тебя. Я не допущу, но это не значит, что я и она — возможны. Ты должна понимать, никогда не было и мысли не о нас. Ты — моё самое желанное и красивое продолжение, и это в моей парадигме никогда не менялось. Я бы не смог любить кого-то другого, даже если бы мы продолжали жить как соседи. Я и она не были семьёй, я, прежде всего, был связан с особенным сыном. Если ты когда-нибудь захочешь…просто скажи, и я расскажу тебе всё без утайки.
Я верю ему в том, что он способен выложить эту правду. Только вот хватит ли моей выдержки для того, чтобы слушать.
— Зарудный, — шепчу я, даже не собрав то, что хочу сказать: — Я в какой-то степени тебя простила… — признаю́ эту мысль вместе с тем, как озвучиваю: — Однако, это не значит, что я могу принять. Я не держу зла, пусть мне и обидно. Но я не двадцатилетняя девочка, которая не видит проблем, что копились в нашей жизни, — перевожу дыхание, шумно вдыхая воздух: — Ты был моим героем, Гордей. Невероятным мужчиной, который делал мою жизнь полной. Но ты прав в том, что последнее время мы жили как соседи. Когда это случилось, я не знаю, но вдруг ты оказался очень далеко, понимаешь? Я тоже приложила к этому руку, потому что мы оба были в браке, не ты один виноват… — сглатываю, чтобы сказать ему главное.
Только замечаю, что он кивает и опускает взгляд на столешницу.
— Но… — поднимает свои глаза на меня.
Этот взгляд ранит. Хотя, чёрт возьми, не должен. Резко вскидываю свои к потолку, пытаясь остановить вновь просящиеся слёзы.
— Я не могу. — глухо сиплю, глотая ком в горле.
— Да, — кивает Зарудный, а я от напряжения и эмоций готова зареветь в голос.
Кажется, впервые после того, как узнала о его предательстве.
— Не плачь, прошу тебя, — просит он, а я лишь рвано дёргаю грудной клеткой в попытке бесшумно пережить эту слабость: — Я всё понимаю и не требую ничего, — говорит он, сильнее, хмуря брови.
Знаю, что и сам едва сдерживается. Вижу по подрагивающим рукам на столешнице, по тому, как порой уводит глаза и сильнее морщит лоб.
— Здесь, — вдруг достаёт он конверт из кармана своего пиджака: — То, что я обещал тебе, но так и не сделал. Прими, пожалуйста. — кладёт его на стол и осторожно двигает в мою сторону.
Аккуратно утирая уголки глаз и шмыгая носом, молча киваю.
— Спасибо тебе за этот разговор, Марта. За то, что выслушала.
Коротко шепчет он, прежде чем встать со стула. Встаю вслед за ним и молча сопровождаю до прихожей. Там он накидывает своё пальто, и на секунду обернувшись, посмотрев в мои глаза, он молча выходит, закрывая за собой дверь.