Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ)

Глава 42. Ева

Я выхожу из такси и оглядываюсь. Холодный питерский ветер мгновенно пробирает до костей, проникая под пальто, обжигая щеки ледяными иглами. Серое, тяжелое небо давит сверху, улицы мокрые от недавнего дождя, в воздухе пахнет сыростью, бензином и чем-то едва уловимо горьким. Но у меня нет времени вглядываться в город, замечать его красоту или мрачность.

Я здесь не ради прогулок. Не ради впечатлений.

Я здесь по делу.

Шаги гулко отдаются в узком подъезде, ступеньки покрыты старой плиткой, местами скользкой. У двери замираю на мгновение, глубоко вдыхаю, прежде чем нажать на кнопку звонка. Внутри раздается шорох, затем быстрые шаги, звук открываемого замка.

Дверь рывком распахивается — и на пороге появляется Ольга.

Её лицо застывает на долю секунды, а затем кривится от неожиданности. В глазах – паника, губы белеют от напряжения.

— Где Гордей?! — срывается она, даже не поздоровавшись. Голос дрожит, в нем – страх, требовательность, отчаяние. — Почему он не звонит?!

Я смотрю на неё, едва сдерживая усмешку.

— Папа ещё слаб, — спокойно, почти лениво говорю я. — Поэтому приехала я. Позабочусь о Паше, прослежу за лечением. Как только отец поправится, он свяжется с сыном обязательно.

Ольга смотрит на меня так, словно я только что ударила её ножом. Её руки мелко дрожат, пальцы сжимаются в кулаки. В глазах вспыхивает боль и злоба.

Она делает шаг вперёд, её грудь судорожно вздымается.

— Мне не нужна его дочка! — почти кричит она, голос срывается на хрип. — Мне нужен он! Понимаешь?! Немедленно набери его и дай мне трубку!

Я сжимаю зубы. Вот оно. Вот её истинное лицо.

Лицемерка. Лгунья.

Так жалостливо рассказывала о болезни сына, так отчаянно взывала к состраданию… А теперь ведёт себя так, будто весь мир вращается только вокруг неё.

Злость вскипает внутри, накрывает меня с головой.

— Успокойтесь, — бросаю холодно, словно обжигаю льдом. — Вам не стоит так кричать. Пашу можете напугать.

— С ним всё в порядке! — Ольга уже на грани истерики, её голос звенит, срывается. — Ты не понимаешь! Мне нужен Гордей, а не ты!

Её крик отдается в стенах, звонкий, яростный.

Что-то внутри меня взрывается. Я больше не выдерживаю.

Вспышка гнева застилает сознание, моя рука взлетает прежде, чем разум успевает её остановить.

Глухой звук пощёчины разрезает воздух. Наступает оглушительная тишина. Ольга хватает за покрасневшую кожу щеки, отшатываясь к стене, наконец закрыв свой рот.

И вдруг я слышу тихий, рваный всхлип.

Звук режет воздух, словно острое лезвие, застывает в напряжённой тишине.

Я резко оборачиваюсь и замираю.

Паша стоит в дверном проёме, бледный, словно призрак. Его глаза широко распахнуты, взгляд мечется между мной и Ольгой. Губы дрожат. Дыхание сбивчивое, хриплое.

— Паша… — Ольга делает шаг к нему, но в этот момент он резко хватается за грудь.

Его пальцы сжимают ткань футболки, ногти вцепляются в неё, будто могут остановить боль. Тело сотрясается от судорожного вдоха, плечи резко вздрагивают, и вдруг он оседает вниз, словно марионетка, у которой оборвали нити.

— Паша! — Ольга кричит так, что голос пронзает меня до костей. Она бросается к сыну, её руки дрожат, лицо искажено ужасом.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Мир вокруг меня на секунду будто размывается. В ушах грохочет кровь. В груди всё сжимается в ледяной комок.

Это настоящий приступ.

Ольга судорожно гладит Пашу по щекам, шепчет что-то — слова бессмысленные, наполненные отчаянием. В её глазах страх, паника, мольба.

Я судорожно хватаю телефон, пальцы не слушаются, сердце бешено колотится, но я заставляю себя сосредоточиться, прокручиваю в голове нужный номер.

Только бы успеть. Только бы не было поздно.

Я вдавливаю кнопку вызова и почти кричу в трубку:

— Срочно! Ребенку плохо!

И называю адрес.