– Не о чем нам с тобой разговаривать, – Люся топнула, и тонкий каблучок пролетел всего в паре миллиметров от моей ноги. Но я бы сейчас даже не заметил, всади она мне хоть кинжал в стопу.
Все моё внимание было приковано к противной ухмыляющейся харе Баранова. Он с таким вожделением лапал глазами Курочкину, что жарко было даже мне. Я как садист следил за движением его глаз, до скрежета сжимал челюсть, пытался усмирить бушующую злость, чтобы не расквасить его морду прямо при Гвозде. А было за что… Если он с удивительной лёгкостью делает вид, будто быльем всё поросло, то я помню всё до самой незначительной мелочи. И подставу его помню, и рапорт на столе Гвоздя, которым он «сопляка-сержанта» хотел убрать, и двое суток в обезьяннике я помню. Всё помню…
– Тогда просто послушаешь меня, красавица. Так сказать, по-родственному, – Баранов вновь потянул свою руку, собственно, именно тут моё терпение и лопнуло. Не из-за старых обид и темных дел, куда он втянул меня в попытке выбелить своё имя, а потому что и мысли даже допустить не мог, что его грязные руки коснутся моей Люсьен.
Внутри все кипело, взрывалось, казалось, это было просто невозможно не заметить. Но и неважно было это, потому что для себя я уже многое решил.
– Ты в глуши русский язык забыл? – я завел Люсю за спину, а сам навис над Барановым, пользуясь разницей в росте. Коротышка не ожидал этого выпада, стушевался и пропустил сквозь пелену серых глаз долю страха, правда, довольно быстро исправился, но уже было поздно. Момент упущен, потому что слабость показал. Поэтому и сделал шаг назад, пропуская нас к двери. Его ноздри вспорхнули парусами, губы сжались в тонкую ниточку, а желваки стали отплясывать позорный танец поражения. Но самое интересное, что весь этот театр лицедейства он демонстрировал не мне. Нет. Он испепелял Курочкину! Ссыкло…
Черт, задницей чуял, что просто так мне с рук это не сойдет. Но и оставить Люську ему я не мог. Хер знает, что у них там стряслось, да даже если кошку не поделили при разводе, вон она как дрожит! И взгляд забитый, как у ёжика.
– Но мы всё равно поговорим! – абсолютно «по-мужски» крикнул он нам в спину, за что и получил автоматически выскочивший средний палец.
– Пойдем, Люся.
– Уже не Мила? – горько усмехнулась она, покорно семеня за мной следом.
– Передумал.
– А что так? Ты же так сильно хотел называть меня Милой, – эта женщина будто и забыла, что ещё минуту назад тряслась сломанным вибратором перед бывшим мужем. Чёрт! А не многовато ли мужей? Я ещё с нынешним не успел ни познакомиться, ни морду набить, ни выпить на посошок, так сказать, а уже бывший на горизонте отсвечивать начал.
– Передумал, и всё. Малышей будешь, – я намеренно прижал её к себе, проходя вместе через турникет. Рука легла под грудью, ощущая её сбивчивое сердцебиение. Ведьма, ей Богу, ведьма! Махнул дежурному, пытаясь отвлечь его от тетриса. – Сидорова готовьте, я на улице.
– В смысле?
– В коромысле! – только Васьки и его вечных вопросов мне не хватало до полного счастья. А ведь это только утро!
– Есть в коромысле! А подпишет документы кто?
– Генеральчик ещё у себя, он и подпишет, – я вытолкнул Люсю на улицу, радуясь, что окна нашего кабинета ведут во двор. – Где твоя тачка?
– Зачем тебе?
– Такси долго ждать, а переночевать негде, – окинул взглядом парковку и двинулся к красной «Ауди», спрятавшейся под нависающими ветвями ивы. – Она?
– Ты Ваньку отпустишь? – Люся щелкнула сигнализацией, очевидно, приглашая в салон, но дело у меня было. Присел на капот, выбрав самую удачную точку для наблюдения. – Он правда не мог! С Костиковым дружит, да. Но Ванька добрый, отзывчивый мальчишка с хорошей перспективой на жизнь, что редкость даже для детей из благополучных семей. Его хотят в спортивный интернат забрать, он в олимпийском резерве, между прочим, а через два года я ему квартиру выбью. Ну не шпана он, Кирилл, – от этого её «Кирилл» кровь в венах вспыхнула, а потом бурным потоком хлынула прямиком в пах. Блядь… Ну что за женщина, а? Кто ты? Откуда взялась? И где была раньше? Смотрел на её растерянность во взгляде, покусанные губы и нервные повороты головы в сторону участка, выдающие овладевший ею страх.
Мне внезапно захотелось тряхнуть её, заставить рассказать всё до малейшей подробности. Но это же Курочкина… Не скажет. Ладно, пойдем длинным путём…
– Ваньку твоего Костиков и подставил. Мы утром камеры отсмотрели, поэтому сильно не распинайся, а до утра оставили, чтобы он прочувствовал на своей шкуре, что не все знакомства являются дружбой, – я закурил и достал телефон, чтобы написать Лёхе, пусть пошустрей с пацаном, пока Гвоздь ноздри свои в дело не сунул. Или ещё хлеще – Бяша не начал палки заслуживать перед начальством. – Тебе есть что мне рассказать, малыша?
– Спасибо? Ты об этом? – Люся выдохнула, присела рядом и забрала сигарету из моих рук.
– Нет.
– Чибисов, ты что, меня спас? – внезапно расхохоталась она и положила голову мне на плечо.
Жест этот был необычным, простым, трогательным и до дикости реальным. Она просто смеялась, просто морщила носик, покрытый еле заметными веснушками, и просто лежала на моём плече.
Наблюдал за ней, как за павлином в гнезде аиста. Вроде ничего сверхъестественного, а за душу пробрало хлеще патриотической песни ко Дню Победы. Как она живет? Как дышит? Как в ней уживаются лёд, пламя и отвага, с которой она бросается на амбразуру для защиты своих подопечных. Этот её клубок противоречий, крайностей и внутренних демонов сначала пугал, а сейчас дико интересно стало. Нееет… Людмила Аркадьевна – не про пресность, нет. С такой каждый день ты как на вулкане, причем каждый раз на новом.
– Я что, на супермена похож, по-твоему?
– Вообще-то да, – Люся подняла голову, и плечо вмиг сковало холодом, несмотря на утреннюю жару. – Появляешься вечно из ниоткуда, вырываешь меня из рук придурков разных, правда, потом совращаешь… Так что нет, пожалуй, если ты и супермен, то очень хреновый и сильно озабоченный.
– Все девочки идеализируют мужчин, потому что в детстве поголовно мечтают быть сказочными принцессами.
– Лично я мечтала быть ведьмой, – прыснула Люся, топя меня в своих бездонных глазах зеленого цвета.
Она сегодня другая, немного растерянная, без какого-либо макияжа, оттого и веснушки её детские видно, и озорной румянец на щеках. И пахнет от неё так мягко, без напускной дерзости и сладости. Хочется зарыться носом в волосы и просто дышать волшебным ароматом. Наверное, торопилась, поэтому волосы цвета молочного шоколада собрала в пучок, правда, настырные пружинки кудряшек вылезали, покачиваясь от легкого дуновение ветра.
– А ты знаешь, я не удивлён. Но все же, почему?
– А что? Ходишь в чем попало, жрешь что хошь, потому что кого надо, и так приворожить можно без уморительных диет и дорогостоящих фитнесов, да ещё и транспортное средство всегда под боком, – Люся затушила сигарету, выбросила в урну и взяла с капота свою сумку, очевидно, намекая, что встреча подошла к концу. – Мне пора.
– Пойдёшь со мной на свидание? – я как кот разлегся по капоту, давая понять, что просто так никуда не уйду.
– Чибисов, кол тебе по романтике! Коооол, – рассмеялась вновь она и открыла водительскую дверь. – Но и это неважно, Кирилл. Я не пойду с тобой на свидание ни при каких условиях.
– А что? Ссыкотно?
– С чего это?
– Тогда почему нет?
– Потому что ты носишь погоны. Властью ты наделён, а значит, ничем не отличаешься от них. – Люся пренебрежительно кивнула на участок, а после уложила подбородок на дверь автомобиля и, наверное, впервые посмотрела на меня просто так… Без молний ярости, без шебуршащих коварных мыслишек, без дымки похоти. Это был чистый взгляд охрененно прекрасной женщины, что собралась удрать, оставив меня с тыквой вместо кареты. – Я не пойду с тобой на свидание.
– Пойдёшь, Люсёчек, – я перекатился по раскаленному железу капота к водительской стороне, и Люся взвизгнула, падая на кресло. – Пойдёшь, малыша моя…
Мне мозг затуманили. Ей богу, ничего не соображал, пересчитывал веснушки на её курносике, считал частые вдохи и таял от смятения в её глазах. Меня магнитом тянуло, нависал над ней, заставляя практически лечь на кожаный подлокотник между сиденьями, и дышал.. Дышал… Ею дышал.
– Не пройду, Кирилл!
– Пойдешь, Люся, потому что голову ты мне напекла уже знатно, – прошелся губами от подбородка до уха, сжал мочку, скользнув по бархатной коже языком.
– Уточните, товарищ капитан, какую голову вам там напекло?
– Обе, Люсёк. Поэтому сдавайся, по-хорошему!
– Ни за что, Чибисов… Ни за что!
– Людмила Аркадьевна!!!! – басистый голос пацана заставил меня остановиться. Опустил голову в жесте полнейшего фиаско, но тут же угодил в вырез её пиджака. А дальше? Дальше губы сами сделали то, что следовало. Втянул нежную кожу на правой сисечке, а потом звонко отпустил, наблюдая, как растекается багровый след.
– Сдавайся! – чмокнул её в курносик и, как ни в чем не бывало, направился к своей тачке. – Сдавайся, Курочкина!
– Мечтать, Чибисов! Мечтать…