Сдавайся, это любовь…

Глава 40

Люся

Я смотрела в его туманные глаза, и поверить не могла…

Густая серая мгла искрилась теплом. В них не было смеха, издёвки или даже намёка на шутку. Кирилл был спокоен, серьёзен, а взгляд пронимал до глубины души. Он меня не трогал, не прижимал, а все равно тепло было. Будто в объятиях его грелась, дрожью делилась, испуг отдавала.

Беременна…

Это слово крутилось в голове заевшей пластинкой. Оно царапало старые раны, бередило то, что давно поросло быльём и притупилось. А сейчас нарывом вскрылось.

Казалось, радость замерла где-то под сердцем сжатой пружинкой, которой не суждено выстрелить.

Это шутка?

Определенно, шутка. Ведь иначе и быть не может!

Ждала!

Ещё как ждала.

Внутри буквально все кричало: «Скажи, что это шутка! Скажи!»

Но Кирилл не собирался. Выжидал, когда я отойду от оцепенения, перебирал волосы и улыбался. Его теплые пальцы собирали льющиеся слёзы, нежные родные губы стирали разъедающую соль боли, а ровное дыхание заставляло повторять. Вдох- выдох… Вдох-выдох…

– Мы ждём ребёнка, – прошептал Кирилл, прижимаясь лбом.

И его слова несли что-то большее, чем жизнь. Они несли смысл. Несли глубину. Несли чувства. Настоящие.

Мир перестал существовать. Он схлопнулся плотной капсулой, замыкаясь вокруг нас теплой обволакивающей субстанцией. Время растворилось. Звуки исчезли.

И лишь биение его сердце напоминало, что я не сплю.

Кирилл покрывал моё лицо поцелуями. Вновь и вновь повторяя саднящее счастьем слово: «Ребенок…».

Душа замерла. Все ощущения стали острыми, как лезвие бритвы. Они болезненными штрихами вонзались в мой мир, неся что-то новое. Или уже напрочь забытое.

Казалось, по-старому уже не будет.

Семь букв, несущих в себе бесконечность счастья, болезненных флешбэков и гнетущее предчувствие беды.

– Ты… Ты… Это злая шутка? – хрип раздирал пересохшее горло.

– Это наш ребёнок, Люсёчек.

Кирилл достал телефон, и уютная темнота салона рассыпалась от яркости дисплея, на котором застыла фотография с моей медицинской картой.

Бегло прошлась по сухим цифрам, пропустила стандартные пункты: гемоглобин, сахар… и буквально запнулась о странную строку – ХГЧ?

Нет, Лисицына, конечно, брала кровь… Но какого хера?

И вообще, это совпадение! Роковое стечение обстоятельств. Я прижалась к дисплею носом, вслух матеря Чибисова за эти гребаные наручники, и сдвинула фото вверх, буквально впиваясь взглядом в стандартную шапку бланка. Курочкина Людмила Аркадьевна… Я? Я.

Закрыла глаза и стала дышать. Только бы не шлепнуться в обморок! Пыхтела, как собачка, сжимала пальцами его кожу, чтобы просто поделиться эмоциями, до того как отключусь.

– Тише, малыша, тише… – Кирилл прижался щекой, поцеловал в ухо и вновь отпрянул, возвращая телефон к моему лицу. А на следующей фотографии значилась совершенно волшебная фраза. Диагноз – беременность.

Беременность?

Всхлипы стали бесконтрольными. Оглушающими. Душераздирающими. А после и вовсе превратились в завывание раненой волчицы.

Я с остервенением затрясла руками, громыхая металлом наручников, и не успокоилась, пока Чибисов не расщелкнул браслеты.

Сжала пальцами край платья, задрала его и с дикой дрожью опустила ладони на живот. Кожа вспыхнула, а табуны мурашей поскакали по всему телу.

Я выдохнула. С силой. Будто все это время в лёгких были клубы горького дыма.

Душа была вдребезги. Тело ватное. Мысли спутанные. Дыхание нестабильное. Лишь сердце с удвоенной силой качало кровь, зная, что мы уже не одни.

Я хныкала, как ребёнок… Скулила. Кусала губы. И все гладила-гладила… Я не одна! Я не одна… Боже, как страшно!

Поглощающий все хорошее ужас стал разливаться по телу волной убийственного холода, но тут произошло что-то совершенно волшебное. Горячие ладони Кирилла накрыли мои, сплетаясь пальцами в крепкий замок. Зябкость посыпалась песком пустынь, а кожа стала вспыхивать. Огнем горела! Меня будто в чан с теплым молоком окунули, перед этим забрав всю звенящую тревогу. И внезапно так хорошо стало… Я даже смогла открыть глаза.

– Ты следил за мной? – озарило меня. – Да? Следил?

– Нет, малыша, просто оказался в нужное время в нужном месте.

– Вот все с тобой не так! Чибисов, ну всё не так! В первое знакомство я чуть не убила тебя!

– Ну, не убила же, – улыбнулся он и вновь быстро поцеловал. – Бутылка упала в соусницу с кетчупом. Это убийственная любовь, малыша.

– Да ты трахнул меня до того, как узнал имя!

– Не трахнул, а отлюбил… Это любовь с первого взгляда, милая, – этот гад улыбался! Да так мило, что рыдать хотелось.

У него будто на все был ответ, весомый аргумент, да и в целом какая-то сногсшибательная по своей силе уверенность исходила от него! Он как камень с острыми гранями, в которых хранится непостижимая нежность. Именно так сейчас он на меня смотрел.

– Мы знакомы всего-ничего, Кирилл! А кажется, что уже целую вечность, – я смотрела на наши руки, сомкнутые на животе, не желая тревожить это мгновение. – Так все странно. Ты просто ворвался в мою жизнь, как промо-ролик с демонстрацией чего-то красивого, чувственного и правильного. Странный, необычный… Тебя не испугал ни муж, ни любовник, даже Баранов вызвал в тебе скорее азарт, чем страх. Кто ты? Чибисов! Кто?

– Тебе нужны мои страхи? – взгляд его вмиг превратился в искрящийся кусок льдины. Веки задрожали, а губы сжались в нить.

– Да! Да! Ты, сука, идеальный! Ну, так не бывает, ты понимаешь?

– Мне страшно! Мне пиздец как страшно, когда ты не берёшь трубку! Когда я нахожу тебя в клубе, который оцепили ОМОН и наркоконтроль. Меня по частям рвёт от ужаса, когда за соседним столом сидит главный барыга города в компании отъявленных ублюдков, и они все пускают на тебя слюни! Вот что меня пугает, малыша! – спокойствие Чибисова рассыпалось ледяной коркой. Лицо стало красным, глаза засверкали ярче неоновых огней, а хват пальцев усилился. Он наклонялся все ближе и ближе, а остановился, лишь когда вновь уперся лбом. – Мне страшно, что проснусь, зная, что тебя нет. Что мне не нахамят, не пошлют в дальнюю дорогу, что не покусают перед сексом, а после него не оглушат нежнейшим стоном. Бейся, сопротивляйся, но просто будь на виду. Я не собираюсь закрывать тебя в клетку, мне не нужен ручной попугай. Мне нужна моя малыша, в глазах которой пламя ярче костров под ведьмами.

Он говорил без запинок, не раздумывал над каждым словом. Не взвешивал… Просто обнажался передо мной, продолжая держать руки на животе. И меня накрыло… Не истерикой, нет. А желанием открыться хоть кому-нибудь впервые за долгие мучительные десять лет. Слезы превратились в водопад. Они лились нескончаемым потоком, выталкивая изнутри все, что долгое время хранилось под амбарным замком.

– Я летала… – остатки горечи вышли с резким выдохом. Закрыла глаза, погружаясь в прошлое, о котором никогда не говорила вслух. Все замерло на уровне ощущений, чувств. А теперь, когда все превратилось в слова, стало жутко. – Падение было бесконечным… Видела его глаза, переполненные злобой, ненавистью. Он говорил, что я убила его ребёнка! Убила… Понимаешь? Он в больницу посылал красные розы. День за днем. Букет за букетом. Монотонно изводил меня своим присутствием в моей жизни. Убивал. Душил. Напоминал о произошедшем, не давая возможности примириться с утратой. Я ненавижу розы, Кирилл. Я их ненавижу! В каждом гребаном букете была записка: «Для убийцы». Но я знала, что другого выхода из той квартиры у меня не было. Знала, что это был единственный шанс ухватиться за жизнь! Я летела и мечтала побывать на линейке сына, хотелось самой увидеть первые сигареты в рюкзаке школьника, учуять запах женского парфюма, да спалить за порнушкой, в конце-то концов! Я хотела прожить свою жизнь! Хотела не угробить жизнь своего ребёнка! Летела, прижимала руки к животу и молилась. Молчала всё это время… Знаешь почему?

– Я знаю, что у тебя не было выхода. Тебе не нужно мне доказывать, что твой выбор был единственным правильным. Я тебе верю, Люсёчек. Верю, – Кирилл достал сигареты, но потом выбросил на заднее кресло. – Это больной маньяк, и он никогда бы не выпустил тебя из той квартиры, не сломив. Ты ни в чем не виновата. Ты хотела жить, малыша. И имела на это право. Это твоя жизнь, это наша дочь, это наше будущее…

– Дочь?

– Витька же не простит брата. Скажет, что я бракодел, и не отпустит замуж мамку. А мне пиздец как хочется называть тебя Чибисовой, – он ласково пробежался по браслету, а потом поддел плетение, чуть поднял и разжал ладонь, на которой сверкала буковка «А». – Чибисова… Прости, кольцо купить не успел.

– Значит, это не из-за твоей деменции?

– Это для твоей деменции, малыша, – тихо рассмеялся он и ловко прицепил букву на своё законное место. – Чтобы ты помнила, что я всегда буду рядом. Буду бесить, мозолить глаза, а когда ты начнёшь путать берега, буду трахать… Ты будешь стонать, хрипеть, извиваться и молить, чтобы я остановился! Но я не остановлюсь, малыша… Я уже никогда не остановлюсь!

– Ты ужасный романтик!

– Я просто жутко влюбленный подросток, – он сгреб меня в свои объятия, рассыпая поцелуи по всему лицу. – Ну? Теперь-то ты отменишь эти нечеловеческие испытания? А?

– Ещё чего? Чибисов! Ты теперь с удвоенной силой будешь добиваться свиданий! – я стирала слёзы и смеялась во все горло. Откинулась телом на руль, задрала голову, смотря в тёмное небо, усыпанное гигантскими блискучими звездами. И в момент полного счастья, когда хотелось рассыпаться на миллион атомов, тишину салона нарушил лязг браслетов.

– У тебя был шанс, малыша, – прохрипел Кирилл, сдирая с меня платье. Второй браслет он пристегнул на ручку над водительской дверью, лишив меня возможности сбежать. – Я просил помилования. Ты отказала. Но тебе придётся сдаться, потому что это любовь…