Сдавайся, это любовь…

Глава 28

Тишина квартиры пугала. Если раньше это казалось благодатью после шумного трудового дня, то теперь мне было так плохо, что внутренности все сжимались в спутанный клубок стальных канатов.

Бродил по периметру полупустой комнаты, кружа над разложенными по полу листами из разных дел: поджог квартиры Котаевых, загадочное падение Люська́ из окна, поспешно закрытое дело Баранова по взятке и наркоте, а ещё Генеральчик скрепя сердце притащил мне папку на какую-то Анну Лисицыну.

– Что это? Ты мне просто в нагрузку все висяки подкидываешь, что ли? Думаешь, я сгоряча все раскрою, и тебе вернут майора? Тогда и дело Кеннеди тащи, чего уж мелочиться? – упал в кресло и прямо из горла отхлебнул водки, закусив домашним солёным огурцом, банку которых тоже притащил Лёха.

Друг не успел ответить, потому что входная дверь скрипнула, и громкий топот вперемешку с хриплым гоготом друзей нарушил мою уютную, но удушающую тишину.

– Чибисов! – Гера обнял меня, а потом водрузил тяжелую гирлянду из разноцветной чурчхелы на шею с таким видом, будто олимпийскую медаль, не меньше. – Презент из Сочи. Закусывай, друг, а то язву схлопочешь.

– А мой дед всю жизнь язву водярой прижигал, – Лёха рассмеялся, приветствуя вновь прибывших Королёва, Керезя и Дония.

– Ну, всё правильно, умер-то он не от язвы, а от «белочки», да? Значит, рабочий метод. Русский парадокс, – Доний бросил на стол стопку коробок с пиццей. – Мы сначала её методично выжигаем, а потом лечим. Причем одним и тем же средством. Ну? Чем займёмся?

– Лечить будем. Лечить… – открыл шкаф и выставил рюмки на стол.

После первой дозы «лекарства» по периметру кучи вырезок из старых дел выстроились уже всей компанией.

– Так вот, – Лёха поднял принесенную папку с пола и снова сел в кресло. При этом лицо у него было такое, будто трактор по нему проехался с навозом. Он скривился, поспешно перевернул первую страницу с мелкой паспортной фотографией и с облегчением выдохнул. – Лисицына Анна. Именно она была второй, кто дал показания в пользу Баранова, якобы он в тот вечер, когда тебе «причудились» доллары и героин в том самом конверте, был дома.

– А чего это ты из лица куриную жопку сделал, Генеральчик? Знаешь её, что ли?

Лёха молчал, да так, что зубы скрипели. Сыпал искрами, будто хату мою пытался спалить ко всем чертям. Так-так-так… Кажется, уже тепло, движемся дальше.

– Я её знаю, – Мирон сел прямо на пол, открыл коробку с пиццей и стал уминать, будто не ел год. – Это подруга Люсьен, они с садика, кажется, вместе.

– Ну и зачем мне это? – сел рядом, раскладывая дела по хронологии. Может, так что-то сложится? – Говори, Генеральчик, я же вижу…

– А на следующий день после того, как ты, сопливой сержантик, запер Баранова в обезьяннике, а начальство его выпустило, Анну Лисицыну вызвали на допрос. Сам догадаешься, кто? Или подсказать?

– Ну…

– Де́ла в архиве нет, как и протокола допроса. Я сидел тогда на дежурстве и лично вносил её имя в журнал посещений, а на следующий день мне выдали новенький журнал, а старый в архив так и не сдали. Она проходила по делу смерти одной идиотки с пороком сердца, решившей рожать дома в ванной. История тёмная, к тому же дела и не возбудили. Баранов заставил всех дать показания. Он взял взятку, а девки его покрыли!

– Ты мне-то это зачем доказываешь? Думаешь, припиздел, что ли? Я своими глазами видел этого урода, и взгляд его хищный помню, будто вчера это было, когда он пачки зеленых с мокрого асфальта собирал! Но толку-то? Мне тогда не поверили, а сейчас и подавно.

– Он их чем-то запугал, понимаешь?

– Понимаю, Лёха, – я стиснул челюсть, наблюдая странное возбуждение друга, а в голове загудела отдаленным воспоминанием фамилия. Лисицына… – А не твоя ли это Лисёна?

– Отвали! – Генеральчик швырнул в меня пожелтевшей папкой, откуда первым снегом посыпались странички.

– Отвалил, – я вскинул руки в примирительном жесте, лишь бы не огрести. – Вот только какова вероятность, что Баранов сейчас не сидит у твоей Лисёны на кухне и не выбивает молчание? А? Люсьен уже свалила из города, даже бедолагу Сидорова не бросилась вызволять.

– Ты и без неё справился, Люда же знала, что ты в участке, – отмахнулся Лёха. – Ты сам-то что думаешь?

– Я думаю, что угрожать женщинам – невоспитанно и как-то не по-джентльменски, поэтому либо он косячит сам, либо косячу его я.

– Уволят… Тебя точно уволят, – застонал Гера. – Косячить, так косячить… Ой, Чибисов, вечно у тебя все через жопу. Мне ещё юриста искать, – Гера растёр лицо ладонями и откинулся на спинку кресла. – Свернем Бяшу в бараний рог, а потом моими делами займемся.

– А у тебя что? – хмыкнул Мирон, пристально рассматривая красное лицо друга.

– Жениться собрался, братья, вот только оказалось, что Сеня вовсе и не вдова. Живет её муженёк в непроходимых лесах Алтая под чужим именем, дышит чистым свежим воздухом и дурит голову очередной наивной глупышке.

– Что? – Лёва с Мироном подскочили на месте, ожидая, что Гера рассмеется и даст «отбой». Но нет… Друг мой был сер, суро́в и серьёзен, как никогда.

– А ещё я, кажется, скоро стану папой. Только сын мой в детском доме, а будущая жена, которая еще фактически замужем, слёзы льет, думая, что я сухарь слепой.

– Так у меня ещё всё не так уж плохо, – усмехнулся и разлил по стопкам лекарство для и от язвы. Эх, потом определимся. – Сын уже совершеннолетний, муж, хоть и бывший, но живой и в начальниках расхаживает, сверкая майорскими погонами, а жена моя будущая без присмотра жопку сладкую греет на пляже.

– Сука-любовь, – грустно улыбнулся Доний, все это время следящий за стрелкой часов. Он молчал, хотя все мы знали, что его история любви тоже не похожа на сказку, скорее на индийское кино с потерей памяти и беременной от святого духа любовницей.

– Зато, Керезь, я знаю, кто тебе с усыновлением поможет, – протянул другу кусок пиццы. – Круче Люська́ ты никого не найдешь. Яйца всех нужных тебе чиновников бережно хранятся в её курятнике, они там по насестам сидят и боятся связываться с этой безбашенной дамочкой. Вот такая у меня жена…

– Чибисов, твои яйца, я так понимаю, тоже уже в её корзинке? – первым заржал Лёха, а потом волна мужского хохота понеслась по квартире, смывая напряжение и тревогу.

– Сам отдал, пусть хранит и бережёт до свадьбы. Ладно, то, что Люсьен турков соблазняет, это даже мне на руку, под ногами не путается зато. У нас есть максимум семь дней…

– А дальше?

– А дальше мои кокушки зазвенят от тоски по курочке. Генеральчик, иди к Лисёне и без признания не возвращайся. Хоть наручниками её к батарее приковывай, а факты мне принеси.

– Понял, сдохни, но сделай!