Сдавайся, это любовь…

Глава 41

– Чибисова! Чибисова! – эхом гуляло в голове. Жмурилась, сопротивлялась и, как мышка, зарывалась в мягкие складки одеяла, лишь бы не выныривать из болота сонной неги.

Ну, хорошо же тут? Хорошо…

Нет бесконечных телефонных переговоров, не нужно свыкаться с зудящей мыслью, что я теперь не одна… Это даже касается не ребёнка, чьё крохотное сердечко тихо постукивает у меня внутри, это касается настырного мужчины, заставившего моё по-взрослому сухое и местами потрескавшееся сердце биться в унисон с его.

Меня ломает, выворачивает, как наркомана, без дозы контроля, власти и чувства превосходства… Я с ним себя ощущаю девчонкой. Ей Богу! Хочется хныкать, канючить и просить мороженое перед ужином. Хочется греться у его пламени в глазах, хочется чувствовать бешеную мужскую энергетику и свыкаться, что как раньше уже ничего не будет. Это как в школе. Ты, будучи ребёнком, знаешь, что не получишь вафли, пока не сделаешь уроки. Ты знаешь, мама знает, даже соседи через стену это уже знают, но всё равно продолжаешь ныть и биться в нелепой истерике в попытке поспорить с «высшей силой». Так вот, лицом моей «высшей силы» стал майор Чибисов. Я, как шизофреничка, ловлю его слова, считаю вдохи, млею от теплого взгляда и лужицей растекаюсь в его руках.

– Я все равно тебя вижу, малыша.

– Ну и гад же ты, Чибисов! – непрошенные, необъяснимые и совершенно неуместные слёзы просто душили меня.

Хотелось и смеяться, и рыдать одновременно. Смеяться, потому что понимала всю абсурдность ситуации, в которой взрослая тетка-адвокат прячется в ворохе одеял от майора. А плакать, потому что мой мозг до сих пор не мог принять новость о беременности. Это была не та долгожданная беременность, после известия о которой подкашиваются ноги, немеет язык и съезжает кукушка. Это было чудо!

Невероятное чудо, на которое уже никто и не надеялся. Я просто смирилась с участью, не тревожа разодранную в клочья душу беспочвенной надеждой. Жила. Влюблялась. Замуж выходила. Но никогда не делала попыток забеременеть. Никогда! Любой секс с мужчиной, будь то муж, или мимо проходящий ёбарь, всегда был защищён. И одному Богу известно, что меня дёрнуло на том балконе позволить необъяснимую слабость. Это какая-то колдовская магия, агония сумасшедшего и внутренняя истерика, которую на тот момент могли снять лишь его бешеные от страсти глаза и вязкая масса, стекающая по ногам, как клеймо… Как след. Как метка собственной капитуляции.

– Люсёк, идём завтракать, – Кирилл потянул меня за ноги, буквально вытаскивая из белоснежного гнезда. – Потому что ещё пара минут, и ты надумаешь херни какой-нибудь. Чую беду, ой, чую…

– Прям завтракать?

– Ага. Прям сам приготовил, – когда моя голая задница вырвалась из плена простыней, Чибисов наглым образом шлепнул по ней, а потом так смачно поцеловал и огладил пекучее место. И боль как рукой сняло… Как в детстве, когда на рану накладываешь грязный холодный и мокрый от слюны подорожник.

– Кирилл, скажи, что мне это снится.

– Нет, не скажу.

– Потому что сам в это не веришь?

– Потому что не привык врать и убегать от охренительно горячей реальности, – он приподнял меня, усадил и прижал спиной к себе крепко-крепко, не забыв ущипнуть за грудь.

– И что? Все? Теперь все по-настоящему?

– Так и есть. Уже всё есть, – Кирилл прошёлся горячими ладонями по телу, словно сам хотел удостовериться, что это всё не сон, а потом достал из ящика свою футболку и, практически не смотря на меня, натянул. – Люсь, мне позарез нужно быть в отделе вовремя, поэтому прости, но титечки твои я вечером помну. Кстати, я вчера ещё не все подарки выдал тебе, малыша.

Он быстро поцеловал меня и практически выбежал из спальни. А я стала озираться по сторонам, осматривая светлую и аскетично пустую спальню холостяка: огромная кровать, холодные офисные жалюзи на окне, кресло в углу, неприлично здоровый телевизор на стене и комод под ним. Воровато оглядываясь, приоткрыла ящик, с ужасом рассматривая аккуратные стопки одежды. Странно… В целом квартира была слишком чистой и опрятной для мужчины. Но и Кирилл был всегда выглажен, пах как горный ручей и вызывал ощущение ухоженности.

Черт! Я ведь даже не знаю, какой он в быту?

Опустила взгляд на браслет, с которым теперь не расставалась, и пробежалась пальчиками по буковкам, что теперь висели в правильном порядке, скинув никому не нужную интригу.

Вот так все просто? Пришел, увидел, победил?

Эх, к сожалению, приходится признаться самой себе, что да. Этот мужчина оказался крепким орешком с крепкими орешками. Прислушалась к тишине, спрыгнула с кровати и, тихо посмеиваясь над собственными мыслями, побрела по квартире…

– Три комнаты, две лоджии, стиралка, посудомоечная, свободная гардеробная и кровоточащее от желания сердце наглого майора в придачу, – Кирилл вышел из кухни, сжимая в руке прозрачную папку, не способную скрыть содержимое документа.

Да я этот образец знала как облупленный, не только по работе, но и на личном опыте. Два бланка свидетельства о разводе уже пылились дома в сейфе, а вот и третий подъехал…

– Ну, подходит тебе моё королевство? – Чибисов поигрывал бровью, довольно впитывая мою растерянность. – Есть где разгуляться?

– Стоп! Решение о разводе должно быть…

– Люся, не порть шикарное утро, – он закатил глаза, взлохматил гриву и походкой льва-победителя двинулся ко мне. Обнял, прижал к груди и зашептал: – Я просто ускорил процесс. Даже без превышения должностных полномочий и убийств.

– Честно?

– Честное беструсое, – прошептал он, подхватил меня за подбородок и задрал голову. А когда его губы накрыли рот, то вновь все пошло к черту! Стремительно, безапелляционно и бесповоротно.

Он как тайфун! Все сжирает: мои вялые попытки сопротивления, беснующиеся страхи прошлого и желание притормозить это безумие. Все к чертовой бабушке на каникулы отправляется без права на амнистию. Муравьи мыслей разбредаются по норкам, а я становлюсь покладистой и даже безвольной. Но главное – мое сердце. Моё встревоженное, израненное сердечко начинает биться часто-часто, а по телу течет жалящая истома.

Вот так он на меня влияет! Как на жалкого влюбленного зайчишку…

Влюблённого?

Это давно забытое слово стрельнуло внутри сладостным спазмом. Я даже не сдержалась и застонала, а потом обвила крепкий мужской торс трясущимися руками. Люблю?

Ну и гад же ты, майор Чибисов!

А ещё мент называется! Украл сердце, спокойствие, заставил поступиться принципами, завладел, а после овладел. А ещё и окольцевал, получается. Гадкий! Гадкий майор!

– Пойдем, Людмила Аркадьевна, кофе сварю тебе, – Кирилл подхватил меня на руки и усадил в мягкое кресло. Стол был вновь полон сюрпризов: дымящиеся тосты, омлет, обжаренная на гриле колбаса и свежезаваренный чай с листиками мяты.

– Я не буду кофе, – с жалостью прошептала, осматривая сверкающий агрегат, умеющий готовить кофе на любой извращенный вкус. – Когда я ходила с Витькой, то дважды лежала на сохранении из-за повышенного давления. Поэтому пока я не пройду полное обследование, буду хлебать чай.

– Вот и хлебай, малыша. Так, – Кирилл быстро надел часы, с прищуром всматриваясь в циферблат. – Думаю, три дня на адаптацию тебе будет достаточно. После работы заеду, собери вещи и будь готова. Ориентировочно после шести. Кстати, ты идёшь в офис сегодня?

– К чему готова?

– К семейной жизни, – Кирилл поднялся и начал отжимать апельсиновый сок, забрасывая очищенные дольки в соковыжималку. – Есть возражения?

– Чибисов!

– Чибисова! – внезапно рыкнул он и резко обернулся. – Я всё сказал!

Мои перепонки жалобно затрещали от столь кардинального и неожиданного изменения его тона.

– Ты всё решил? Да? – сжимала вилку в руке, желая лишь, чтобы она согнулась в форме фигушки, чтобы этому майору, так сказать, писю к носу поднести. – И каков твой план? Развести – ты меня развёл, может, и в ЗАГС идти необязательно? Распишешь нас без шума и пыли?

– Да если надо, я тебя и у мамы, и у папы отпрошу. А если пиздец как прижмет, то и у дьявола выкраду, выкуплю, выменяю. Ясненько?

– То есть не припёрло ещё? – вспыхнула я, как дура, ведясь на его провокацию.

– Ты меня испытываешь, что ли, Чибисова? – весело хмыкнул он, опёрся о край столешницы, складывая красивые рельефные руки на груди. – Да? Щупаешь на наличие слабых мест?

– А у тебя всё каменное, да? И вообще, с чего ты взял…

– Щупай сколько угодно, – он еле заметно дёрнул бровью, медленно скользя по моим обнажённым ногам. – Есть две личины женщины в начале отношений, и поверь, маленькая капризная девочка – это своего рода успех.

– А что не успех?

– Женщина-мамочка, – Кирилл сдёрнул со спинки стула футболку, натянул её уж слишком торопливо, чем и выдал себя с потрохами. – Если ты ещё не схватилась за тряпку в попытке вымыть мою квартиру, а на плите в кастрюле не пыхтит куриная грудка, то всё очень даже неплохо. Капризничай, Чибисова, сколько угодно. Я всё стерплю.

– Терпила, блин! А как же уговор? Ты должен был добиться десять свиданий!

– Сколько осталось?

– Восемь.

– Не ври, семь. Вчера ты выменяла одно свидание на феерический, незабываемый и феноменально-гениальный куни!

– Я его выменяла на «омлет», – «серьезные щи», с которыми мы перепирались об оральных ласках, дали трещину, и тишину квартиры разорвал дружный смех. Кирилл поставил стакан сока передо мной, снова поцеловал и сел обратно. – Не менее фееричный, чем твой куни, и на заднем дворе твоего участка.

Про участок это было чистой правдой. После того безумия в машине Кирилла вызвали в отделение, чтобы усмирить адвокатов Орлова, прискакавших вызволять босса. Чибисов на полном серьёзе приковал меня к себе и водил по кабинетам, искренне недоумевая удивлению коллег. Лишь Генеральчик и Монин загадочно улыбались, рассматривая не столько меня, сколько довольного Чибисова. Ну а дальше… Секс в машине… Секс в машине… Секс в машине и доооолгое поднятие на пятый этаж в его квартиру.

– Если бы ты не сопротивлялась, то мы бы успели доехать до дома, малыша.

– А я хочу сопротивляться! – я вскочила с кресла и замерла в центре кухни, сама не понимая, чего хочу больше – разорвать его, как тузик грелку, или завалить прямо здесь и сейчас. Знакомая волна жара стала растекаться по ногам, стремительно ударяя в ноющий от вчерашнего марафона низ живота.

– Тогда я хочу трахать тебя там, где приспичит.

– А меня это устраивает, майор!

Боже! Что я творю?

Но творила я полнейший беспредел. Подпрыгнула и шлёпнулась задницей на холодную гранитную поверхность.

– А меня устраивает, что ты мне должна восемь свиданий, – Кирилл машинально поправил в штанах окаменевший член и ошпарил меня своим взглядом, полным восторга, безмолвного обещания и желания. – Гони, Чибисова, а потом в ЗАГС пойдем либо добровольно, либо добровольно-принудительно. Ой, одинаковая хрень получается, что ли? Ну, ты поняла, всё равно пойдем.

– Я должна тебе?

– Запомни, малыша, – Чибисов хмурился, но покорно смотрел, как мои ноги танцуют танго хлеще, чем Шерон Стоун в «Основном инстинкте». Поджимал губы и пораженчески бросал быстрые взгляды на браслет часов, оценивая, успеем ли мы «пошалить», или опять погоны придётся снимать. – Ты сорвала куш: шикарный любовник, любящий преданный муж, но несгибаемый упрямец. Ты не сделаешь из меня тряпку, малыша. Потому что это невозможно априори.

Кирилл внезапно подошел вплотную, и вот уже его руки скользят по моим коленкам. Ну-ну… Несгибаемый? Сейчас мы это быстро исправим. Я стала раздвигать ноги, ожидая, что его сильные пальцы проложат начатый мной танец. Но гадкий Чибисов замер, стиснул руками мои ноги и тихо так рассмеялся, глядя прямо в глаза.

– Так что гони мне мои восемь незабываемых свиданий, Чибисова. И кстати, с мамой мы вечером едем знакомиться.

– С какой мамой? – моя челюсть звонко брякнулась на пол, а глаза как приклеенные смотрели в спину вальяжно удаляющемуся мужчине. – С чьей мамой, Кирилл!?

– С твоей, конечно…

Я так и сидела как истукан, пока не хлопнула входная дверь после довольного выкрика: «До вечера, Чибисова!».

Злилась. И на Кирилла – за давление, и на себя – за неконтролируемое желание сделать все наперекор.

А ведь он все правильно сказал. Все мои мужчины после Баранова были без огня во взгляде. Без стержня, без силы дать отпор. А этот будто из стали! Чувствует меня, видит насквозь, не давая шанса на хитрость. И это бесило ещё сильнее.

Он будто все обо мне знает. И то, что влюблена в него по самые уши, и то, что сил сопротивляться во мне почти не осталось…

Спрыгнула со столешницы и отправилась бродить по квартире, чтобы хоть как-то успокоить мысли.

На красивом лаковом комоде у входной двери нашла связку ключей с брелоком в виде птички, а под ней лежала записка, написанная удивительно красивым мужским почерком: «Ключи от нашего дома».

Сука! И ведь не поспоришь…

Вот что с ним делать? Любить?

Любить…