Сдавайся, это любовь…

Глава 26

– Что тебе нужно?

Я собралась с силами и выдохнула, вспоминая всё, что говорила сыну в попытке его успокоить. Быстро метнулась к телефону, смахнула блокировку трясущейся рукой и замерла, рассматривая последнее входящее сообщение от Чибисова:

«Моя!»

Всего три буквы, а сколько в них силы! Сколько в них желания, кипучего, настоящего, неподдельного! Просто ЕГО, и точка.

Я медленно сползала спиной по ободранной стене. Сын прав, я так тщательно отбирала для себя мужчин, придиралась ко всему, начиная с профессии, заканчивая нетерпимостью к жгучим карим глазам, что вовсе забывала отойти подальше и посмотреть картину в целом. А в целом получалось, что мужьями моими становились слабые и покоцанные жизнью мужчины, в которых было всё хорошо по отдельности, но общая картина теперь была похожа на уродливую карикатуру. Вышла бы я замуж за Кура, зная о его инфантильности и зависимости от мнения матери?

Нет…

Но тогда я видела в нём только прекрасное: самостоятельность, внимательность и аккуратность, а большего мне и не нужно было.

А вот Чибисов впорхнул в мою жизнь неконтролируемым порывом ветра, снес к чертям все заборы, которые я методично выстраивала все эти годы, сорвал броню и поселился в сердце, будто всю жизнь там и был.

Он другой! Резкий, открытый, сильный и упёртый. Он всегда все делает по-своему, но при этом щепки не летят во все стороны, не ломает, не рушит и не топчется на психике в задорном цыганском танце самолюбия.

Другой.

Непокорный, своенравный и мой…

Как всё, оказывается, просто! Ох, Кирилл…

– Прежде чем ты позвонишь своему любовнику, Мила, я бы посоветовал выслушать меня, – слова Антона влетели в замочную скважину с такой силой, что я зависла. Пальцы словно парализовало, смотрела на незнакомый номер и будто порядок цифр пыталась запомнить, сама не понимая, зачем. – Если ты сейчас сделаешь опрометчивый шаг, Милка, я всё верну. Ты же всё помнишь, да? Помнишь… Это невозможно забыть: нашу страсть, любовь, тягу к приключениям и безумства, которые мы с тобой творили назло всему миру!

– Что ты хочешь?

– Дверь открой, Милаша.

– Через дверь говори, Баранов. Я не открою.

– Откроешь, потому что иначе я твоего ёбаря уничтожу, – Антон говорил спокойно, голос его был ровным, хорошо поставленным, будто всё было отрепетировано не единожды. – Он и так уже в капитанах очутился, потому что берега все перепутал. Лезет на рожон, а с серьёзными людьми нельзя так. Правоохранительные органы – они ж избирательные, если есть бабки, то они тебя охраняют и в попку целуют, а если нет, то смирись с тем, что ты на хер никому не нужен со своим горем, никто не возьмёт тебя балластом на статистике. А Чибисов твой всё с ног на голову решил поставить, суперменом себя возомнил, делает то, что вздумается, и никто ему не указ. Но ничего, Милка, я его быстро выправлю, если ты мне дверь не откроешь. Будет у меня по струнке ходить, ты же помнишь? Я умею… Только с годами я отточил своё мастерство. Пожалей молоденького капитана, у него ещё вся жизнь впереди.

– Ты не знаешь Чибисова… Он никогда не станет плясать под твою дудку, потому что, в отличие от тебя, у него есть понимание того, кто мразь и трусливый ублюдок, а кто нет.

– Понимает, говоришь? – Баранов так громко рассмеялся, что мои перепонки задрожали. – Ну, тогда смирись, что это твой выбор. А ты знаешь, я даже рад, что ты брыкаешься, а то засиделся я в глухой тайге, заскучал по перфомансам. Да начнётся спектакль, Милаша… Ты ещё на бис попросишь, когда осознаешь, что никуда тебе от меня не деться, милая Милаша. Сама приползешь, ещё и трусишки на пороге сбросишь, потому что истосковалась по настоящему траху.

Не врёт… Что он задумал??? Я даже понять не могла, в какой момент дёрнула ручку, но было уже поздно включать голову. Антон уж слишком ловко ввалился в квартиру, правда, остановился в дверях и медленно потянул носом, словно брал след, как ищейка.

– Милашей моей пахнет. Сладкими карамельками, – он закрыл глаза и растянулся в гадкой ухмылке. – Я скучал, милая Мила. А ты? Признайся, скучала? Столько лет прошло, а на языке до сих пор ощущается вкус твоего возбуждения. Ты помнишь? Помнишь наш секс? Ты ж текла, как крыша сарая, извивалась подо мной и стонала так, что соседи лупили по батареям!

– Нет. Мне всё желание отбило скучать по тебе.

– Смешно. Так я тут ни при чём. Свои грехи я помню, а чужого мне не приписывай, – он дёрнул плечом и опустился на замшевый пуфик, рассматривая мою квартиру. – Ты ж сама выпрыгнула. Сама!

– Антон, говори, с чем пришёл, и разойдемся…

– А ты мне тут не указывай, – от напускного спокойствия Баранова вдруг не осталось и следа. Он одним рывком схватил меня за руку, вывернул, заводя за спину, и стал усиливать хват, пока я не рухнула на колени у его ног. Кусала язык, шипела, но не позволяла себе дать то, что ему нужно. Он не увидит моих слёз!

Дура! Дура! Столько лет прошло, а я всё такая же дура… Вскинула голову, впиваясь в него взглядом. Пусть видит, что не боюсь! Мне больше нечего бояться, я всё пережила, через всё прошла! Мы с ним и горели, в нас стреляли, а потом я летала, больнее уже просто быть не может.

Бывший муж возвышался надо мной, шаря по телу обезумевшим взглядом. Сжимал волосы до боли, вдыхал их аромат и морщился от отвращения, прекрасно понимая, что пахнут они чужим мужчиной. Вернее, моим, а вот он уже в моей жизни – чужой. А когда наши взгляды встретились, он вздрогнул, не успев сдержать шокирующее удивление.

– Оппа… – Баранов усмехнулся и даже на миг отвёл взгляд. – Что я вижу? Милаша моя, да не моя? Не боишься уже? Потеряяяла страх, ой потеряла… А зря. Ведь росла и черствела не только ты, любимая. Поэтому слушай меня сюда, дрянь, – он резко наклонился и начал водить носом по моему лицу. Дыхание его становилось тяжелым, грудным, с внезапно вылетающими хрипами. Он как ненормальный шарил рукой по моему телу, распахивал халат, чтобы все ощупать, словно дорвался, получил то, о чем грезил все эти годы. Сжимал грудь, с силой крутил соски, ожидая слез и мольбы о пощаде. Но не получит он ничего! Ничего! – Пока ты тут развлекалась и моему сыну мозги промывала, я гнус на болотах кормил, жопу рвал, чтобы заслужить возможность вырваться из ссылки, в которую меня отправил твой Чибисов. Да-да… Ой! А что? Он тебе не рассказал?

Я вздрогнула и даже рот от изумления открыла. Собственно, этим и воспользовался мой бывший муж. Его холодный мокрый, как у собаки, язык толкнулся меж губ, а меня чуть не вырвало. Настойчивые спазмы стали накатывать болезненными волнами, а в голове застучали молоточки тревоги.

Баранов с отвращением обтер рот, ощерился, наблюдая за моим судорогами, а в глазах все сильнее разгоралось пламя гнева.

– Какой-то сраный сержант уложил МЕНЯ на лопатки! Лишил возможностей, семьи, любимой жены и сына! Он, тварь, за всё мне заплатит! Ты думаешь, я ради тебя вернулся? Дура… Думаешь, не знаю, что ты тут полгорода через ЗАГС протащила? Знаю я всё, но, сука, всё равно люблю…. – Антон снова заскользил носом по скуле, а потом со всей силы прикусил кожу, как любил это делать, на самом видном месте. Чтобы весь мир наблюдал его печать! Как рабыню расписывал меня, клеймо принадлежности ставил. – Люблю, Милаша, поэтому и выбор даю тебе. Я его сгною при любом раскладе, но вот методы – они же разные, а решать придётся тебе, сука ты моя красивущая. Хочешь, чтобы ему спокойно дали уйти из органов? Хочешь, вижу… Ты ж всех спасала с самого детства, вот и меня спасла. Влюбилась в хулигана, наивно полагая, что сделаешь из меня человека? Дура ты, Милка. Дура!

Баранов оттолкнул меня с силой так, что я прокатилась по полу, пока головой не вошла в дверь спальни, где на тумбе пищал мой телефон. Знала, кто там… Знала.

– Если я узнаю, что вы видитесь, то наша договорённость вспыхнет незавидной судьбой бедного капитана Чибисова. Запомни, Милаша, всё в твоих руках. Если я узнаю, что вы с Витькой ошиваетесь около него, то придётся напомнить, как сердится батя. А я не хочу, ей Богу, не хочу! Кстати, и подружке своей Аньке скажи, чтобы не чирикала, а то у меня до сих пор остались документы по тому делу. Бедная девочка… Её ребёнку было бы уже лет одиннадцать, да? Но нет же… Пришла врачиха и убила их обоих, потому что вместо учёбы ходила по дискотекам. Я докажу, что это врачебная ошибка! Докажу, суки… Вы у меня все по струнке ходить будете! А болтать начнёте, то ускорите свою судьбинушку. Пока, любимая. Кстати, ты как слёзы утрёшь, дай знать? В кино сходим, а потом, как в молодости, отожжём на заднем сиденье тачки. Хочу вновь вылизать тебя до последней капли, как тогда… А ты кричать будешь, драть мне спину и хрипеть: «Ещё! Ещё!». Чао…

С этими словами моя квартира опустела. А я смогла наконец-то вдохнуть.

Сука…

Меня душило ощущение, что вокруг меня все отравлено. Я вскочила и бросилась на балкон, распахнула все окна, пытаясь просто насытиться воздухом. Дышала… Дышала… Но в лёгких словно пусто было.

Он не может! Не может просто так ворваться в мою жизнь и снова разрушить всё до последней песчинки! Почему? Почему именно сейчас?

Хлопок подъездной двери выдернул меня из путаных мыслей, открыла глаза, смотря, как мой бывший муж весело шагает к чёрному внедорожнику, а дойдя, резко оборачивается, прикладывает ладони ко рту и начинает орать:

– Любимая, а это, чтобы ты не думала, что я шучу…! Обожаю я тебя и никому не отдам!!!

Что это? Что он имел в виду? Меня словно неведомой силой отбросило к стене, грудь заныла, сердце сжалось в бесчувственный, бескровный булыжник, а на языке застряла горечь безысходности. И только настойчивый звонок телефона вновь и вновь возвращал в реальность.

– Да!

– Люда, ты где? – орал мой коллега Петров. – Там Сидоров опять в участок загремел, а возле него пять минут назад тачку взорвали!

– Что ты несешь? – тело перестало слушаться, я осела на кровать, смотря в серое небо, что еще час назад дарило тепло и спокойствие.

– Ну да. Говорят, капитана какого-то, что ли… Так ты приедешь? Меня не пустили, может, тебя пропустят?

– Нет, Петров. У меня отпуск…

Я металась по квартире, сгребая все вещи в чемодан, умываясь беспрестанным потоком своих горьких слёз. Он угробил мою жизнь, но ЕГО жизнь я ему не отдам.

– Витя, ты где? – запихивала в машину вещи, не чувствовала тяжести чемоданов, просто пыталась исправить то, что сотворила много лет назад.

– У Дамира, я же тебе сказал. А что?

– Ты когда в Питер возвращаешься?

– Вечером. Мам, что произошло? – сын напрягся, а шум на заднем плане прекратился вместе с хлопком двери.

– Я собрала твои вещи, жду у бабушки…