Сдавайся, это любовь…

Глава 25

– Мусь, а Мусь? – тихий шепот вперемешку с частым дыханием щекотал ухо. – Кто он?

– Кто? – я как ошпаренная сгребла плед, пытаясь вспомнить, успела ли я перед сном надеть халат. Чибисов после нашего разговора уснул мгновенно, а вот мне было совсем не до этого: мысли клубком шебуршали в голове, пока в окне не забрезжил рассвет.

– Чибисов этот твой, кто ещё? – Витька хохотнул и абсолютно неподобающе заиграл правой бровью. – Не птица, и ладно.

– Два тебе по орнитологии, – я выдохнула и шлёпнулась на подушку, а потом сгребла своего уже взрослого сына в охапку, прижала к себе и зарылась лицом в его волосах. – Он говорит, что его я теперь. И уверенно так говорит, словно и усомниться уже невозможно.

– А ты что говоришь? – Витька расслабился и великодушно позволил матери расплескать всю любовь и нежность, накопленные за полгода, что не виделись.

– А я говорю, что такого в жизни не испытывала.

– Ты же не про «уф-уф», Мусь?

– Хам и пошляк! – я шлёпнула его по спине, потом смачно чмокнула в шею. Колючую, пахнущую смесью мужского и женского парфюмов шею. Боже… А ведь он недавно ещё модельки по полу катал! Стоп… Женские духи? Это что за новости?

– Я вчера, как дурак, спать в наушниках лёг, а у вас тишина…

– А откуда ты знаешь, что тишина, если в наушниках был?

– Мусь, ну я серьезно же! Кто он?

– Он служит в полиции, младше меня на пару лет, красив, настойчив и крайне прямолинеен. И ты знаешь, наверное, мне это даже нравится, – я изо всех сил старалась не улыбаться. Прислушивалась к бряцанью на кухне, гадая, что за Армагеддон там творится.

– Ты что, влюбилась? – Витя отпрянул, сжал мои запястья и стал в глаза заглядывать, пытаясь что-то там рассмотреть. – Мусь? Влюбилась? Глаза горят, щёки вон румяные, как у девятиклассницы, похудела так, что больше на телку мою смахиваешь, чем на мать. Признавайся!

– Витя, это не разговор матери и сына.

– Ещё какой разговор, – он так раздухарился, что стал трясти меня, поторапливая с ответом. – Ни твои Козлов и Кур не вызывали у тебя такого румянца смущения. Что, я не помню, думаешь? Ты ж их выбирала похлеще, чем на кастинге в эскорт-агентстве. Взвешивала плюсы и минусы, со мной советовалась.

– И ты был против, между прочим, – я вытянула руки из мертвой хватки сына и села, откинувшись спиной на мягкое изголовье.

– Поэтому и против был. На кой ляд они нам с тобой вот нужны, когда твои глаза не горят? Когда ты больше расстраивалась, терпела и приспосабливалась, вместо того чтобы кайфовать от жизни?

– И сейчас против? – мне было даже страшно обернуться в сторону сына.

Витя прав… Он такие истерики поначалу закатывал, что у всех моих мужей волосы дыбились! Больше всего досталось Козлову, да и выдержал он всего два года, и то, потому что первой терпение лопнуло у меня. А Куру повезло больше, Витька три года назад пришел ко мне с папкой, в которой была вся информация по военным училищам. Мой оболтус, драчун и гроза района, смело глядя в глаза, сообщил, что хочет быть военным. Ооооо… Помню этот день, как сейчас. Я рыдала, пытаясь разжалобить его и отговорить бросать мать, но мой подросток был неумолим.

– А сейчас я уже взрослый, мам, – сын поцеловал меня и прижался своим лбом к моему. – И глаз у тебя, Мусенька, горит так, что дышать жарко!

– И чему тебя только в академии учат? Как может быть жарко дышать?

– Не придирайся к словам. Короче, он вроде нормальный мужик, не тело́к, не скряга, да и крепкий такой.

– Это что, благословение? – расхохоталась я.

– Плодитесь и размножайтесь, Мусь. Ты мне сестру, между прочим, обещала на каждый Новый год. Вот, мне уже скоро девятнадцать, а на меня ещё до сих пор никто не срыгнул по-родственному.

– Вить, у тебя жар? Я трижды была замужем, больше я туда ни ногой!

– Ой, знаешь поговорку про зарекающуюся девку? Кажется, ты и про полицейских так же говорила.

– Эх… Говорила.

– Тогда не ссы, мать. Просто живи в кайф!

– Не думала, что ты так скоро начнёшь мне мозги промывать. И вообще, какого фига ты примчался? У тебя же сессия! – я отряхнулась, вспомнив, что из нас двоих тут взрослая именно я, а не этот наглый юноша.

– Я почти все сдал, мам. Не переживай, а через неделю мы с парнями летим в Сочи, поэтому единственный шанс вырваться – это между экзаменами. Уже видела отца? – Витя вмиг изменился в лице, взгляд его стал холодным, немного колючим.

– Видела.

– И что?

– Поговорить хотел.

– А ты?

– А меня Кирилл увел.

– Кирилл его знает? – выпучил глаза Витька.

– Знает…

– Мам, я поговорю с отцом, чтобы он не подходил к тебе. И вообще, какого черта он припёрся? – сын вспыхнул от возмущения, вскочил с кровати и стал нарезать круги по комнате. – Он специально вернулся? Давно кровь твою не пил?

– Витя, это твой отец, и я не хочу вспоминать то, что было много лет назад. Мне все равно, зачем он вернулся, но мне не все равно, когда мой сын срывается с места и едет спасать взрослую мать. Со мной все будет хорошо, столько лет прошло.

– Хм… – Витька подошел к окну, сложил руки на груди и долго молчал, смотря вдаль. – Люди не меняются, мам. Он мог вернуться в любой другой город, но приехал сюда. Поэтому всем будет лучше, если ты сразу снимешь розовые очки и расскажешь все Чибисову. А не расскажешь, я отменю поездку и буду с тобой. Я … Я тогда чуть тебя не потерял, а сейчас этого не допущу. Пусть в глаза мне посмотрит, папенька.

– Ты не забыл, что все ещё сын мой? – скинула ноги с кровати и стала шарить в поисках тапочек. – Прошло десять лет! Пора уже обо всем забыть и, как ты сам выразился, жить в кайф. Вот и ты живи, Витюша. А я справлюсь.

– То есть Чибисов ничего не знает?

– Он знает то, что ему положено знать.

– Стой, ты же не собираешься включать тупую телку, чтобы доказать, что и без мужской помощи справишься со всем?

– Эх! Зря я тебя не лупила! – взгляд упал на джинсы Кирилла, в петлицах которых сверкал металлической пряжкой ремень. Руки сами потянулись к нему, а уже через мгновение Витька степным джейраном бегал от меня по всей квартире.

– Это что за танцы бабуинов? – сквозь смех прохрипел Чибисов, выбегая из кухни. Мы с сыном замерли, я-то, понятное дело, таращилась на его крепкий торс, а Витька следил за рукой Кирилла, в которой был зажат круассан.

– Завтрак? – сын забыл и про страх быть наказанным, и про наш разговор, семеня уже в сторону источника божественного аромата свежей выпечки. – Прости, Мусь, но сессию БДСМ продолжим позже.

Витя выхватил из моих рук ремень и забросил на антресоль, на всякий случай.

– Доброе утро, госпожа, – в голос ржал Кирилл, скользя пристальным взглядом по мне с ног до головы. – Меня сегодня тоже ждёт наказание?

– Чибисов, – Витька встал рядом с Кириллом, точно в такой же манере подпер стену, пройдясь по мне таким же оценивающим взглядом, и вновь посмотрел на него. – А ты был женат?

– Неа, – Кирилл разломил круассан и щедро поделился с сыном. – А что, есть вариант?

– Тогда рекомендую. Муся тебе и выкручивание сосков, и промывку мозгов, и наказание организует. Папенька, знаешь какая она в гневе? – гоготнул Витька. – Девушка – огонь, очень рекомендую. Правда, она зареклась замуж выходить, но с этим ты сам разберёшься.

– Предатель ты, а не сын! Что, вот так просто сдаёшь единственную мать? А вдруг он маньяк, насильник или серийный убийца? А? Я его знаю-то… всего-нечего.

– О! А это уже интересно, – Витька шлепнул резинкой трусов и заржал. – Мать, мы что, спали в одной квартире хер знает с кем?

– Боюсь, что даже его хер не знает, что за черти живут в его хозяине, – это было правда забавно.

Сын, Чибисов, и это неуместное, почти комичное сватовство, хотя ещё след не остыл за Курочкиным. Я сплю?

Стояла и вспоминала, когда в последний раз Витька находился дома больше пяти минут? У него же чесотка начиналась от Курочкина, а когда мы жили с Козловым, то на двери его спальни красовалась табличка: «Крупнорогатым вход воспрещен». А тут стоит, ржет, ещё и взглядами игривыми с тем обменивается.

– Всё! Жениться позже будем, – Кирилл схватил меня за руку, притянул к себе весьма грубо, лишая возможности на сопротивление. Ну хоть чуть-чуть… Ну хоть ради приличия! – Доброе утро, малыша.

Действительно, доброе… А когда его губы так требовательно и весьма грубо впились в мои, то, кажется, даже птички так радостно защебетали. Чибисов шлепнул меня по заднице, направляя в кухню. Я не просто обомлела! Я охренела!

Ожидала чего угодно, но не накрытого, как в хорошем отеле, стола.

– Мать, – прошептал Витька, осматривая разнообразие блюд, начиная с омлета, заканчивая горячими круассанами. – Надо брать! Он хоть тебя откормит, а то ветром скоро таскать по улицам начнёт уже.

– Остряк! – я щелкнула сына по затылку и села на свое место, а ещё через мгновение передо мной очутилась чашка свежесваренного кофе. – Ты кто такой, Чибисов? Кто ты, мать твою, такой?

– Вот, опять она про мать твердит, – Кирилл шлепнулся в кресло рядом, бесстыже жмякнул меня за коленку и, подобрав под себя ноги, стал уплетать омлет. – Ладно, познакомлю. Ешь, давай!

Наш завтрак вовсе не походил на компанию малознакомых людей. Кирилл живо и с интересом расспрашивал Витьку про учебу, про дальнейшие планы, и это был не просто трёп ради галочки. Они спорили, изредка толкали друг друга локтями, а потом гоготали в голос так, что стены дрожали.

Улыбалась, как девчонка, наблюдая за ними, тихо посмеивалась и уплетала омлет. Впервые я не бросилась к телефону с утра пораньше, не накидала в голове кучу дел, не слиняла из дома, чтобы не видеть балаган. Я просто наслаждалась утром. По-настоящему добрым утром…

– Так, всё, – Кирилл посмотрел на часы и поднялся. – Сыночка-верзилочка, моешь посуду, а я – на работу.

– А я-то думал, ты нормальный чел, – наигранно расстроился Витька, но тарелки со стола все же собрал. Я дёрнула удивленно бровью и пошла следом за Кириллом. Он одной рукой надевал джинсы, второй листал что-то в телефоне.

– Что дальше, Чибисов? К родителям моим поедешь?

– Если надо, то и к родителям поеду. Хоть кто-то же должен тебе мозг промыть? Моя ты, малыша, уже моя. До последней клеточки, – он вскользь улыбнулся, а потом кивнул на сигареты, спрашивая разрешения закурить. Я махнула рукой, а Кирилл скрылся за балконной дверью, отвечая на входящий звонок. Курил и смотрел не на город, а на меня. В упор. Пристально. И разговор этот был странным. Чибисов молчал, по инерции кивая головой, будто внимательно слушал важную информацию.

Мать моя женщина… Это что – признание было?

Сухое, правдивое и по-мужски искреннее?

Включила утюг, разложила его смятую футболку на доске и стала гладить.

А я? Влюбилась? Почему все в нём такое странное? Прямое, жесткое, требовательное? А главное – почему во мне это все так сильно откликается?

Краем глаза осматривала себя в зеркале, а когда взгляд скользнул по волосам, то взвизгнула! И никто ничего не сказал же! Отставила утюг, стянула резинку для волос, пытаясь собрать взъерошенную кипу во что-то более-менее приличное. Вот неужели ему это нравится?

Мой крепкий сорок шестой размер, эта грудь, которой в случае чего можно и придушить к херам собачьим, серый и безжизненный цвет лица, хоть и с прорывающимся румянцем.

Люся, заткнись! Просто прекрати себя топить, жалеть и гробить! Если б ему это не нравилось, стал бы он тебя дрюкать, как ненормальный?

– Теперь эту футболку я повешу над кроватью в рамку. К ней прикасалась лёгкая рука моей малыши, – Кирилл вошёл в спальню, убрав телефон в карман джинсов. Но замешательство его было недолгим. Уже очень быстро я оказалась припечатанной к его груди, чувствовала жар кожи и впитывала учащенный ритм сердца. – Предчувствие у меня нехорошее.

– Да ты Ванга, Чибисов? Сколько в тебе качеств сокрыто? И доктор, и ёбарь, и психологическая помощь на выезде, а теперь ещё и предсказания.

– За ёбаря мерси, конечно, – Кирилл сжал мои бёдра, прижал к себе крепче, чтобы я ощутила его твердый агрегат. – Но не дразни, малыша. Сына там так увлечен мытьем посуды, что даже не услышит твоего милого писка.

– Ты же опаздывал? – ой, Люся… Куда ты лезешь? Стоило бы задать себе этот вопрос, вот только задница моя была явно настроена на приключения, оттого и завиляла бесконечностью, прижимаясь к его горячему паху.

– Поздно…

Действительно поздно!

Кирилл вытащил меня на балкон, припечатал к остеклению и с нетерпением задрал халат, под которым не было белья.

Все смешалось! Его рваные, нежные, но переполненные нетерпением касания, тихие хрипы и опаляющие поцелуи. Он меня сжигал! По миллиметру, заполняя всю до последней капли. Это был не секс, это было пламя, сжирающее все на своем пути.

Меня выворачивало, скручивало в тугой канатный узел и лишало воздуха. Его толчки были быстрыми, беспощадными и грубыми, словно не видел женского тела он лет пять.

Горячая волна лупила по нервам, медленно двигаясь по ногам к эпицентру цунами. Не дышала, не думала, не жила… Рядом с ним все иное. Бесстыжее, откровенное, убийственное. Прижималась щекой к холодному стеклу, пытаясь собрать ставший размытым вид из окна воедино. Не думала, что нас могут увидеть. Вбирала, наслаждалась и таяла от жара его тела. Мой мальчик…

И оргазм, который накрыл меня оглушающей лавиной, был душераздирающим по своей силе. Кирилл зажал ладонью мне рот, впиваясь пальцами, чтобы не заорала. А я и не могла… Тряслась, как лист осиновый, и умирала…

– Прости, малыша, – Кирилл захрипел и дёрнулся, желая прервать это безумие, но я ногтями вцепилась в его бёдра. Желание получить все до самого остатка, впитать оргазм до последнего всхлипа накрыло с головой.

– Я… Я не могу иметь детей, – сквозь трескучую боль прошептала. А Чибисов все понял. И уже через пару секунд ощутила то, чего так жаждала. Его последние толчки были грубыми, резкими и охренительно нужными.

Мы ещё долго стояли обнявшись. Его руки с силой прижимали к себе, а сбивчивое дыхание шпарило по влажной от пота коже.

Неужели я это сказала?

Пусть знает. Вот так, Кирилл! Я тебя предупреждала, чтобы не прикипал… Предупреждала. Вот теперь смотри, что получилось….

– Мусь! Я к Дамиру! – крикнул Витя и грохнул тарелкой о раковину.

– Отца не забудь, сын, – рассмеялся Кирилл, поправляя мой халат. – Иначе меня отсюда и буксиром не вытащить…

Я стояла в прострации. Смотрела, как мужики, перебрасываясь шуточками, собираются в коридоре. Наблюдала за задумчивым Кириллом, что постоянно бросал взгляд на свой телефон, валяющийся на тумбе, словно ждал чего-то важного. Красивый… И профиль его такой резкий, волевая линия подбородка и глубокий туманный взгляд карих глаз. На коротких взъерошенных волосах ещё блестели капли воды после душа, а намокающая футболка прилипла к мощной спине.

– Веди себя прилично, малыша, – Кирилл быстро поцеловал, а потом достал телефон и что-то быстро напечатал, после чего мой смартфон брякнул входящим сообщением. – Это я уже скучаю…

– Чибисов, про сестренку мою не забудь, – загоготал Витя, закрывая ладонью глаза, пока шел вдоль стенки к выходу.

– А дальше что? – меня вдруг накрыло неконтролируемой волной страха. Сжала ворот футболки, которую ещё недавно наглаживала.

– Ты сегодня идешь на работу?

– Да…

– Тогда вечером я приглашаю тебя на ужин.

– В макдак?

– Куда скажешь…

С этими словами они ушли. Я ещё долго прислушивалась к громким смешкам и мужскому гоготу, заглушаемым глухим топотом по лестнице.

Что за нафиг?

Я ему вчера призналась, что это мои показания чуть в тюрьму его не отправили, а он мне завтрак с утра готовит? Что за мужчина?

Уговаривала себя успокоиться. Прижимала руки к груди, пытаясь замедлить сердцебиение, а когда уже двинулась в сторону ванной, квартиру взорвала трель дверного звонка.

Вернулся… Притормозила у двери, прижалась к глазку и от доброго утра не осталось и следа, а прошлое грозовой тучей нависло над всем светлым, радостным, во что я успела поверить за эти пару часов…