ЭБНЕР.
Откинувшись на высокую спинку кресла, Риан подхватил со стола императорскую печать и задумчиво покрутил её в руках, пристально изучая.
— Насколько всё серьёзно? Я имею в виду, как далеко вы успели зайти?
— Настолько, что обратного хода нет. Да я бы и не отступил! Гномик — моё сердце, понимаешь? Она просила тебе ничего не рассказывать, сама хотела признаться, но я так не могу, вот и пришёл…
Резко хлопнув ладонью по столешнице, Риадрон поднялся и рявкнул:
— Как ты мог?! — Я непроизвольно втянул голову в плечи, а он продолжил: — Девочка тебе доверилась, а ты не успел выбраться из кровати, к её отцу стучать побежал!
Глядя, как я оторопело хлопаю ресницами, пытаясь осознать, что он сказал, повелитель вдруг расхохотался и бросил в меня печать.
— Тьма, ты бы сейчас себя видел!
— Так ты не против? И убивать меня не будешь? — спросил я, поймав летящий в голову снаряд.
— Эбнер, почему я должен быть против нормального мужика рядом со своей дочерью? Я знаю, что ты её не обидишь, будешь защищать и оберегать, как бы она ни выносила тебе мозг. Кто, как не я, осведомлён о её упёртом характере и авантюризме? Откровенно говоря, я боялся отдавать Риджи замуж: мало ли, вдруг у её суженого терпения на дикие выходки супруги не хватит? А теперь я спокоен, ты меня много лет терпишь, а это тоже не просто. Тут-то тем более справишься, жену ведь ещё и наказывать можно. Ну и последнее: я люблю тебя как брата, ты — часть моей семьи, и если в ней все счастливы — я тоже!
Облегчённо выдохнув, я опустился в кресло и поставил на стол многострадальную печать.
— Я тебя тоже люблю и жутко не хотел портить с тобой отношения. Клянусь, я сопротивлялся обрушившемуся на меня влечению к гномику, как мог. Но устоять оказалось выше моих сил, — признался я, вяло ухмыльнувшись.
— Это радует. Раз уж ты решился против меня пойти, значит, и правда влюблён без памяти, — заметил император, обходя стол и присаживаясь на столешницу.
— Только, Риан, можно, я тебя папой называть не буду?
— Попробуешь назвать — уши откручу!
— Договорились. И ещё… раз уж ты в хорошем расположении духа, может, с дочерью помиришься?
— Я с ней не ссорился, это она решила взбрыкнуть и доказать, что уже взрослая. Я лишь не мешал. Конечно, не думал, что она будет это делать в твоей койке…
— Прекрати, не надо всё опошлять, — буркнул я раздражённо.
— Почему? Сколько ты в своё время надо мной издевался? Я тоже имею право! — толкнул он меня в плечо.
Встав и сдерживая смех, я тоже пихнул императора, заработав лёгкий удар по рёбрам. Я хотел ответить, но он, стремительно рванув вперёд, зажал мою голову под мышкой и по-отечески потрепал по волосам. Именно в этот момент распахнулась дверь, и в кабинет ворвалась Риджина.
Оценив открывшуюся картину, она выкрикнула:
— Папа, нет! Пожалуйста, не трогай его, это я во всём виновата! Эбнер не хотел!
— Правда не хотел? — весело покосился на меня император.
— Ещё как хотел! — сообщил я, стараясь не расхохотаться.
— Не слушай его! А ты помолчи! — разозлилась моя заступница.
Я ткнул Риана в бок, освобождаясь из захвата, и притянул взволнованную девушку к себе, успокаивающе поцеловав в макушку.
— Всё в порядке, гномик, мы просто дурачились. Повелитель не гневается и даже одобрил наш союз!
— Честно? — недоверчиво посмотрела она на отца.
— Только детей до свадьбы не наделайте! — ответил тот ворчливо.
— А что так? Ты, помнится, Обри за десять лет до свадьбы сделал и ничего, — влез я тут же.
— Сейчас договоришься, что я передумаю обзаводиться таким наглым и ехидным зятем!
— Всё, он молчит! — заверила Риджина, на всякий случай накрывая ладошкой мой рот.
— А наказание уже успел выпросить. Иди стражу погоняй, а то твой заместитель мне даже на глаза показываться боится, и я вообще не в курсе, что там без тебя происходит. А мы с доченькой пока пообщаемся.
Ободряюще улыбнувшись мгновенно напрягшейся Риджине, я невесомо чмокнул её тонкие пальчики и выскользнул в приёмную. Сложно описать, что я сейчас чувствовал… Словно камень с души упал, даже дышать стало легче!
РИДЖИНА.
Проснувшись в комнате Эбнера и не обнаружив его самого, я стрелой вылетела из кровати, хватая заботливо приготовленные любимым вещи. Надо быть полной идиоткой, чтобы не понять: демон пошёл признаваться повелителю, что попортил его дочь. У меня от страха поджилки тряслись, пока я бежала до кабинета отца. И каково же было моё удивление, когда эти двое, весело улыбаясь, сообщили, что всё в порядке.
Я никак не могла поверить, что папа действительно не против, а он ещё и для разговора наедине меня задержал. С отчётливым ощущением, что мне сейчас влетит по полной, я проводила Тень взглядом, чудом не рванув следом.
— Ругать будешь? — спросила я настороженно.
— Даже не собирался, наоборот, хочу дать отеческие наставления. Дочь, я одобряю твой выбор. Знаю, с Тенью ты будешь как за каменной стеной, только ты должна понимать, что над отношениями обязаны работать оба. Береги его, Эбнеру и так в этой жизни досталось, хоть ты его пожалей и постарайся усмирить свой характер.
— То есть вместо того, чтобы воспитывать будущего зятя, пугая его фразой: «Только попробуй обидеть мою дочь!», ты мне нотации решил прочитать?! — выдохнула я поражённо.
Рассмеявшись, отец взял меня за руку, увлёк к креслу и, сам его заняв, пристроил дочурку на своих коленях.
— Солнышко, Тень воспитывать не надо, он и без угроз пылинки с тебя сдувать будет. А ты у меня вредная эгоистка, привыкшая к тому, что все твои желания исполняются, а в отношениях надо не только уметь принимать любовь, но и щедро дарить её в ответ. Ты тоже должна заботиться о своей половинке и защищать её.
— Как я буду защищать здорового демона?!
— Твоя мать как-то ведь с этим справляется. Я не предлагаю тебе в драки лезть, элементарной поддержки будет достаточно.
— Хорошо, я всё поняла, обещаю: ради любимого я усмирю свой пыл. Только скажи, если я такая вредная и эгоистичная, зачем я тебе нужна? — поинтересовалась я, надувшись.
— Во-первых, вредная ты в своего любимого папочку, а во-вторых… Знаешь, как я тебя ждал? А когда ты появилась на свет, мужчины счастливее меня было не сыскать. Представляешь, Неуязвимый бес со славой маньяка, лично пытающий врагов, не позволил выкинуть ни одной пелёнки или распашонки единственной дочурки. Мы с Эйми до сих пор твои детские вещи храним!
Расчувствовавшись от трогательного признания, я обняла повелителя за шею, чмокнула в щёку и, уткнувшись лбом в его висок, прошептала:
— И я тебя люблю, папуль, очень-очень!
Мои золотые, простите, но два дня меня не будет.