В поисках баронессы

Глава 24

За ночь Агнес отлежала все бока и спину. А наутро ее разбудила хлопнувшая дверь — принесли завтрак. Она даже удивилась, когда каша в миске оказалась горячей. Правда, после еды снова оказалось нечем себя занять. Приходилось или бродить по камере туда-сюда, или усаживаться на ту же клятую лежанку.

Промаявшись до обеда, она наконец сообразила перетащить тюфяк с соседней лежанки к себе. Если у нее вдруг появится сосед — вернет.

Улеглась — от хождений по кругу начинало мутить.

Не особо притязательно — но куда удобнее, чем было! Агнес вздохнула, мысленно сетуя на свою изнеженность. И вот эта особа, бывало, в пару-тройку часов собиралась, чтоб сорваться налегке с поручением королевской палаты на границу, к южным горам?! Жила в палатке, спала иной раз на голой земле. Не верилось!

Хотя… в поездках она ни разу не оказывалась запертой в тесном помещении. Напротив — там всегда простора было, хоть отбавляй!

Иногда этого простора было даже много больше, чем хотелось бы.

Взять хоть тот случай, когда от деревни горных троллей пришлось пешком тащиться через перевал к своим. Ноги она тогда сбила напрочь. Агнес живо вспомнилась каменистая тропа, ложившаяся под ноги. Уводящая далеко-далеко, кажется, в бесконечность. Вьющаяся множеством петель серпантина. Если бы ее тогда по чистой случайности не заметил один из патрульных на крылане… топать ей пришлось бы куда дольше.

Воспоминаниям она предавалась до самого вечера. Пришли за ней аж после ужина.

*** ***

— Итак, возвращаясь к первоначальному вопросу, — устало заговорил Гото. — Миледи, вы ведь не отрицаете, что уговорили милосердного остановиться в том же постоялом дворе, что и вы? Пользуясь его усталостью после нелегкой дороги от самого Ковентри. И весьма настойчиво расспрашивали его о ходе расследования. И о том, что известно церкви.

Агнес тяжело вздохнула. Допрос длился уже почти час.

— Да, я расспрашивала милосердного, — отозвалась она.

Ну, а смысл отпираться — во-первых, ей скрывать нечего. Во-вторых, милосердный сам может рассказать и о том, как она дождалась его, и об их беседах за завтраком.

— И какова была цель расспросов? — бесцеремонно перебил ее сыщик.

— Да все та же, что и раньше! — вспылила она, не сдержавшись. — Тяжело находиться в неведении.

— Да, в неведении, — Гото кивнул. — А хотите узнать, миледи, что рассказали эти три калеки, как выразился господин Крио? — предложил он вдруг.

Агнес насторожилась. Слишком уж ехидным сделался тон.

— Это было бы интересно, — отозвалась она после паузы.

— А вы уже знаете, что они поведали, — яд в тоне эсквайра сделался отчетливо ощутимым. — Вы ведь испугались!

— Мне пугающим кажется ваш тон, — Агнес нахмурилась. Ей не нравился поворот беседы.

— Ну да, разумеется, — он кивнул. — Слабая впечатлительная женщина… вот только ваш послужной список, миледи, плохо вяжется с этим образом. Но я вам расскажу! Эти несчастные в один голос утверждают, что им было заплачено за то, чтобы схватить вас живьем. Кое-кто очень хочет получить доступ в хранилище Гревиллей. А ключи после установки системы охранных амулетов можете дать только вы.

— То есть, они хотели вытряхнуть из меня ключи — а обвиняете вы в этом меня?

— Миледи, если бы все виновные находились сейчас под стражей — к вам вопросов бы не было, — Гото развел руками. — Но вы вдвоем с баронетом Крио устроили форменную чехарду. Люди из сыска попросту не сумели сориентироваться в царящем бедламе.

— А вам не кажется, что это — чересчур?

— Не кажется, миледи. Это — и впрямь чересчур, — Гото поднялся из-за стола, прошелся взад-вперед за ее спиной. — Видите ли. Не один господин Крио так проницателен, что узнал о готовящейся на вас облаве. Сыску было об этом известно. Мы готовились схватить негодяев. Вы отделались бы легким испугом — клянусь честью! Тейгу мог, по крайней мере, предупредить меня о своих планах, — прибавил он с горечью.

— Господин Крио… говорил, что не успел отправить вам весточку.

— Ну да, не успел, — пробормотал эсквайр. — Все-то он вечно повсюду успевает — а вот тут не успел! Бывают же такие совпадения.

— Я вас не понимаю, — проговорила Агнес. — Почему вы считаете, что я не стала бы сопротивляться, если бы ко мне вломились без предупреждения? И что, в этом случае тоже вы обвинили бы меня в помехе следствию?

— В этом случае, миледи, вы не сумели бы существенно помешать следствию.

— Вы плохо меня знаете, эсквайр, — она покачала головой.

— Нет, это вы меня плохо знаете, леди, — разозлился сыщик. — Считаете, что похлопали ресницами, изображая святую невинность — и вас выпустят?! Не исключаю, что кто-то вроде достопочтенного Кеннета так бы и поступил. Но я — не он! Миледи, — заговорил он спокойнее, вернулся на свое место. — Я мог бы срыв операции счесть досадной случайностью. Но до того вы расспрашивали иерарха церкви о ходе расследования — и весьма дотошно. С применением всего арсенала допросной науки! Сбивая с толку, втираясь в доверие. Подлавливая с неожиданными вопросами.

— Послушайте, эсквайр, — взорвалась Агнес. — Вы сейчас пытаетесь убедить меня в том, что я занимаюсь шпионажем? И в чью же пользу, позвольте узнать?! Нейтании, или быть может, Кассии?! Это даже звучит дико!

— Нейтании или Кассии — да, прекрасный вопрос, — Гото задумчиво кивнул. — Этого я не знаю. Но надеюсь узнать от вас. А что дико — да, тут не поспоришь. Настолько дико, что даже не подумаешь о таком, верно?

Агнес хотела снова возмутиться — но взглянула в лицо сыщика и поперхнулась воздухом. Он действительно подозревает ее? Ее?!

— Мне кажется, вы устали, миледи, — мягко заметил Гото. — Признаться, я тоже вымотался. День выдался на редкость суетный и утомительный. Вероятно, вам приятно будет узнать, что все усилия королевского сыска по поиску разбежавшихся головорезов, что навещали вас, оказались напрасны. Думаю, нынче вам стоит отдохнуть — а завтра мы продолжим беседу. Рекомендую как следует подумать над моими словами. Вы просто так отсюда не выйдете! — с этим он вызвал стражника, который повел ее обратно.

В камеру Агнес вернулась в полной растерянности. Да что там говорить — разговор ее откровенно напугал.

Гото всерьез считает, что она связана с иностранными шпионами? На основании того лишь, что она вздумала расспрашивать церковника в спокойной обстановке, за трапезой. Нет, это дикость! А что думает по этому поводу сам милосердный?

В растрепанных чувствах она металась по камере. Наконец улеглась, но заснуть не удавалось: мысли кружили и жужжали, как надоедливый гнус, который летом появляется над горными лугами.

Она не знала, сколько проворочалась без сна. Но, судя по ощущениям, заснула далеко за полночь. И проснулась разбитая и с головной болью.

*** ***

Агнес ждала, что ее снова отведут к сыщику. И, когда тяжелые шаги остановились перед ее дверью, решила — это за ней. Однако она ошиблась.

— Посетитель, — грубовато буркнул стражник, отпирая дверь.

Агнес не успела удивиться — в ее камеру шагнул Кеннет. Вид у некроманта был сумрачный. Когда дверь за его спиной захлопнулась, он тяжело прошел к столу и уселся на единственный табурет. Агнес приподнялась на лежанке, уселась, насколько могла, ровно.

— Привет, Брисси, — устало уронил некромант.

— Привет, — она ощутила растерянность. — Приятно видеть, что не забыл обо мне…

— А мне вот неприятно видеть тебя здесь, — вспылил он внезапно. Подскочил, чуть не опрокинув табурет, принялся ходить взад-вперед. Замер, уставившись на нее в упор. — Что с тобой приключилось, Брисси? — покачал горестно головой, вернулся на табурет. Уселся, ссутулившись. — Я же помню, какая ты была, — поднял на нее полный горечи и недоумения взгляд. — Где та наивная девчонка, которая заявилась когда-то в мой кабинет? Как ты там сказала — студент Алвар Кеннет, вы отчислены?

— Прекрасная речь, Кеннет, — резко оборвала его Агнес. — Аккурат годится для похорон! Я одного в толк не возьму: чего ты надо мной-то причитаешь, словно над покойницей?!

В душе поднялась волна раздражения. Какого квадратного демона он сюда явился, этот клятый некромант?! Мало ей несуразного разговора с Гото, теперь еще этот станет ее донимать! А скорбная рожа Кеннета откровенно нервировала. Агнес не хотелось признаваться себе самой, но сыщик накануне посеял семена страха в ее душе. А некромант сейчас полил их свежей водой, заставив проклюнуться заметными ростками.

Она ненавидела страх. Он напоминал ей о беспомощности, от которой она всеми силами пыталась убежать. Сколько себя помнила.

— Я пытаюсь понять, как могла та юная наивная девочка превратиться в женщину, что я вижу перед собой сейчас, — на Кеннета ее вспышка впечатления не произвела.

— Ну… например, с тех пор прошло лет восемь, если не больше.

— Да, восемь лет, — он покивал. — Понимаю.

— Да что ты понимаешь! — снова вспылила она. — Кеннет, ты бы рассказал лучше — какой задницы горной гиены на меня вешают какие-то несуразные обвинения. И сколько мне здесь еще сидеть?! — последние слова вырвались уже на повышенных тонах.

И Агнес сама устыдилась своей несдержанности. Денек посидела в каземате, побеседовала разок с Гото — и этого хватило, чтоб выбить ее из колеи. Немного же стоит ее хладнокровие!

— Это серьезные обвинения, Агнес. Это не шутки, — он тяжело поднялся, окинул ее еще одним сумрачным взглядом.

И в животе скрутился противный холодный комок. Когда он в последний раз называл ее по имени, а не дурацким прозвищем?

Кеннет покачал головой, направился к двери. Короткий стук костяшками пальцев в створу — и спустя миг он уже выходит.

— Стой, подожди! — спохватилась Агнес, кидаясь следом.

Не успела. Кажется, он не услышал — и она замерла перед захлопнувшейся дверью. Лишь услышала звук удаляющихся шагов.

Как же так? Получается… даже Кеннет не верит ей?

*** ***

— Ваше упорство абсурдно, миледи, — Гото с упреком глянул на нее. — Неужели мне следует прибегнуть к крайнему средству? — и обернулся к застывшим у выхода стражникам. — Палача, — коротко приказал он.

Агнес хватанула ртом воздух. Горло сдавило. От ужаса и неверия в происходящее вымело все мысли из головы.

Вот это вот сейчас происходит с ней?! Этого же просто не может быть!

В этот раз Гото часа три, если не больше, мотал ей нервы. Бесконечные вопросы — то и дело повторяющиеся в разных вариациях. Периодические перескоки на неожиданные темы. К примеру — с кем она встречалась при таких-то обстоятельствах два или три года назад, во время одной из поездок на юг.

Святой Иероним, она этого уже и не помнила!

Поначалу она терпеливо и обстоятельно отвечала на все вопросы. Добросовестно пыталась вспомнить лица и обстоятельства. Но постепенно в голове начинало шуметь. Мысли путались.

Когда она срывалась на крик, сыщик миролюбиво напоминал ей о том, чтобы держала себя в руках. И продолжал пытку вопросами.

А вот теперь… в груди разливался холод, стало трудно дышать.

— Я, — она запнулась. — Эсквайр Гото, мне нечего сказать. Все, что я могла рассказать, я вам рассказала! — голос сел, слова вырывались с трудом, царапая горло.

Шаги палача она услышала издали, когда тот находился далеко от допросной. Она уверена была, что слышит именно их — размеренные и деловитые. Кажется, такой беспомощности она не ощущала даже тогда, когда очутилась в лагере горных троллей. И позже — в их деревне.

Дверь распахнулась. Ну да, палач.

А следом… вид у заходящего вслед за палачом Кеннета был еще более мрачный, чем вчера, когда он приходил к ней. Брови сдвинуты, губы плотно сжаты.

Некроманта обычно приглашали, когда требовалось провести допрос с особым пристрастием. Чтобы заключенный не испустил дух прежде времени. Судя по лицу — за этим он сюда и явился.

— Я же сказала, — голос сорвался на тонкий писк, задрожал. — Мне нечего сказать!

Сыщик молчал. Только переглянулся с некромантом. Кеннет едва заметно кивнул. А у нее вдруг закружилась голова. Палач протопал в дальний конец допросной, набросил тяжелый кожаный фартук, загремел какими-то железками. И Агнес не выдержала: вскочив со стула, ринулась в сторону двери.

Зачем? Она сама не знала. Ясно же, что никуда из допросной ей не деться. Но способность соображать испарилась. Она вообще перестала понимать, что происходит вокруг.

Потом стражник крепко держал ее за руки, а она билась и вырывалась. Кажется, кричала. Гото что-то втолковывал ей — она не слышала. Не понимала. В конце концов он махнул рукой, скривился.

Кое-как в себя Агнес пришла уже в камере, сидя на досках, едва прикрытых засаленным тюфяком. Трясло, перед глазами плыло.

Она поднялась, чтобы напиться воды из бочонка возле двери. Ноги тряслись, колени были мягкие и ватные, подгибались. Шаги получались короткие и запинающиеся.

Руки тоже дрожали. Пришлось наклониться вперед, чтобы не разлить на себя воду, пока пила. Потом вернулась на лежанку, свалилась. Свернулась калачиком, подтянув колени к груди. Глаза защипало, и она зажмурилась. Чувство собственной беспомощности душило ее с того момента, как она очутилась в камере в первый вечер. Но сейчас оно захлестнуло с головой.

Способность соображать вернулась не сразу.

Агнес пролежала неподвижно, наверное, час или два. Ощущение времени смазалось. Она еще пару раз поднималась, чтобы попить воды — в горле пересохло.

Лишь когда в животе заурчало, она начала понемногу оживать. Обед она, судя по всему, пропустила. Торчала в это время в допросной, и еды ей не оставили. А может, оставляли, но унесли. Наверное, скоро ужин. Если она и его не пропустила. Ее выводили в допросную, а та тоже находилась на подземном этаже. Так что увидеть, где находится солнце, Агнес не могла.

Вспоминать о прошедшем допросе не хотелось. Но ничего другого, чтоб отвлечься от проснувшегося голода, не нашлось.

Гото собрался звать палача — выбивать из нее признание в мнимых преступлениях. И тот даже явился. Да не один, а в сопровождении некроманта. Спрашивается — почему же ее так просто отправили обратно в камеру?

Нелепость какая-то.

Или, напротив, тонкий расчет. Если на теле дочери древнего рода — пусть от нее семья почти и отказалась — останутся следы работы палача, этого так просто не скроешь. А окажется, что она ни в чем не повинна — собственно, так оно и есть — и Гото придется отвечать за принятое решение.

Страх же следов не оставляет. Гото всегда может заявить, что не преследовал цели запугать аристократку. А что она оказалась слишком нервной — так его ли в том вина!

Значит, он все-таки понимает, что она может оказаться невиновной! Во всяком случае, твердой уверенности в ее виновности у эсквайра нет. Да она с самого начала понимала, что обвинения звучат смехотворно! Что это — у Гото сдают нервы? Начинает творить дичь, потому что на него давят из Ковентри?

В душе всколыхнулась надежда.

Всколыхнулась — и погасла. Сколько времени уже она торчит под замком? Не так-то и много, по большому счету. Не год, даже не месяц. Всего-то четвертый день. Меньше седмицы.

Губы сами собой жалобно искривились, а из горла вырвался тоненький вой. По щекам потекли слезы.

Агнес не знала, сколько пролежала вот так, рыдая, не в силах успокоиться. Не заметила, в какой момент заснула. Снилось что-то мерзкое и тягомотное.

*** ***

В этот раз, прежде чем вывести из камеры, ей связали за спиной руки. Видимо, это после вчерашних метаний в допросной, когда она от ужаса перестала что-либо соображать. Агнес было все равно. После вчерашнего что-то в ней потухло. Чувств не было, осталась только слабость и отчаяние.

Гото в кабинете не оказалось. Ее посадили на стул перед заваленным бумагами столом. Руки оставили связанными.

У окна спиной к кабинету стоял Кеннет, в кресле сбоку сидел милосердный. Эти-то здесь на кой, интересно?

Хотя кого она обманывает. Не интересно.

Агнес свесила голову. Держать ее ровно не было ни сил, ни желания. Да и глядеть на лица некроманта и священника тоже не хотелось. Почему привели в кабинет, а не в допросную? Хотя это означает, что палача не будет! Во всяком случае, чтобы прибегнуть-таки к его услугам, ее придется увести отсюда. Слабое утешение, конечно — но путь на подземный этаж даст какую-никакую отсрочку.

Отсрочку, которая ничем ей, разумеется, не поможет.

В груди разливалась мелкая дрожь. В другое время она радовалась бы, что ее привели в кабинет, находящийся на первом этаже. Что она может в распахнутое окно видеть солнце, небо. Может вдохнуть свежий воздух. Совершенно пьянящий после подземелья. Да и было здесь куда теплее, чем в камере. В другое время она наслаждалась бы этими минутами спокойствия и возможности видеть дневной свет.