— Линия защиты в суде, — повторил Ронан за адвокатом, словно пробуя слова на вкус. — Вы сами, достопочтенный господин адвокат, рассудком не повредились? — не сдержался он. — Вы сами понимаете, что предлагаете мне?!
— Это — идея эсквайра Гото, — с легким смущением сознался адвокат.
— Вы шутите, — тихо проговорил потрясенный барон.
Сыщик точно издевается над ним! Мало ему было визитов целителя в последние три дня. Оказывается, это Гото считает удачной идею выставить его сумасшедшим!
— А я могу переговорить с эсквайром Гото лично? — прошипел он.
Видит Творец, с него довольно! Он выскажет эсквайру все, что думает о нем и его методах ведения расследований.
— Я передам вашу просьбу, — кивнул адвокат. — Выполнит ли ее эсквайр — ручаться не могу.
Ронан не выдержал. Вскочил, принялся вышагивать взад-вперед. Адвокат с невозмутимым видом перекладывал на столе бумаги. И барону подумалось, что сам он и впрямь ведет себя не как уравновешенный человек. Усилием воли заставил себя прекратить метания, усесться тоже за стол.
— На случай, если эсквайр не найдет времени с вами увидеться, — заговорил адвокат. — Он просил передать, что от вас не требуется ничего. Только сохранять спокойствие в ходе судебного заседания.
— Сохранять спокойствие, в то время как меня выставляют сумасшедшим, — пробормотал Ронан.
Он с трудом удержался, чтобы не вскочить снова.
— Ваша светлость. Я, со своей стороны, прошу вас мне довериться. И предоставить выстраивать вашу защиту так, как это необходимо, чтобы вы понесли минимальный ущерб. Дело серьезное — речь идет о нарушении королевского указа. И свидетелей — больше десятка.
Любопытно только, что даст эта так называемая линия защиты, построенная на предположении о его безумии. Бросит тень и на него самого, и на род Гревилль. И что дальше? Дом скорби вместо рудников? А нет ли в действиях эсквайра вреда для рода Гревилль в частности и аристократии Манора в целом?
— А когда назначено судебное заседание?
— Пока не назначено, — юрист покачал головой. — Эсквайр собирает какие-то дополнительные сведения. Какие именно — он не уточнял.
Ну, еще бы! Что за сведения еще могли понадобиться Гото? Тянет время — непонятно только, зачем.
— Я могу написать письмо отцу? — осведомился Ронан после недолгого раздумья.
— Письмо? Не уверен, что я имею право, — адвокат нахмурился.
— Бумага, чернила и сургуч у вас при себе есть, а кто именно и что писал — так за нами вроде не следят, — барон нахмурился. — И вас на выходе едва ли обыщут!
Этот человек лет восемь служит его семье! Не может быть, чтобы он участвовал в сговоре против Гревиллей.
Видит Творец, он не хотел тревожить отца! Но оградить его ото всего происходящего сейчас уже невозможно. Так что обратиться придется к нему. Сам Ронан сидит под замком и сделать ничего не может. Нужно сообщить ему о своих соображениях по поводу Гото и его удивительной идеи. А еще — нужно сообщить ему о Далии. И о том, что если он, Ронан, таки лишится титула и отправится в рудники по приговору суда — род Гревилль не будет прерван. Есть прямой наследник по крови. Пусть и незаконный. Тот, кто должен появиться на свет только через полгода.
Выводя строки, Ронан ненадолго задумался. Гото — один из лучших сыщиков Управления розыска и расследований! Может ли быть, чтобы он оказался врагом Манора?
А что: отличное прикрытие! И нескольких шпионов он уже поймал. Так что уж его-то заподозрят в последнюю очередь. Ронану и самому мысль кажется дикой. Но слишком уж странно выглядят действия эсквайра.
Письмо адвокат принимал неохотно, и это снова разбудило подозрения.
Молодой барон сам понимал, что подозрения в адрес всех и вся — это чересчур. Опять же — что за прок с его подозрительности, если он сам — арестант, сидящий под замком в ожидании суда и приговора? Преступник.
В этот момент он не знал, что просидеть под замком предстоит еще седмицу с лишним. А адвокат не объявится больше до самого суда.
*** ***
Агнес опустилась в глубокое кресло.
Сколько она здесь уже не была — года два-три? Мать-настоятельница всегда принимала ее с улыбкой и добрым словом — сколько бы она ни отсутствовала перед тем. Она всех принимала — заблудших, запутавшихся, уставших. Для каждого находила душевное тепло и слова утешения.
Кабинет совсем не изменился с тех пор, как Агнес была здесь. Он, кажется, за эти годы вовсе не менялся.
Те же светлые шторы на окнах и простой ковер без рисунка на полу. Те же кресла — для посетителей мягкие, с подушками, для хозяйки кабинета — с твердой высокой резной спинкой и подлокотниками без обивки. Тот же шкаф с реактивами сбоку и небольшой лабораторный стол для опытов, отгороженный магической ширмой. Те же шкафы с книгами — не только о целительском искусстве, но и по теории магии, философии, географии, истории. Матушка имела весьма широкий круг интересов и была отлично образованной женщиной.
Уж если где и сумеют отыскать в ауре следы влияния на разум — то только здесь. В обители, где Агнес некогда провела три с половиной года.
— Алвар Кеннет? — переспросила мать-настоятельница, покачала головой.
Она не высказала ни слова укора. Но Агнес и сама поняла.
— Так уж вышло, что мы столкнулись, — пояснила она. — Это дело, о поджоге поместья Гревилль. Он разыскивал следы Фионы… в смысле — баронессы Гревилль.
— Вы ведь подруги, — настоятельница покивала. — И что же, разыскал?
— Ну, он дал нам всем надежду. Именно он сказал, что она жива, и отчаиваться рано.
— А ведь именно этот человек когда-то разбил тебе сердце, — укорила все-таки матушка. — Вовсе не этот юный наивный барон, — она усмехнулась. — Ты, помнится, только рада была, что помолвка ваша расстроилась?
Агнес невольно рассмеялась.
— Вы тогда сразу раскусили меня. Но не выгнали взашей — за что я вам по сей день благодарна. А сейчас, — она помолчала. — Сейчас я просто хочу понять. Там, в Гревилле, я очень испугалась в какой-то момент. Испугалась, как никогда — кажется, даже когда очнулась в лагере горных троллей, такого ужаса не было. Хотя и тогда у меня имелись все причины бояться за свою судьбу! Теперь я хочу понять, чего мне ждать от себя самой. Я привыкла считать себя более уравновешенной.
— Самого уравновешенного человека можно лишить самообладания. Нужно лишь знать, куда бить. Посиди немного.
Она поднялась, принялась искать что-то в шкафу. Агнес сидела, щурясь на льющиеся в окно солнечные лучи.
— Это ведь надо знать некромантов, — приговаривала негромко матушка, выкладывая инструменты и артефакты на стол. — Для них ничего живого нет! А достопочтенный Кеннет — при всем моем уважении к его таланту и заслугам — редкостный поганец. Я порой жалею, что своими руками поставила его восемь лет назад на ноги. Вспомни, какой ты вернулась сюда три года назад!
— Я помню, — Агнес вздохнула. — Слишком хорошо. Точнее — я за прошедшее время забыла об этом. Мне казалось, надежно. А тут — увидела его, и на какой-то момент словно провалилась в прошлое.
— Только не говори, что вы снова, — матушка с ошарашенным видом обернулась к ней.
— О, нет, — Агнес замахала руками. — Нет, ни в коем случае! Тем более, — она смутилась. — На момент нашей встречи я считала, что скоро выйду замуж…
— О! Об этом я не знала.
— Стэнли просил не афишировать, — она снова вздохнула. — Как я теперь понимаю — не без умысла.
— Стэнли… граф Стэн Лонгман? — недоуменно переспросила настоятельница. — Помнится, я слышала — он намерен жениться на леди Уайетт.
— Да, я это тоже слышала. Видно, не суждено мне сделаться порядочной женщиной, женой хорошего человека, — посетовала Агнес. — А ведь… вина моя только в том, что хотела сама определять свою судьбу!
— Не стоит ставить крест на собственной судьбе. Ты еще совсем молода, всё может перемениться. А нет — разве нет у тебя уже всего, что нужно для счастья? Свое дело и место в жизни, свобода выбирать? Сколько в мире людей, которые и тем не могут похвастать? — настоятельница вернулась к ней, принялась раскладывать на столе вынутые из шкафа предметы.
Агнес с любопытством вытянула шею.
Ну да, впервые она заинтересовалась артефакторикой именно благодаря матушке-настоятельнице. Некогда дни напролет проводила в этом кабинете, читая книги или изучая диковинные предметы и ингредиенты в шкафу. Матушка-настоятельница никогда не чинила препон любознательности своих подопечных. Напротив — всячески поощряла тягу к знаниям.
— Я уверена — ты и сама все понимаешь, — мягко заметила настоятельница. — Просто сейчас на тебя свалилось слишком много. Ты устала и огорчена. Посиди немного, я сейчас попытаюсь выяснить — что на тебя воздействовало.
Агнес кивнула, примолкла.
Матушка знала свое дело. Она не только была талантливой целительницей, но и умела отыскать следы внешнего влияния на человека. И устранить их. Оставалось лишь довериться умелым добрым рукам.
— Только следы некромантии, — сообщила настоятельница спустя четверть часа. — Что именно пытался сделать некромант, как воздействовал — разобрать не получается.
— Он говорил — следил, чтоб у меня сердце не остановилось…
Настоятельница изумленно охнула. Агнес уже рассказала ей о нескольких днях, проведенных в камере по внезапному обвинению, в первый момент показавшемуся нелепицей. И о том, как ей угрожали палачом… О страхе, начисто лишившем способности соображать. Не упоминала только о высокопоставленном церковном чине из Ковентри, что оказался связан с Нейтанией.
— А ведь седины нет, — заметила настоятельница неожиданно.
— Седины? — переспросила Агнес и схватилась за волосы.
А ведь и правда! Кеннет тогда показывал ей зеркало — не то, чтобы добить ее на глазах у священника. Не то, чтобы убедить его — как ее качественно запугали. А она за все дни, что прошли с момента освобождения, ни разу об этом и не вспомнила. Хотя сейчас вот помянула об этом… и немедля забыла!
— И дышать тогда сразу стало легче, — проговорила Агнес. — Когда они заявили, что держать меня под замком дольше нет необходимости. Точнее — прямо перед этим.
— У некромантов — свои секреты, — задумчиво отозвалась настоятельница. — Они ни с кем ими не делятся, так что я могу лишь предполагать, что за магию он применил. Едва ли с сердцем у тебя сделалось плохо от испуга. Как бы они ни запугали тебя — но ты молодая, и здоровье у тебя крепкое. Говоришь, коснулся плеча — и сразу сделалось легче дышать?
Агнес кивнула.
— Постойте! — вскрикнула тут же, сообразив, что казалось неправильным. — Но когда он приходил ко мне в камеру — он сидел в стороне. Даже не подходил.
— Возможно, подействовал на расстоянии. Вызвал реакцию нервных окончаний. А вот снять эффект проще всего оказалось, дотронувшись.
Ну да, Кеннет тогда сжал плечи. Кажется, надавил пальцами что-то на лопатках — совсем слегка, она и внимания не обратила. Слишком отвлекала гложущая тревога.
— Значит, прямого влияния на разум не было?
— Я не нашла следов, — матушка покачала головой. — На твой рассудок действовали косвенно: неожиданностью и несуразностью обвинения, угрозами. Дурное самочувствие, скорее всего, было средством помешать тебе собраться с мыслями и вернуть самообладание.
— Им это удалось, — пробормотала Агнес.
— Я только не понимаю, зачем понадобилось пугать тебя и запутывать.
— О. Там была сложная многоходовка, — Агнес усмехнулась криво. — Вот здесь подробностей я рассказать не могу — подписывала обязательство не разглашать. Но вы меня успокоили — я уж было засомневалась — могу ли доверять сама себе.
— Несгибаемых людей не существует, — мягко проговорила настоятельница. — Самого сильного человека можно согнуть и даже сломать. Нужно лишь знать — куда бить. Не вини себя и не тревожься. Вспомни, сколько всего ты прошла! — она принялась собирать разложенные артефакты. — А что слышно теперь о достопочтенном Кеннете? — осведомилась, словно пытаясь сменить тему. — Наверняка снова отправился на границу?
— Не узнавала, — слегка растерялась Агнес. — Я после того дня, когда вышла из камеры, его и не видела, — она задумалась. — Ну да, он тогда рассказал о последних новостях, мы позавтракали вместе… и больше я его не видела!
— Ожидаемо, — хмыкнула настоятельница. — На границах сейчас напряженно!
— Считаете — война таки будет?
— Скорее всего. Дипломаты, конечно, говорят о союзах, договорах, сотрудничестве. Но такова работа дипломатов. Мне видится, война — дело решенное. Остается лишь вопрос — когда и где все начнется.
Агнес покивала, нахмурилась. Скверно! Манор больше сотни лет не знал войн и стычек с соседями. И вот, пожалуйста!
— Не бери дурного в голову, — мягко заметила настоятельница. — Войны и эпидемии вспыхивают и затихают. Приходят засухи и неурожаи. А жизнь идет своим чередом. Ее всеблагой Творец создал такой, чтобы она не прерывалась, несмотря ни на что. Быть может, тебе стоит побыть какое-то время в обители? — предложила она неожиданно. — Ты много пережила в последнее время. Потрясение и испуг, предательство того, кому верила, бегство подруги…
— Нет, — Агнес встряхнула головой. — Я благодарна, но, — она задумалась. — Меня долго не было в лавке, нужно навести там порядок.
Да и вдруг Фиа все-таки объявится! Не просто так ведь она купила тот дом. Да и в письме она писала, что хочет увидеться. Недурно бы заглянуть снова к ней. Вот только где гарантия, что там Гото по-прежнему там не ошивается?
Она распрощалась с матерью-настоятельницей, уверив, что будет часто заходить. Уезжать из столицы она пока не планировала.
*** ***
Когда выходила из обители милосердия, ее окликнули. Агнес с удивлением узнала газетчика. Тот, видимо, ждал ее прямо на улице.
— Вы что, следите за мной, баронет? — осведомилась она, когда он подошел.
— Нет, что вы, — он смутился.
— Выкладывайте, — потребовала она.
— Нечего выкладывать, к сожалению, — к ее удивлению, он стушевался еще больше. — Я хотел пригласить вас пообедать вместе.
И как это понимать? У него появились какие-то сведения, или напротив — он надеется вытянуть из нее какие-то сведения? Агнес уже привыкла, что журналист появляется не просто так.
Не то, чтобы она как-то скверно относилась к Крио. Напротив — этот парень внушал искреннюю симпатию. Умный и честный малый — редкое сочетание для его профессии. Не робкого десятка. И, хоть и проныра, не сплетник и не имеет привычки лезть под кожу и в грязное белье — в отличие от многих своих коллег.
— Что ж, — она встряхнулась. — Пообедать и правда не помешает. Середина дня. Самое время!
— Прекрасно! — журналист оживился. — Я знаю отличное место, и шой там заваривают бесподобный. Правда, придется ехать туда с полчаса…
— Что ж, поедемте, — хмыкнула Агнес.
Шой! У парня, кажется, слабость к этому напитку. Сама она пила его редко — даже в столице не в каждом заведении заваривали болотную диковинку.
Похоже, в этот раз беготни с опасной эквилибристикой не планируется. В кои-то веки встреча пройдет чинно и размеренно. Некромантов, которые могли бы влезть в разговор, в этот раз тоже поблизости нет. Крио махнул рукой проезжавшему извозчику, и спустя минуту оба они уже катили по душным улицам летнего Ковентри. Агнес молчала — не хотелось, чтобы разговор оказался услышан. Пусть даже и возничим — никогда не знаешь, кем окажется случайный человек. Журналист тоже молчал.
Мимо мелькали залитые солнцем каменные дома, оштукатуренные и выкрашенные разноцветной краской — по моде последних трех-пяти лет.
Если лет пять назад еще редко можно было отыскать в Ковентри здание с разноцветными стенами — то теперь в центре не нашлось бы постройки, сохранившей естественный цвет камня. Или традиционную побелку. Агнес отрешенно глядела на знакомые уличные пейзажи, от которых успела отвыкнуть за несколько недель в Лестере. Любопытно, зачем она таки понадобилась журналисту?