Советник Харви взрастил в своей воспитаннице не только разум, но и душу. Чувство справедливости и сопереживание всегда были свойственны леди Бидгар. Наставник считал, что без этих качеств невозможно управлять землями и заботиться о подданных. После слёз Аласты, её слов о лорде Скоггарде Ула пылала гневом.
Платье они отнесли в комнату Урсулы, и Аласта попрощалась до вечера, сказав, что должна сама подготовиться. Ула с пониманием кивнула в ответ. Милое личико госпожи Пэрриг раскраснелось от слёз. Мерзавец, похоже, не трогал в своих забавах те части тела, которые сразу выдавали насилие, и внешность Аласты не пострадала. Она ушла, а Ула упала в кресло, сверля глазами платье на кровати. Сегодня она должна быть красивой и покорной для чудовища. Соблазн поступить наперекор то и дело овладевал Улой, но мысль о землях Бидгар сдерживала порывы. Если нужно, она притворится смиренной куклой, на время.
— Посмотрим на тебя, Дагдар Скоггард. Разглядим мерзкую рожу. Только меня ты не получишь. И земли свои я заберу.
Некоторые грубости не одобрил бы старик Харви, но её согревала мысль, что Карвелл подбодрил бы кривой улыбкой, прибавив пару выражений покрепче.
— Да, ты бы убил его, Карвелл, — прошептала Ула.
Ненависть к жениху помогла Урсуле. Она перестала трястись от страха в ожидании вечера. Иногда только вздрагивала, вспоминая синяки на теле Аласты, подавляла в себе поднимавшуюся тошноту и решительно сжимала кулаки. У неё есть кинжалы, чтобы защититься в первую ночь. Во все ночи, предназначенные ей с мужем.
За несколько часов до торжества они вместе с Даной стали готовиться к выходу. Холодная ванна придала Урсуле бодрости и усилила её возмущение лордом.
«Додумался же!» — фыркала она, когда служанка растирала пылающую после ледяной воды кожу.
Потом горничная занялась волосами леди Бидгар. Дана была мастерица в этом, и обе остались довольны. Полностью собранная Ула рассматривала себя в зеркале. Аласта оказалась права: платье подходило Урсуле по размеру и крою, а цвет благородно оттенял светлую кожу и каштановые волосы. Харви сказал бы, что перед ним истинная леди земель. Харви и Карвелл — хрупкая память о них поддерживала и согревала.
Одно не нравилось Уле: подарок отца невозможно спрятать на открытой шее. Подвеска дополнила образ, став его изящным завершением. Снять украшение она не могла. Никаких шалей или платков платье и торжественный случай не предполагали. Урсула так и не придумала, как скрыть от глаз лорда Скоггарда цепочку, которая, если верить Карвеллу, принадлежала семье Дагдара, но и Бидгар знали, что безделушка — их наследие. Разбираться, кто прав или виноват в старой истории, Уле было не по силам, поэтому она оставила всё как есть.
— Милорд в зале! — Влетевшая в комнату Аласта щебетала в своей привычной манере. — Красавица, леди Урсула. Вы станете украшением вечера. Скорее!
Сердце стремительно упало. Ула и не ожидала, что испугается в тот момент, когда ей понадобится решимость. А сердце уже ухало где-то в животе, пустой желудок скрутило: за день ей удалось съесть совсем немного. Они быстро шли в неизвестное, и Урсула считала шаги, пытаясь успокоить нервную дрожь. Сейчас она увидит будущего мужа, прямо сейчас. Столько дней думала о Дагдаре, ненавидела его, боролась с призрачным ужасающим образом, и настал момент встречи.
— Кто приглашён на вечер? — на ходу спрашивала она у Аласты, сообразив, что ничего не знает о событии, где, как ей казалось, она должна стать центром всеобщего внимания.
— Только свои, леди Бидгар. — Аласта торопилась. — Управляющие поселениями, старосты, священник. Он обвенчает вас завтра.
Это показалось Урсуле странным. На торжество в честь невесты крупного землевладельца обычно съезжались гости из других земель, лорды и богатые торговцы, иногда знать из столицы. Но Дагдару Скоггарду ничего этого было не нужно. Его не интересовала невеста или соблюдение традиций. Его ничто не интересовало.
Уле захотелось сбежать и спрятаться в одном из закоулков замка. Скрыться от Аласты, которая снова была невероятно хороша в своём алом платье с глухим строгим верхом. Ула желала удрать в яблоневый сад и сидеть на скамейке, оставаясь невидимой для всех, и пусть пёс бегает рядом, подставляя лобастую голову для ласки. Тряхнув головой, Ула отогнала необычные идеи. С чего вдруг она вспомнила о собаке?
— Пришли!
Они остановились пред широкой двустворчатой дверью с резными узорами, изображавшими огромный дуб. Из-за двери приглушённо слышалась музыка, редкие голоса. Аласта толкнула дверь белой ладонью, и они вошли.
Выпрямив спину, высоко удерживая тяжёлую от волнения голову, Урсула Бидгар шла к центру небольшой залы. Множество масляных ламп делали залу светлой и праздничной. Накрытые столы расположили вдоль стен. Не больше десятка человек разбрелись в разные стороны, переговаривались, смеялись. Мелькнуло лицо Личварда-старшего с неестественной улыбкой. С другой стороны залы поклонился Фин, лицо его приняло странное выражение, точно он только что подавился костью. И только теперь Ула заметила, что Аласта куда-то делась, постаравшись затеряться среди гостей. Непонятно, как ей это удалось в ярком и приметном платье.
Собравшись с силами, Урсула сосредоточилась на главном и посмотрела перед собой, туда, где за столом должен был сидеть лорд земель. Неужели Личвард даже не представит невесту Скоггарду? Придётся самой обратить на себя внимание? Она чувствовала себя чужой среди незнакомых людей. Словно случайно попала не на тот праздник, никого не может узнать, и выхода нет.
Дагдар Скоггард не сидел, скучая в высоком кресле лорда, как представляла Урсула. Он стоял возле стола, удерживая в одной руке небольшой кубок, а второй наливал воду из кувшина. Почему-то первым, на что Ула обратила внимание, был изгиб узкой кисти, плотно закрытой почти до середины ладони тканью камзола, и тонкие пальцы, сжимающие кубок. Что-то дрогнуло в Уле, но она подняла глаза выше. Посмотрела прямо в лицо будущему мужу, как раз чтобы успеть увидеть мелькнувшую растерянность, будто маленький мальчик столкнулся со своим самым главным страхом, затем боль и ярость, наполнившую серые, точно дождливое небо, глаза лорда Скоггарда.
Вода лилась из кувшина в кубок, а из переполнившегося кубка на стол. Светлое, удивительно юное лицо Дагдара закаменело, на высоких скулах горели алые пятна. С силой отбросив в сторону ненужные теперь предметы, он стремительно покинул залу через боковую дверь. В наступившей тишине продолжал звенеть кубок, скатившийся со стола на пол. Вода редкими каплями ударялась о камень.
Ничего не понимая, Урсула опустила плечи, ноги дрожали. Она слышала своё прерывистое дыхание. Люди вокруг застыли — сами по себе или ей так почудилось, но ничего не менялось, и воздух стал густым, вязким. Взглядом она блуждала по зале, по резным панелям на противоположной стене, по широкой раме картины, висевшей над креслом лорда земель. Красивая молодая женщина с русыми волосами стояла на ступенях беседки. Изящное фиолетовое платье и тонкие кружева подчёркивали бледность её кожи и болезненный вид. Урсула вздрогнула от ужаса. Платье сделалось тяжёлым, словно надгробие. Ула начала задыхаться.
— Пойдём со мной, девочка. — Мягкая невесомая рука коснулась пальцев Улы, белые длинные волосы цеплялись за пуговки на камзоле, когда человек наклонял голову.
Лекарь Эилис Кодвиг привёл её, растерянную и опустошённую, обратно в комнату. Ула и не поняла, как оказалась в руках перепуганной Даны. Служанка не ожидала, что леди Бидгар вернётся так скоро.
— Помогите хозяйке снять платье, — велел Кодвиг. — Сейчас ей лучше лечь.
Ула не обратила внимания, отвернулся ли он или так и стоит посреди комнаты, наблюдая за быстрыми движениями горничной. Когда Дана переодела её в длинную рубаху, лекарь настойчиво усадил Улу на кровать, завернул в покрывало, поглаживая плечи. Монотонно, но успокаивающе.
— Всё поправимо, девочка. Всё хорошо. Кто же дал вам это платье, леди Урсула? Какая змея пригрелась рядом с порогом?
— Аласта…
Эилис чуть ли не сплюнул в сторону.
— Гадюка и есть.
Постепенно оттаивая, Ула более осмысленно посмотрела на необычного лекаря. Его хрустальные глаза были печальны, но в их глубине горел огонёк возмущения, и лицо Дагдара никак не стиралось из памяти, принося с собой тягостную муку. Что-то было не так. Сообразить сейчас никак не получалось.
Урсула представляла лорда Скоггарда тёмным, властным сластолюбцем. Молодым, но с печатью порока, делающей его старше и более приземлённым. Светлый, русоволосый мужчина с волевым лицом, с немного крупными, но правильными чертами и горящими искренней ненавистью глазами никак не соответствовал придуманному ею образу. Дагдар выглядел моложе своих лет. Ярость в его серых глазах хлестнула Урсулу так, точно это она была виновата. Только в чём?
— На картине… — Она искусала губы, пока осмысливала случившееся. — Женщина на картине в платье… — Ула с недовольством покосилась на кусок ткани в кресле.
— Леди Эйма Скоггард. — Кодвиг отвечал отрывисто, выдыхая каждое слово. — Матушка милорда. Мальчику было семь, когда она умерла.
— О нет! — Ула закрылась ладонью: уж она-то знала, что мог почувствовать лорд Скоггард, когда увидел навязанную ему чужачку в платье матери.
Только печальная история не отменяла слов Личвардов, синяков на теле Аласты и всего, что она успела узнать о Дагдаре. Его ярость понятна, но она же подтверждает невыдержанный нрав. Если всё это правда. Если…
— Аласта была с лордом? — следуя ходу своих мыслей, спросила Урсула.
— Да, — нехотя ответил Эилис и отвернулся.
— Он безумен?
— Не больше вас или меня.
— Болен? Я видела, как ночью Дагдар ходил по саду. Стража и Фин увели его.
— Не имею права говорить. — Ответы лекаря стали совсем короткими, но подумав, он добавил: — Я не назвал бы это болезнью. — Эилис вдруг забеспокоился: — Мне пора, пора к нему! Никому не открывайте, вам лучше сейчас побыть одной. У меня кабинет недалеко, приходите, когда захотите поговорить. Мимо не пройдёте, там картина с Ведьзмарским лесом возле дверей. Не слушайте никого. Ваше сердце станет лучшим советчиком.
Лекарь ушёл. Дана не решилась тревожить хозяйку расспросами. А Ула так и легла, подтянув колени, завёрнутая в покрывало. Пыталась забыться, но серые с тёмным окаймлением глаза Дагдара Скоггарда продолжали прожигать до дна души.