Земля любви

Глава 10

Антенор запрятал все свои обиды как можно глубже. Если у него и были счеты с Гумерсинду, то они возникли не вчера, не из-за пришлого итальянца Матео, они возникли давным-давно, и причиной их была красавица Нана. В тот день, когда она осталась с хозяином, Антенор плакал кровавыми слезами, но никто не видел этих слез. Второй раз Антенор едва не плакал, когда Нана, беременная, ушла с фазенды. Он не подошел к ней и не простился, поскольку знал: все негры помнят, что в прошлом он был охотничьей собакой хозяина, и не прощают его. Так о чем ему было жалеть, уходя теперь с фазенды? О той дурной памяти, которую он по себе оставлял? Но совесть его была чиста, он никогда не действовал из личной злобы или ненависти. Жесток был не он, жестокими были законы, а он только исполнял их. Честно говоря, прожитое в целом было ему неинтересно, оно осталось в прошлом, а что толку копаться в нем? Антенор готов был жить дальше.

Он приехал в Сан-Паулу уже к вечеру и сразу же отправился разыскивать Дамиао, что не составило большого труда. Черный кучер не слишком обрадовался старому знакомому, память о телесных наказаниях, которые собственноручно осуществлял Антенор, еще не изгладилась из его памяти. Но гость говорил чрезвычайно кротко и даже любезно. Насколько может быть любезен бывший надсмотрщик. Он просил дать ему адрес Наны, сестры Дамиао. А тот сразу же смекнул, что Гумерсинду пустил ишейку по следу и хочет отобрать у бедняжки сына. Сгоряча она пообещала прислать сына воспитываться на фазенду. Но когда родился мальчик, разумеется, и не подумала так поступить, напротив, затаилась, боясь, как бы Гумерсинду не начал ее разыскивать.

— Я понятия не имею, куда подевалась моя сестра Нана, — с печалью сказал Дамиао. — Если ты сумеешь отыскать ее, сообщи ее адрес и мне, я соскучился по своей сестре.

Антенор пристально посмотрел на негра.

— Не вкручивай мне шарики, старина, — произнес он, и привычные грозные нотки зазвучали у него в голосе. — Еще ни одному негру не удавалось меня обмануть, и ты первым не будешь. Обман я чувствую на расстоянии.

Но Дамиао упорно стоял на свое, и Антенор понял, что ничего от него не добьется.

— Чего ты боишься? — спросил он. — Что я выдам Нану хозяину? Нет, дорогой, если бы хозян вздумал к ней сейчас прикоснуться, я бы убил его! — Лицо Антенора подтверждало, что он не шутит. — И потом, сеньор Гумерсинду выставил меня пинком под зад, так что я не знаю, когда мы с ним теперь увидимся. Я хотел бы повидаь твою сестру, потому что давно люблю ее и намерен всерьез с ней поговорить. Расскажи мне, где она живет, и я гогов отправиться к ней хоть на край света.

— Говорю тебе, что я не знаю еб адреса, — стоял попрежнему на своем Дамиао, но голос его смягчился. — Видишь ли, я тоже ее ищу. И если ты наведаешься ко мне через неделю или две, кто знает, монет, мои поиски дадут какие-нибудь результаты.

Антенору пришлось пока удовольствоваться этим неопределенным обещанием. Для него го было маловато. Но с другой стороны, он понял, что сумел все-таки сдвинуть Дамиао смертвой точки, сумел убедить его хотя бы в том, что он не враг Наны.

Проводив Антенора за ворота, Дамиао стал думать, когда он сможет выкроить время и съездить к нане, чтобы рассказать ей об Антеноре. Думал, думал ничего придумать не мог.

Выходило, что нужно отпрашиваться у сеньора Франческо, а такого Дамиао и представить себе не мог. Он привык быть всегда под рукой у хозяина. И его верность и преданность вошли в поговорку в доме Мальяно.

Жулиана, едва взглянув на круглое черное лицо их славного кучера, сразу поняла, что он чем-то озабочен, и не потратила много времени, чтобы узнать, чем именно. Ее Дамиао не боялся, доверял ей и время от времени пускался даже в откровенность. Вот и теперь он все рассказал ей как на духу.

— Ты поедешь со мной по моим делам, — решила Жулиана. — У меня этих дел будет очень много, я займу тебя на целый день.

Дамиао просиял. Замечательно! Он всегда считал, что после сеньора Франческо лучший человек в доме — Жулиана! Какой замечательный выход она придумала!

— Опоездке вы не пожалеете, дона Жулиана, места там очень красивые, это совсем недалеко. И потом, вы познакомитесь с моей сестрой...

— Конечно, конечно, — улыбнулась Жулиана.

Выехали они на другой день, и не слишком рано, но как только добрались до центра, обнаружили, что ехать просто невозможно. Все улицы были запружены народом, люди сбивались в кучки, выкрикивали оскорбления. Жулиана разобрала, что горожане ругают итальянцев.

— Что случилось? Что произошло? — забеспокоилась она.

— Лучше нам вернуться, — сказал Дамиао, увидев, что народ не стесняется не только в выражениях, но уже пускает в ход и камни. Какому-то пожилому сеньору попали камнем в голову, и он упал как подкошенный. — Я не могу рисковать вами и вашим ребенком.

Жулиана согласилась, ее всерьез напугала разъяренная толпа, готовая громить итальянцев, с которыми еще вчера все жили в мире и дружбе.

— Надо позвонить Марко Антонио, — сказала она. — Как они в своем Итальяно-Бразильском банке? Может, уже обороняются?

И была недалека от истины. Толпа осаждала банк, грозила выломать двери, скандируя:

Смерть итальянцам! Смерть!

Франческо не растерялся и незамедлительно вызвал отряд карабинеров. Когда рослые вооруженные молодцы встали у дверей, толпа сразу поредела, голоса стали тише, люди еще какое-то время потоптались у дверей, покричали немного и заторопились дальше, ища кого-то попугливее и послабее, чем дон Франческо, чтобы отыграться на нем.

Что же произошло? Почему вдруг бразильцы так настроились против итальянцев?..

Этот вопрос волновал многих, в том числе и Марко Антонио. Франческо быстро объяснил сыну, в чем была причина. Цены на кофе упали, многие бразильцы оказались без денег, без работы, они ждали помощи от правительства, надеялись на субсидии, а правительство вместо этого подписало протокол, пообещав Италии возместить итальянцам убытки, которые они понесли в Бразилии. Разумеется, тем итальянцам, которые подали прошение о компенсации. Эти злосчастные протоколы и возбудили негодование обиженных бразильцев. Они увидели в них страшное пренебрежение к собственному населению, к его нуждам, к его тяжелому положению. Теперь во всех своих бедах они винили итальянцев и готовы были их растерзать.

В знак протеста студенты срывали итальянские флаги, жгли их и плясали вокруг костров. Аугусту тоже плясал вместе с ними, находя происходящее весьма забавным, но когда по простоте душевной он рассказал об этом Паоле, то выдержал бурю страшного негодования.

— Ты что, забыл, что я итальянка?! — кричала она. — Как ты посмел?! Как ты мог? Мне кажется, что вы, бразильцы, слишком много себе позволяете! Ни за что, ни про что и меня сегодня оскорбили на улице. Ты считаешь, что это нормально? Скоро нам, итальянцам, и носу нельзя будет высунуть на улицу! А ты! Ты — адвокат! Законник! И ты на стороне каких-то хулиганов?

Паола была возмущена до глубины души, когда на улице ей нагрубила какая-то молодая дамочка. Правда, вторая ее удерживала, но Паола в долгу не осталась и хорошенько отчехвостила грубиянку.

Возмущение Паолы умерило легкомысленное веселье Аугусту, домой он шел уже в весьма озабоченном настроении, а дома забот оказалось еще больше. Анжелика, открыв дверь, сообщила ему, что к ним приехали ее отец и Матео. Они приехали за Розаной, потому что Бартоло выздоровел, никто больше на фазенде не заболел, и, значит, желтая лихорадка на этот раз их только попугала.

Аугусту был очень рад, что свояченица не сегодня-завтра освободит их дом от своего присутствия, они с Розаной недолюбливали друг друга. Рад он был и тестю, но разместить в их небольшом доме еще двух человек было весьма затруднительно.

Анжелика пожаловалась мужу, что Розана сцепилась сегодня на улице с какой-то итальянкой, и та наговорила им такого! Такого!

— Мы — народ темпераментный, — с усмешкой сказал Матео, — и на язык нам лучше не попадаться.

— Твою жену оскорбляют, а тебе смешно? — возмутилась Розана. — А если бы это было при тебе, может, ты присоединился бы к своей землячке?!

Еще секунда, и за столом разгорелся бы семейный скандал, но тут в столовую вошел сеньор Алтину.

Он поздоровался, сел и жалобно сказал:

— Едва добрался до тебя, сынок, голова просто раскалывается. Представляете, — он повернулся к Гумерсинду, — мне сегодня попали в голову камнем. Уж кто попал, бразильцы или итальянцы, я понятия не имею, но головная боль страшная!

Все засуетились вокруг несчастного Алтину.

— Мне кажется, лучше всего позвать врача, — высказала свое мнение Анжелика, — и следовать всему, что он предпишет. Может быть, вам нужно полежать в больнице, побыть под наблюдением...

Если говорить честно, то больница устроила бы ее сейчас больше всего, потому что размещать еще и отца Аугусту было просто негде.

Алтину сразу скис, как только представил себе больницу. Нет, не зря он предпочитал Паолу этой чернявой ҳудышке. Паола уже уложила бы его в постель, вкусно накормила, дала для успокоения теплого молока, он бы мирно уснул и наутро проснулся совершенно здоровым.

Что-то в этом роде он и высказал сыну на ухо, и Аугусту его прекрасно понял. Он и сам от этой суеты с удовольствием сбежал бы к Паоле, но не имел такого права.

— Отец обычно останавливается в одном пансионе, — сказал Аугусту Анжелике. — Он не имеет обыкновения беспокоить людей, ия отвезу его туда, уложу и вернусь. А нужно ли звать врача, мы посмотрим завтра. Сейчас отец нуждается в первую очередь в отдыхе.

Анжелика с облегчением перевела дух.

— А завтра мы заберем твоего отца на «Эсперансу», — обратился к зятю Гумерсинду, который прекрасно расслышал его фразу о беспокойстве, — пусть поживет у нас и наберется сил. Ему сейчас просто необходимы свежий воздух, уход, деревенские продукты...

— Буду вам очень обязан, — церемонно ответил Аугусту и, взяв отца под руку, удалился с ним к Паоле.

— Завтра утром у нас будет еще одно дело, сынок, — обратился Гумерсинду к Матео, — поэтому мы поедем на фазенду после обеда. Мария просила меня присмотреть в Сан-Паулу дом, — объяснил он Розане и Анжелике. – Ceгодня мы с Матео видели много красивых домов, а завтра поедем смотреть те, что продаются. Думаю, рано или поздно Вы c Розаной останетесь полновластными хозяевами «Эсперансы», — добавил он, обращаясь к своему любимому зятю, довольный, что второй, не столь любимый, его не слышит.

Розана с Анжеликой переглянулись. Ну и новость! С чего это их матушка задумала переселиться в город?

Им и в голову не приходило, что купить дом в Сан-Паулу, было давней мечтой Марии. Она родилась и выросла в городе, и, выйдя из пансиона, никогда не думала, что всю свою жизнь проживет на фазенде. Со временем она привыкла к простору большого деревенского дома, к плантации, множеству слуг и служанок, но ей все-таки всегда казалось, что в городе жилось бы лучше. Спокойнее. Счастливее. И уж, во всяком случае, она была бы избавлена от ненавистного гамака на задней веранде.

Выдав замуж Розану, видя, что муж всячески приобщает зятя к хозяйству, а тот вполне может хозяйничать, Мария вновь стала мечтать о городской жизни.

— Так будет лучше и для нас с тобой, и для молодых, — внушала она мужу. — Не бывает у плиты двух хозяек. Пройдет год-другой, и Розане станет со мной тесно.

Она говорила о себе с Розаной, а сама думала о Гумерсинду и Матео. Вот уж кто точно не уживется друг с другом. Это она видела своими собственными глазами, чувствовала сердцем.

Гумерсинду не был готов к городской жизни. Но отказывать жене тоже не хотел. Средства им позволяли завести дом и в городе, поближе ко второй дочке. Тем более что зять уже высказал свое мнение по поводу гостящей у него в доме родни. Значит, нужно было присмотреть дом, купить его, приезжая, в нем останавливаться, а там видно будет. Он уже успел собрать сведения о продающихся домах и намеревался на следующий день поутру вместе с Матео их посмотреть.

Как только Розана и Матео остались наедине, она, приникнув к мужу, сказала:

— У меня есть для тебя потрясающая новость!

— Какая же? — спросил он, зевая. — Сегодня и так довольно новостей. Может, отложим ее до завтра?

Он явно думал о своем, и ему было не до Розаны.

— Знаешь, — заговорил он, отстраняя ее, а сегодня мы ехали мимо одного дома, и мне безумно захотелось в него зайти. Я готов был выпрыгнуть из коляски. Так и тянуло! Так и тянуло! Как ты думаешь почему?

Если бы он только знал, что дом этот принадлежал сеньору Франческо Мальяно, и там, нося под сердцем ребенка Матео, живет та, которую он никак не может забыть.

— Я думаю только о маленьком итальянце, которого мы скоро подарим моему отцу, — ответила Розана и с торжеством посмотрела на мужа.