Глава 17

Жулиана бесцельно бродила по пустому дому. Стараниями Марианы в нем царил идеальный порядок, и Жулиана чувствовала себя здесь гостьей. Все было сделано не так, как она привыкла, но сделать по-своему ей и в голову не приходило, она не чувствовала себя хозяйкой. Мариана была душой этого дома, его сердцем, его руками, но надо всем витал дух Жанет, которая зорко и неусыпно следила, чтобы все стояло по своим местам. Жулиана постоянно ежилась, чувствуя на себе взгляд недобрых черных глаз, которые упрекали ее за любое неловкое движение, за желание что-то передвинуть и переставить.

Она была здесь пленницей и никак не могла справиться с тем, что только недавно пережила. Надежда поманила ее. Жулиана видела, чувствовала, что Матео любит ее, что хочет быть с ней. И вдруг Жулиану словно бы заманили в ловушку, сделав из ее сына приманку. Ловушка захлопнулась, и она оказалась в плену. Но почему она должна оставаться с сыном Матео именно в этом доме? И почему Матео с ней не простился? Почему не хочет посмотреть на сына? Похоже, что и его тоже держат в плену какими-то неведомыми ей способами. Они оба в тупике. Оба несчастливы. Или, может быть, есть какой-то выход из тупика?

Узнав, что она беременна, Жулиана нисколько не обрадовалась, этот ребенок окончательно привязывал ее к семье Мальяно. Призрак Жанет стал еще явственнее, она заберет и этого ребенка, хотя и совсем по-другому. Она будет хозяйкой не только в своем доме, но и в жизни Жулианы. Будет распоряжаться ею по своему усмотрению.

Жулиана пыталась поторопить Марко Антонио со строительством дома, но он только улыбался с ласковой снисходительностью, словно бы говоря: Ты же не маленькая девочка, и мы строим не кукольный домик. Стены не цветы, им нужно время на то, чтобы вырасти.

Одним словом, Жулиана понимала, что связана по рукам и ногам, что податься ей некуда, что впереди у нее череда серых безрадостных дней. Даже малыш перестал ее радовать, изо дня в день одно и то же: перепеленай, накорми, укачай, а он будет плакать и плакать. Зато он, мгновенно успокаивался на руках Марианы, и Жулиана все чаще оставляла его экономке. Мариана самозабвенно возилась с ним, а Жулиана апатично сидела рядом, глядя, как та меняет ему пеленки, воркует с ним и смеется.

Жулиане же не хотелось смеяться. Она не могла понять, почему Матео не захотел посмотреть на сына. Почему так жестоко обошелся с ней? Он привез ее на «Эсперансу» только для того, чтобы она полюбовалась его семейным счастьем? Да нет, нет! Она же видела, чувствовала, как он тянется к ней... Но потом он решил... Что бы ни думала Жулиана о Матео, все выходило больно. Она старалась не думать ни о чем и впадала в тягучее безразличие.

— Это потому, что я беременна, — утешала себя Жулиана, — у меня нет сил, меня тошнит, в этом все дело! Я люблю и Марко Антонио, и малыша, у меня все хорошо, я счастлива!

Но сколько ни убеждай себя, что соль сладкая, она останется горькой и соленой. Горькими и солеными были слезы Жулианы, которые текли по ее щекам, когда она оставалась одна.

Не се опита И еще глаза ее наполнялись слезами, стоило ей увидеть Франческо.

Он теперь почти не бывал дома. А когда приходил, от него веяло таким нестерпимым счастьем, что Жулиана зажмуривалась, а потом плакала.

Она и сама не знала, почему светящееся счастьем лицо Франческо производило на нее такое действие. Ведь Жулиана любила сеньора Франческо и, казалось бы, должна была радоваться тому, что он приходил домой словно из другого мира — веселый и счастливый. А ей почему-то хотелось плакать.

Счастливый вид отца беспокоил и Марко Антонио. Ему вдруг показалось, будто происходит что-то неподобающее, неприличное. Если бы тот ударился в загул после отъезда матери, сын бы его понял, но Франческо вдруг сделался счастливым, у него светились глаза и на губах то и дело появлялась улыбка — особенная, мягкая и нежная. Увидев отца в ресторане с красавицей итальянкой, которая хотела открыть макаронную фабрику, Марко Антонио решил съездить к ней. Он любил отца и не хотел, чтобы молоденькая интриганка воспользовалась его мягким и щедрым сердцем в своих корыстных интересах.

Он приехал рано утром и застал молодую женщину за домашними делами. Она звонко распевала, поливая цветы, и была ослепительно красивой и счастливой.

Марко Антонио извинился за ранний визит, и в ответ на недоуменный взгляд и вопрос: «Чем обязана?» — несколько замявшись, отвечал, что хотел бы поговорить об отце.

— Что с ним? — с такой неподдельной тревогой вскрикнула итальянка, что у Марко Антонио невольно шевельнулось ревнивое чувство: за него никто и никогда так не волновался.

— Да говорите же! Он болен? Я умею ухаживать за больными. Я сейчас, я в одну минуту! — Она и вправду уже была готова идти хоть на край света и только спрашивала взглядом куда.

— Вы меня неправильно поняли. С отцом все в порядке, он прекрасно себя чувствует. Даже лучше чем когда бы то ни было. Я давно его таким не видел.

На губах Паолы расцвела улыбка, в глазах засверкали искорки.

— Ваш отец — удивительный человек! — сказала она. — Я горжусь своей дружбой с ним.

Марко Антонио неплохо знал женщин, у него их было много, и он мог поручиться, что Паола сейчас говорила искренне. Все остальное его не касалось, он не был вправе вторгаться в то, что касается только двоих.

— Вы хотели мне что-то сказать? Вас что-то беспокоит? — продолжала спрашивать итальянка.

— Уже ничего, — ответил Марко Антонио, извинился и уехал. Почему-то ему стало грустно, он снова подумал, что никто так не радуется встрече с ним.

Проводив сына Франческо, Паола подумала: интересно, что так волнует молодого человека? Он обеспокоен, что его отец в отсутствие матери завел роман? Но разве это похоже на Франческо? А то, что у него нелады с женой, видно сразу, хотя он никогда и слова не сказал ожене — ни дурного, ни хорошего. Но его молчание было красноречивее любого рассказа. И благороднее. В глазах Паолы Франческо был самым благородным человеком, самым веселым, умным, очаровательным. Даже почтенный возраст Франческо Паола относила к его достоинствам. Мужчина хочет быть для женщины первой любовью, а женщина всегда хочет быть его последней любовью. Франческо вызывал у Паолы то безотчетное чувство доверия, которое всегда является преддверием любви.

Продолжая уборку в доме, Паола невольно вспоминала руки Франческо, они представлялись ей такими ласковыми, сильными, умными. Вспоминала его сияющие темные глаза и понимала: этого человека она любит и дождется, когда он найдет в себе силы признаться, что любит ее.

Марко Антонио не сказал отцу, что виделся с Таолой. Зато Франческо охотно упоминал о ней в разговорах, ему было приятно произносить ее имя, она словно бы постоянно радовала его своим присутствием.

— Мы теперь компаньоны, — говорил он. — Придется потрудиться и ради макаронной фабрики.

— Смотри, не перетрудись ради хорошеньких глазок! — шутливо предостерег его Марко Антонио.

— За кого ты меня принимаешь, сынок? — рассмеялся Франческо. — В моем возрасте ценят не глазки, а сердце. И должен сказать тебе, что совсем недавно я понял: я еще вполне живой человек.

В этот день Марко Антонио впервые не захотелось идти домой сразу после работы. Он долго бродил по улицам в одиночестве, раздумывая о себе, о Жулиане. Отец и Паола, сами того не ведая, передали ему весть о счастливой взаимности, и эта весть потрясла Марко Антонио. В его жизни не было ничего подобного, и впервые за все эти дни ему стало тоскливо. Он вернулся поздно, и лег у себя, как ложился все чаще и чаще, не желая тревожить Жулиану, которая день ото дня становилась все более нервной.

Жулиана и впрямь очень нервничала тем вечером. Дело в том, что она машинально распечатала письмо, адресованное сеньору Франческо: мадам Жанет сообщала, что на днях приедет.

Этот удар доконал несчастную Жулиану. Вот чего она наверняка не выдержит, так это приезда свекрови. Долго в темноте ей мерещился испытующий взгляд Жанет, но под утро Жулиана наконец заснула. Когда же она открыла глаза, то поняла, что уже светает и что в ее спальне кто-то есть. Этот ктото не был Марко Антонио. Ей стало страшно, однако она превозмогла себя, встала и оказалась в объятиях Матео.

«Мне снится сон, — подумала она. — Во сне все бывает и все можно».

— Я оставил жену, сына, — проговорил Матео. — Оставил навсегда, чтобы быть с тобой.

Догадка подтвердилась, это точно был сон.

— А у меня и не было никого, Матео, — простодушно ответила Жулиана, — стоило мне закрыть глаза, как я знала: я с тобой!

— Пойдем! — позвал ее Матео. — Мы начинаем новую жизнь. У нас будет свой дом.

— Конечно, — согласилась Жулиана. — Пойдем, только я соберу нашего малыша. Разве ты не хочешь взглянуть на него, он такой хорошенький!

— Бедная Жулиана! — Матео из сна стал очень грустным и произнес совсем уж невероятную вещь: — Тебя снова обманули, они взяли чужого ребенка и выдали за нашего с тобой сына. Твой сын у чужих людей, мы никогда его не найдем.

Жулиана вскрикнула. До нее дошло, что перед ней стоит настоящий Матео, что он говорит правду. Ее снова поймали в ловушку. Она заплакала и припала к нему. В ушах у нее звучали слова Марко Антонио: «Мама переменилась, она так старалась отыскать твоего малыша». Конечно, старалась, поскольку боялась, что сеньор Гумерсинду подаст на нее в суд. Она боялась суда и принесла из приюта ребенка, А Марко Антонио? Он тоже участвовал в обмане? Наверняка. Ему же не было дела до ребенка, и тот и другой был для него чужим. A Франческо? И ему тоже было все равно! Жулиана взглянула на столик, где лежало письмо, в котором дона Жанет извещала о своем приезде. Змея возвращалась в свое логово. Но она не найдет в ловушке одураченной жертвы! Птичка упорхнет! И пусть они сами расхлебывают черное дело, которое совершили по недомыслию или подлости! Пусть расплачиваются за него!

— Я иду, Матео! Иду, — сказала решительно Жулиана.

Она взяла с собой только самое необходимое, увязала в небольшой узелок и сказала:

— Я готова.

— Пошли! — ответил Матео и взял ее за руку. — Нам предстоит нелегкая жизнь, но все в ней будет без обмана!

Все в доме крепко спали, и каждый видел во сне то, что хотел увидеть и наяву: дон Франческо — Паолу, Мариана — Шикинью, как она ласково называла Франческо-младшего, Марко Антонио — пароход, который увозил его в неведомые страны...


Утром Мариана никогда не входила к Жулиане без зова. Она сама занималась Шикинью, понимая, что беременной всегда лучше выспаться. Но в этот день она забеспокоилась, не стало ли плохо ее молодой хозяйке? Уже полдень, а за дверью ни звука. Она заглянула в спальню и увидела, что там никого нет. Это ее встревожило. У Жулианы не было привычки уходить из дома. Она обычно сидела по целым дням у окна, расшевелить ее было трудно. Может быть, она поехала с мужем в банк?

Мариана не слишком ладила с новой штуковиной, которую дон Франсиско поставил в доме и называл «телефон», но — нужда научит! — она справилась с диском, набрала номер и попросила девушку соединить ее с сеньором Мальяно.

Ни дон Франческо, ни Марко Антонио ничего не знали о Жулиане, они очень забеспокоились, но, узнав, что малыш дома, принялись в два голоса успокаивать Мариану:

— К обеду она вернется, — говорил Марко Антонио. — Уверен, она поехала смотреть, как идет строительство нашего дома. В последнее время Жулиана говорила, что хотела бы переехать туда как можно скорее.

Они пообещали приехать к обеду домой. На том все и успокоились.

Однако к обеду Жулиана не вернулась. Марко Антонио забил тревогу. Он стал расспрашивать Дамиао, не видел ли тот Жулиану? Когда она вышла из дома?

— Дону Жулиану я не видел, — отвечал Дамиао. — Но зато я несколько раз видел итальянца Матео, он крутился возле нашего дома.

«А знаешь, что я уйду с Матео, если он позовет меня?» — вспомнил Марко Антонио слова Жулианы, которые она сказала ему, когда он уговаривал ее выйти за него замуж. Так оно и вышло, но Жулиана предупреждала его, она всегда была честна, честна до идиотизма!

— Почему ты не сказал мне? — возмутился Марко Антонио, — Я должен был говорить с ним, а не Жулиана!

— Я не был уверен, что это он, — отвечал Дамиао. — Я Видел его мельком, и не был уверен. А теперь думаю, что он украл дону Жулиану и увез ее к себе на фазенду, как в прошлый раз.

Марко Антонио не стал обсуждать с Дамиао, что могло случиться, он поблагодарил его и отправился к отцу.

— Если она в самом деле ушла с Матео, то, значит, узнала правду, — сделал вывод Франческо, — думаю, нам в любом случае имеет смысл повидаться с сеньором Гумерсинду. Вероятно, Дамиао прав, они на фазенде.

— Тогда я убью этого итальянца! — процедил Марко Антонио. — Другого он не заслуживает! Он украл у меня не только жену, но и ребенка!

— Успокойся, мой дорогой, — произнес Франческо, — Для начала съездим на фазенду.

Ранним утром они выехали из дома и к полудню уже были на «Эсперансе». Дон Гумерсинду не ждал подобного визита, но он и не удивился, увидев перед собой дона Франческо и его сына.

— Я догадываюсь, что привело вас сюда, — сказал он.

— Я хотел бы знать, где моя жена, — произнес Марко Антонио.

— Я мог бы задать вам тот же самый вопрос, потому что понятия не имею, куда подался мой зять. Он оставил жену и маленького ребенка, не взял с собой ничего, даже одежды. Так уходят люди, которые задумали самоубийство.

Гумерсинду не стал рассказывать о том, что Розана после исчезновения Матео несколько дней отказывалась от еды и питья, она даже не подходила к малышу, твердя одно: «Я хочу умереть, я хочу умереть».

За ребенком ухаживали Мария и Анжелика, причем Анжелика страшно ругала сестру за безответственность. Сама она, что бы ни случилось, принимала самое деятельное участие в происходящем и зачастую брала верх над неблагоприятными обстоятельствами.

— Ты видишь, как я был прав, когда не хотел отпускать Анжелику в монастырь, — говорил Гумерсинду жене, — теперь стало видно, что характером она пошла в тебя, у нее такое же отзывчивое сердце, столько же мужества и стойкости.

Мария поцеловала мужа, его слова были ей приятны. За Анжелику она теперь была спокойна, а вот за Розану... Только совсем недавно она все-таки одумалась и стала подходить к малышу, и Гумерсинду полегчало на сердце. Когда он увидел Марко Антонио, то подумал, что, возможно, не стоит жалеть о сумасшедшей парочке, которая, бросив всех и вся, избрала для себя нищенскую жизнь под каким-нибудь забором, — нужно быть порядочной дурой, чтобы бросить такого мужа и такого свекра! «И такую жену, и такого тестя!» — прибавил он про себя.

Он пригласил гостей отобедать, но обедали невесело, хотя общая беда как-то сблизила обе семьи. Розана довольно долго говорила с Марко Антонио, оба были приятно удивлены тем благоприятным впечатлением, которое взаимно произвели друг на друга. Оба подумали про себя, что никогда бы не оставили такого спутника жизни.

— Пойду посмотрю, что там с маленьким, — сказала Розана и поднялась наверх.

Марко Антонио и Франческо допоздна засиделись с Гумeрcинду. Гостей оставляли ночевать, но они заспешили домой. Но если бы они знали, какой сюрприз приготовила им судьба, то, наверное, переночевали бы на фазенде, потому что в это время к дому уже подкатила дона Жанет, распорядилась выгрузить чемоданы и спросила у обомлевшей от неожиданности Марианы:

— Ну что? Какие новости? Да что ты на меня так уставилась? Можно подумать, что не получила моего письма!

Загрузка...