Золотые рельсы

Глава двадцать первая Шарлотта

— Назови хотя бы одну вескую причину, из-за которой мне нельзя выстрелить, — говорю я.

— Опусти пистолет, — спокойно говорит Малыш Роуза, словно я не вижу красного пятна на полу.

Мне нельзя было с ним ни о чем договариваться, втягивать в эту историю невинных людей. Томпсон мертва по моей вине. Я назвала ее имя Малышу Роуза, и он приехал прямиком сюда. Он получил имя, которое нужно Лютеру Роузу, а потом пристрелил ее. Это ее кровь и ее пистолет у меня в руке, — я подобрала его там, где она выронила.

Мой палец дрожит на спусковом крючке. Это не будет самозащитой, как в поезде. Сейчас я, словно Господь Бог, решаю, кому жить, а кому умереть, выполняю роль судьи и палача. Ни одной живой душе нельзя давать такой власти. Даже если этот ублюдок заслуживает такой участи. А он точно этого заслуживает.

Никто не должен об этом знать, никто кроме меня.

— Ты не сможешь, Вон, — говорит он. — Это факт. Не делай этого, ты этого не хочешь.

— Что ты обо мне знаешь! — кричу я, вжимая пистолет в его висок. — Как ты мог? Ты убил ее!

— Он не убил никого, кроме тех, кто этого заслуживал, — раздается голос с крыльца. — Опусти этот чертов пистолет. У меня была тяжелая ночка и нет времени избавляться от еще одного трупа.

Я опускаю оружие, и мимо Малыша Роуза протискивается женщина с лампой и ружьем в руках.

Это она — та самая Томпсон.

Она лет на двенадцать старше меня. Я видела ее девчонкой, и с той поры она совсем не изменилась, что кажется мне очень странным. У нее суровое неулыбчивое лицо, темные волосы заколоты на затылке. На щеке — свежая рана, и еще старый темно-розовый шрам выделяется на золотистой коже. Однажды я слышала, как мама сказала, что беременные женщины словно светятся изнутри и излучают тепло, но эта Томпсон совсем другая. Жесткий взгляд, гордо поднятый подбородок. Она производит впечатление человека, с которым опасно шутить. Холодное выражение лица, уверенная осанка. Наверно, единственное, что в ней есть мягкого — это очертания ее округлого живота.

Я смотрю на пистолет в своей руке. Если она говорит правду, это оружие принадлежит не ей, а человеку, «который этого заслуживал». Человеку, которого, очевидно, застрелил Малыш Роуза.

— Мне нужно собираться, — говорит женщина, поворачиваясь ко мне спиной.

— Собираться? Стойте, нам надо поговорить. Мне нужен стрелок, которого вы наняли, чтобы отомстить за смерть отца.

Женщина замирает, руки ее лежат на столе. На короткое мгновение в доме становится неестественно тихо. Потом она выпрямляется и идет в спальню с таким видом, что я понимаю: эту паузу вызвал толчок ребенка в животе или острый приступ боли. Она что-то делает в другой комнате, и оттуда раздается шум, но возвращается не с листком бумаги, на котором написано имя, не с рисунком или адресом.

В руках у нее колыбель без ножек, в которой сложены разнообразные предметы: металлический судок, узел одежды, торчащие рукоятки пары одинаковых пистолетов. Она достает с полки одну-единственную книгу и кидает туда же, следом отправляется фото в рамке.

— Кому вы заплатили тогда? — вновь спрашиваю я.

— Тут я ничем тебе не помогу, — просто говорит она.

— Но от этого зависит моя жизнь.

— Тогда иди ищи того, кто сумеет тебе помочь.

Не так я представляла нашу беседу. Не для того я сбежала из дома дяди Джеральда и проехала в ночи эти пять миль. Это было нелегко. Я так волновалась, что в кромешной тьме лошадь может оступиться! А когда навстречу со склона появился всадник, мчащийся в сторону Прескотта, словно гонимый жаждой мести, я решила, что дядя уже выслал за мной людей. Я спряталась за придорожным кустом, который скрыл меня, но отнюдь не украденную лошадь. Но у всадника, видимо, была другая цель, он стремился в город.

— Но вы же были на моем месте. Знаете, каково это, когда некому помочь.

— Я всегда надеялась только на себя, и тебе советую делать то же самое.

От неожиданности я теряю дар речи. Я и представить себе не могла, что моя поездка сюда окажется бесполезной и я не узнаю имени наемного убийцы. Я думала, что она сразу назовет мне его и позволит остаться на ночь. Что же мне теперь делать?

— Вот он неплохо стреляет, — продолжает она, кивая в сторону Малыша. — Может, он согласится помочь.

— Он? — усмехаюсь я. — Это же Малыш Роуза. Надеюсь, вы это знаете? — Она кивает, словно я представила ее местному священнику. — Малыш Роуза, — снова говорю я. — Риз Мерфи, убийца и вор из банды «Всадники розы». За его голову назначено пятьсот долларов. Он ограбил поезд, где я ехала три дня назад, а сегодня утром меня, связанную, привез в дилижансе.

— Это все правда? — спрашивает она, глядя Малышу в глаза.

Он ничего не отрицает.

— Миссис Томпсон, заклинаю вас…

— Нет здесь никакой Томпсон. Так, мне нужно запрячь лошадей в фургон и отправляться.

— Среди ночи?

— Да. Твой товарищ…

— Он мне не товарищ.

— …прикончил только что пару своих приятелей. Третий уехал, но он вернется. Думаю, им также не терпится узнать имя того стрелка, как и тебе, и ради этого они меня на куски порежут. Надеюсь, ты понимаешь, у меня нет времени на пустяки.

Я изумленно смотрю на нее. Ситуация немного проясняется. Эта кровь на полу, всадник, который мчался по дороге в город. Двое «приятелей» мертвы, третий скачет за подмогой. Я смотрю на Малыша. Почему он убил своих людей?

Этот его рассказ про шрам и неподдельный страх, когда он упомянул, что бандиты преследуют дилижанс. Возможно, он действительно хочет сбежать от них и имя стрелка ему нужно в качестве страховки?

Женщина ставит колыбель на крыльцо и спускается.

— Риз, поможешь мне с лошадьми?

— Вы просите его о помощи? Но это же Малыш Роуза!

— Я не глухая, услышала с первого раза. Это не отменяет того, что он едет со мной.

— Я? — спрашивает Малыш.

Она оборачивается к нему.

— Я благодарна за все, что ты сделал, но это не значит, что я тебе доверяю. Вдруг ты переметнешься к тем, кто при случае защитит тебя получше.

— Ни к кому я не переметнусь, — возражает он. — Я хочу исчезнуть.

— То, что ты хочешь исчезнуть, еще не означает, что тебя не найдут. Не хочу, чтобы ты видел, в какую сторону я еду.

— Я не скажу им.

— Я в этом не уверена.

— Я помогу с лошадьми и поеду своей дорогой.

Сверкнув глазами, она мрачно грозит пальцем:

— Они тебя прикончат за все то, что ты здесь натворил, и сделают это с особой жестокостью. Если ты не выдашь меня под пыткой, ладно, это пойдет в зачет твоей черной душонке, но если ты о чем-то проговоришься, моя семья окажется в опасности.

— Какая семья? Твоего мужа здесь нет!

— Я слишком рискую, если позволю тебе сбежать! — кричит она в ответ. — Так что ты забираешься в фургон по доброй воле или я заставлю тебя сделать это под прицелом винтовки! Ты меня понял?

Женщина поворачивается и идет к сараю так быстро и уверенно, что очевидно: она проделывала этот путь столько раз, что темнота ей не помеха. Малыш Роуза следует за ней.

— Невероятно, — бормочу я ему в спину. — Ты никого не щадишь, даже своих товарищей.

Он оглядывается через плечо:

— Вообще-то один из них застрелил шерифа, который ехал с тобой в поезде.

— Ты убил его не потому, что он застрелил шерифа, — выпаливаю я. — И не потому, что он гнусный и подлый злодей. Ты это сделал, чтобы спасти свою шкуру.

— И поэтому тоже. К тому же Кэти беременна… — говорит он, указывая рукой на живот. Он поворачивается и идет за хозяйкой дома к сараю. Не могу не признать, что это слегка меняет мое отношение к нему. Я ненавижу себя за то, что радуюсь смерти того ублюдка, который застрелил шерифа. Жаль, что это сделал Малыш Роуза, а не слуги закона. Но хуже всего, что его слова начинают казаться мне правдивыми. Похоже. он старается сбежать из банды, иначе не пристрелил бы тех двоих. Может, у него есть остатки совести, раз судьба Кэти ему небезразлична. И все же, это Малыш Роуза, разбойник, который вполне мог прикончить своих сообщников, чтобы завоевать расположение. Возможно, это часть его плана, рассчитанный ход, призванный ослабить бдительность Кэти. Ему нужно то же, что и мне, и, хотя сейчас Кэти не открыла имени того ковбоя, когда-нибудь она скажет его тому, кто заручится ее доверием.

Вдали раздается скрип колес, и показывается фургон Кэти. Впереди на нем висит фонарь, и в его мягком оранжевом свете я различаю ее фигуру на козлах, в руках у нее поводья. В фургон впряжены две лошади. Малыш сидит позади. Фургон не слишком нагружен. Скорее всего, она едет недалеко или собирается остановиться у друзей. Возможно, и то и другое.

Натянув поводья, Кэти останавливает фургон.

— Ты действительно попала в беду? — обращается она ко мне. — Иногда людям кажется, что им нужен наемный убийца, а на деле им нужно время, чтобы примириться со случившимся. Месть — не всегда выход.

— Это не месть ради кровопролития. Это — необходимая расплата за жадность, и пуля будет крайней мерой. Мой дядя нечестно ведет дела, и он намерен присвоить состояние моего отца, принудив мою мать к замужеству, а если не ее, то меня. В том случае, если одна из нас не согласится, другую убьют, чтобы…

— Ясно, ясно. Можешь не излагать всю эпопею.

— Почему ты не хочешь обратиться к властям, Вон? — Малыш подал голос из фургона. Он прислонился к борту и выглядит довольным тем, как все обернулось, ведь он поедет в комфорте. А я стою здесь, перепуганная, ведь мой мир разваливается на куски. — Это у тебя прекрасно получается.

— Дядя уже подкупил многих, и я не могу рисковать, доверившись не тому человеку. Мне нужен наемный убийца. Кто-то, кто сможет его как следует припугнуть, а если это не сработает, выстрелить и не промахнуться.

Вот любопытно, — продолжает рассуждать Малыш, — почему люди, которым не помог закон, сразу бегут за помощью к преступникам.

— Одинокий стрелок — это не банда воров и мародеров.

— Хватит, — приказывает Кэти. — Полезай в фургон, девочка. Я расскажу вам о том ковбое по дороге.

— Что? — говорим мы с Малышом одновременно.

— Ты едешь или нет? Второго приглашения не будет.

Я не могу вернуться домой, не подвергая опасности мать или себя. И у меня только несколько дней, в лучшем случае недель, чтобы избавить нашу семью от бульдожьей хватки дяди Джеральда. Если Кэти согласна раскрыть имя того ковбоя только в фургоне, у меня нет выбора.

Опять мне приходится путешествовать с Малышом Роуза. По крайней мере, на этот раз у меня есть пистолет.