Золотые рельсы

Глава тридцать вторая Шарлотта

На ужин — жаркое из картошки с кроликом, который попался в силки, и свежеиспеченный хлеб. Все горячее и ароматное, но я почти не ощущаю вкуса.

У меня перед глазами стоит лицо Паркера после удара подсвечником — глаза расширены от ужаса, рот застыл буквой «О».

Риз сказал, что я не могла иначе.

Не могу в это поверить. Я понимаю все его доводы, и все равно это кажется несправедливым. Тогда, в гостинице, Паркер оказался на стороне моих врагов, но это не значит, что он был злодеем. На самом деле, судя по вырезкам на стене, совсем наоборот, этот пожилой человек помог поймать многих преступников. Дядя Джеральд умеет убеждать людей, и Паркер мог считать, что оказывает услугу нам обоим. Я была для него взбалмошной девицей, у которой не все дома, к тому же запуганной Малышом Роуза, которую любящий дядя хочет доставить домой в целости и сохранности. Паркер всего лишь хотел поступить так, как считал справедливым, а я убила его за это.

— Ты слышишь, Шарлотта?

— Что? — я поднимаю голову от тарелки.

— Снова уезжать тебе небезопасно, — повторяет Кэти. — После того, что случилось в Бангартсе. Вести о смерти этого человека приведут сюда еще больше охотников за головами, так что тебе лучше пока не высовываться.

Я провожу рукой по лбу, у меня кружится голова. Она права, я знаю. Я мало чем помогу маме, если меня обвинят в убийстве и посадят в тюрьму. Но у мамы не так много времени в запасе. Своим бездействием я, быть может, подписываю ей смертный приговор.

— По крайней мере, в этом есть хоть что-то хорошее, — говорит Риз. — Банда прибудет в Бангартс.

— Я сказал уже, от этого одни неприятности, — спорит с ним Джесси. — Они начнут искать нас.

— Поэтому я поеду им навстречу.

— Тебя убьют, — говорит Кэти. — А если не тебя, то твою мать.

— Не убьют, если получат то, что им нужно.

В комнате повисло напряжение, за столом неожиданно воцарилась тишина.

— Я сам тебя пристрелю раньше, чем ты выдашь нас Роузу, — рычит Джесси.

— Ты меня не понял. Видишь ли, я тут подумал… Скажем, я поеду вдоль железной дороги, и когда они появятся, скажу им, что ищу их и что я нашел того, кого Босс хочет прикончить, — стрелка, повинного в смерти его брата. Они захотят отправиться прямиком сюда, но я скажу, что вы тут хорошо окопались: слишком много оружия, охраняемый узкий проход в горах. Я предложу им сесть на поезд, идущий на юг от Селигмана, пообещав, что обязательно доставлю тебя. Они будут думать, что я выдаю тебя им, но на самом деле мы устроим засаду и перестреляем их по одному.

— Да зачем ждать поезда? Я поеду за тобой на встречу с ними. Спрячусь за деревьями и перестреляю их, пока ты будешь им предлагать план с поездом.

Риз качает головой.

В лучшем случае ты успеешь выстрелить лишь один раз, прежде чем Босс сообразит, что я провел его и меня прикончат. Что, если там не будет деревьев, чтобы укрыться, или приедет только часть банды и, пока я договариваюсь с Боссом, кто-то из них обнаружит тебя в кустах? Как только они поймут, что я их обманываю, — нам конец. План с поездом неплох, у меня должно получиться, если ты позволишь мне взять это на себя.

— Тут только одна загвоздка, — замечает Кэти, — Помнишь своего приятеля, который удрал в Прескотт, того, в которого мы стреляли с крыльца? Он знает, что ты их предал.

На лице Риза появляется улыбка.

— Да, он думает, что я предатель, но он не видел, как я кого-то убивал. И с крыльца мы палили ему в спину — он ведь очень шустро удирал! Все случилось так быстро. Мне нужно лишь посеять зерно сомнений, заставить Диаса взглянуть по-другому на то, что он тогда видел. А Босс мне поверит.

Все кажется слишком простым, но Колтоны отнеслись к плану серьезно. Пока я снова принимаюсь за жаркое, они обмениваются многозначительными взглядами, словно ведут неслышную беседу.

Риз смотрит на нас, убежденный в своей правоте.

— Понимаете, Лютер Роуз не хочет верить в то, что я его предал. Он хочет думать, что я верен ему. Если мой рассказ будет похож на правду, он поверит и сядет на поезд. Его ослепляет жажда крови и мести, из-за этого он теряет осторожность.

— Да, скорее всего, так и есть, — говорит Кэти.

Ну а если он не поведется на это? — спрашиваю я. — Если не захочет тебя слушать и пристрелит, не дав и слова сказать? Тем, кто идет прямо в логово льва, редко удается выйти невредимыми.

Риз морщится.

— Об этом я тоже думал, Вон, но это риск, на который стоит пойти. Сколько я ни прикидываю, что может пойти не так, все же это дело мне кажется стоящим. — Он смотрит на меня своим непроницаемым взглядом. — Я должен это сделать. Для себя и для Кол тонов, — Риз смотрит на Кэти и Джесси. — Для всей Территории. Так я исправлю то зло, которое совершил. Так будет правильно.

Колтоны согласно кивают и после обсуждения предлагают Ризу выждать денек, прежде чем выезжать в прерии. «Всадники розы», конечно, узнают о случае с Паркером, но, чтобы вести дошли до бандитов, потребуется некоторое время. А потом им придется довольно далеко проехать на север.

Все это время я молчу и думаю, как же просчиталась относительно парня, сидящего рядом со мной. Да, он не безгрешен и на его руках кровь, но ведь и на моих теперь тоже. Меня не пугает больше его отсутствующий взгляд. Это не оттого, что у него нет души, скорее, это доказывает, что она у него есть, — душа, что видела зло и творила его сама и теперь каждый божий день старается загладить свою вину.

Там, снаружи, я назвала его по имени, сама не знаю толком почему. Вероятно, мне просто хотелось услышать, как это прозвучит. Но теперь я знаю правду. Он — не Малыш Роуза, возможно даже и не был им никогда. Он просто обычный парень, Риз Мерфи. Вот так вот просто и так сложно одновременно.

Как он и предсказывал, мне снятся кошмары. В основном — про Паркера, который не умирает, а ползет за мной через комнату, цепляясь рукой за мою юбку, и кровь заливает ему глаза.

Я просыпаюсь в третий раз, вся в поту, тяжело дыша. Риз на полу не шевелится. Я вылезаю из кровати и иду на кухню, где сидит Кэти и читает книгу при мягком свете очага. Она, наверно, добавила дров, потому что в нем уже не угольки, а языки пламени.

— Не спится? — спрашивает она, но, очевидно, прекрасно знает, что выгнало меня из постели. Мне кажется, ей знакомы кошмары, преследующие тех, кто творит кровавые дела.

Я киваю.

— Мне тоже. — Она кивает на живот. — Решила, что могу немного развлечься, раз мелкий вредитель не дает мне спать.

— Что ты читаешь?

— Мою любимую, — она поднимает книгу, и тисненное серебром название «Маленькие женщины» поблескивает в свете пламени. — Кажется, я ее уже сто раз перечитывала. Хочешь? — она протягивает ее мне.

— Нет, не хочу.

— Есть и другие, — она указывает на полку позади меня. Я оборачиваюсь и вижу множество книг, которые раньше стояли в Прескотте. — Их привез Джесси, — поясняет она.

Я провожу пальцем по корешкам, выбирая, что бы почитать.

— Твой папа ведь помогал со строительством поезда? — спрашивает Кэти.

— Да, он немало вложил в это.

— Тогда «Вокруг света за восемьдесят дней», там есть про поезда и не только.

Я снимаю книгу с полки и сажусь читать рядом с ней. Главный герой, господин Филеас Фогг, кажется мне эксцентричным до невозможности, но его приключения занимательны, а энтузиазм вызывает симпатию, и вот я уже листаю страницы, словно зачарованная. Вдруг Кэти выводит меня из этого транса.

— Шарлотта! Ох, Шарлотта, пощупай! — она хватает мою руку и прижимает к животу. Жизнь внутри нее перекатывается под моей ладонью и вдруг толкается то ли рукой, то ли ногой. Кэти широко улыбается, и отблески огня отражаются на ее зубах.

Я убираю руку.

— Что будет, если Ризу не удастся встретиться с бандой, Кэти? Вы здесь вечно будете прятаться? Разве ты не хочешь вернуться к нормальной жизни?

— Не будет никакой нормальной жизни, по крайней мере у меня. Она закончилась, когда погиб мой отец. Я не уверена, что она была нормальной, даже когда он был жив, потому что мы все время прятались.

— От кого, от банды?

Она сжимает губы, вздыхая через нос.

— Все мы от чего-то бежим, — говорит она, наконец. — Даже ты. Ты ведь убегаешь?

— Похоже.

— Правильно. Так что можно всю жизнь трястись от страха, а можно постараться радоваться жизни. Я за второе. Иначе не успеешь оглянуться, как ты — старая развалина, на пороге смерти сожалеющая, что провела свои годы в страхе и тревоге. — Она откладывает книгу. — Что тебе действительно хочется делать, Шарлотта? Начни прямо сейчас. Не жди, пока все это, — она обводит рукой комнату, — пройдет, потому что сам Господь не даст тебе никаких гарантий.

Она уходит в свою спальню, прежде чем я вновь завожу речь о наемном головорезе, необходимом, чтобы приструнить злобного негодяя дядю Джеральда. Но мне нужно залечь на дно, затаиться. Я не сумею помочь маме, спасти ее и себя, если меня поймают. Так что я принимаю совет Кэти в том смысле, что вспоминаю о своих репортерских амбициях. Приношу из спальни дневник и, чтобы хоть как-то отвлечься, пишу при свете огня. Пишу, словно я уже журналистка, которой мечтаю стать, пишу обо всем, что того заслуживает, — о пустых глазах Риза и снедающей его вине, о большом животе Кэти и перестрелке Джесси с Уэйланом Роузом, о жадности и вымогательстве дяди Джеральда и его махинациях с бухгалтерией. Обо всем, даже о погоде: о морозных утрах и сухих прохладных днях, о пейзажах, горных соснах и железнодорожных путях, пересекающих долину. Когда веки начинают слипаться, я неслышно пробираюсь в спальню. Мой мозг так занят поиском подходящих эпитетов для бесчисленного числа деталей, что события недавнего прошлого, мешавшие мне заснуть, растворяются во всем этом без следа.