Июль на юге был как всегда беспощадным и ленивым. Жара выжгла газоны и деревья до почти осеннего жёлто-пыльного цвета, загнала людей поближе к кондиционерам, поглубже в речку или подальше в отпуска. А время распродаж стало надёжным союзником прохладным коридорам торговых центров.
Юля раздражённо откинула с плеча упрямый локон, который настойчиво падал вперёд и щекотал шею и ухо.
— Фффух, — выпрямилась и швырнула в коробку очередные босоножки. — Всё, Лер, надоело. Пойдём уже, а?
— Сидеть! — Гневный взгляд из-под зелёной чёлки пригвоздил Юлю к яркому пуфику. — Из этого магазина ты выйдешь только с новыми туфлями!
— Леераааа, — взмолилась Юля. — Мне жарко, я хочу есть, пить и лежать дома на диване. Я всё понимаю, у тебя новый мужик, новые волосы, вот и новый гардероб. Но я-то за что страдаю?
— Есть за что! — Сузила глаза Новорядская, выставляя перед Юлей ещё три коробки. Три! Это к тем семи, которые уже перетаскали туда-сюда только по этому магазину. — Ладно, ты на шопинг ходила без меня! Я это пережила, как и твой неприлично, просто отвратительно красивый плащ, который ты выбрала даже без моего участия. Я, можно сказать, смирилась с тем, что моя девочка выросла и начала покупать красивые, непрактичные и дорогие вещи. Я даже простила тебе потрясное приключение! Опять же без меня! Нет, ну подумать только! Даже меня ни разу не искали с полицией!
Юля покачала головой, протискивая уставшие ноги в переплетение множества тонких ремешков, украшенных мелкими стразами, а Лерка задумалась и прижала палец к губам.
— А, нет, искали… Но всё равно! Без разницы! Меня искали в родном городе, а не в чужом! — Зеленоволосая фурия вскинула вверх руки, практически до локтей унизанные яркими пластиковыми браслетами. — Ученик превзошёл учителя! Но заметь, я уже почти перестала тебя в этом обвинять! Я! Пропустила такой загул! И простила! Но вот чего я не могу понять, так это — почему ты до сих пор не воткнула зонтик в глаз этой своей Данелии и не выпытала у неё телефон того горячего братца с балалайкой! Три недели, Юля!
Белка засмеялась. Да уж, показать видео из ресторана неугомонной Лерке и рассказать ей подробности своих приключений в городе на Неве было не лучшей идеей. Конечно, она не жалела. Подруга так забавно ворчала и возмущалась, что «всё самое интересное в твоей жизни — и без меня!». Но этот разговор повторялся уже раз седьмой за прошедшие три недели. Очень странные три недели.
Самое главное и яркое событие лета устроила Ленка. Её шутка про роды в самолёте вполне могла оказаться правдой, потому что именно в то время, как самураи-путешественники взлетали над северной столицей и брали курс в родные степи, обычно вежливая и интеллигентная Ленка с обезумевшими глазами крыла матом врачей и мужа, так как сыну надоело ждать и он рванул на свободу на полтора месяца раньше срока и с таким рвением, что Белявская «ласково» окрестила его Алёном. Позже она объясняла это звучанием оригинального названия фильма про монстров, часть своей жизни проводивших в теле человека и вырывающихся наружу сквозь грудную клетку «носителя»*. Алён, который официально всё же Михаил, в честь папы, пока о своём прозвище не знал, потому что из-за стремления заселить новый мир «забыл» о необходимости дышать земной атмосферой. Лёгкие малыша раскрылись не сразу, долгие две недели он пролежал под аппаратом искусственного дыхания. Лене все эти дни было не до смеха и шуток. Она не просто сдулась до своего добеременного размера, а, казалось, ещё уменьшилась и стала напоминать тень человека. Все поддерживали её, как могли, конечно. Старшие дети отвлекали. Но тревога и страх за ребёнка сжали сердце матери стальной холодной рукой и не отпускали до самого момента, когда малыш решил, что он остаётся на этой планете. У Юльки в ушах до сих пор звенел тот радостный визг, когда Ленка позвонила и сквозь слёзы орала в трубку — «Он дышит!!! Он дышит, Юля! Я держала его на руках сегодня!». И теперь в отделении патологии новорожденных и недоношенных детей в неприлично дорогой комфортабельной палате поселилась настоящая «семья кенгуру» — Лена, её муж Михаил и даже старший сын Артём попеременно дежурили у кювеза, где проводил большую часть суток новый житель Земли — Михаил Михайлович Шерпало. Под присмотром врачей Мих Миха доставали и укладывали кожа к коже на грудь и живот мамы, папы или старшего брата, чтобы он грелся, слушал сердцебиение своих близких и их тихие колыбельные. И хотя это должно было ему помогать навёрстывать всё, что он не успел получить во время жизни внутри маминого живота, не менее благотворно эта неделя влияла и на Ленку. Она перестала напоминать бледного призрака и даже смогла выспаться и начала снова улыбаться. Врачи всё больше времени позволяли Мих Миху находиться вне кювеза, а вчера счастливая Ленка обзвонила родных и подруг и поделилась радостной новостью, что если всё пойдёт так и дальше, то уже через пару недель их выпишут домой.
Другим событием было то, что в Эльфийскую студию обратилась дочка нынешнего губернатора области с заказом на свой юбилей, который она хотела сделать в стиле фэнтези. И теперь весь коллектив стоял на ушах, продумывая и согласовывая с требовательной заказчицей декор, реквизит, сценарий, музыку, костюмы ведущих и ещё сотню мелочей. Юлька вместе со всеми участвовала в подготовке, параллельно не прекращая работать в банке, поэтому к вечеру приползала домой, не чуя ни ног, ни рук. Хорошо, у Ильи были каникулы, и он здорово помогал, частично взвалив на себя домашние обязанности. Хотя и ворчал по этому поводу, но бросить маму не смог. Совершенно неожиданно для Юли свою помощь предложил и Костик. Во время очередного разговора с сыном он узнал про постоянную занятость Юльки, и вызвался немного помочь. Немного не получилось. Так что теперь Суворов, не совсем понимавший изначально, во что ввязывается, возил девчонок из студии на закупки материалов, помогал таскать тяжёлые рулоны ткани, ширмы, стойки, раскручивал и собирал конструкции из веток и пластика, создавая из них какие-то невообразимые светильники и фонарики. Что удивительно, он даже почти не ворчал и совершенно безропотно развозил припозднившихся и уставших творцов сказки по домам. И однажды, когда Юлька с почти закрытыми глазами выбиралась из машины около своего подъезда, поймал её за руку и странным голосом пробормотал:
— Я даже не мог представить, насколько у вас там всё серьёзно и как у тебя всё круто получается. Ты очень талантливая, Белка. Я чего-то раньше этого не говорил.
И Юля бы задумалась, что всё это значит, и чего ждать от Суворова. Но оставаясь вечерами одна в тихой квартире, она, как бы ни уставала, как бы ни волновалась за подругу и малыша, как бы ни проигрывала в голове новые идеи и решения для заказа, как бы ни удивлялась непривычной помощи от бывшего мужа, всеми мыслями устремлялась к Балтийскому морю. Туда, где под сумрачным одеялом белых ночей остался её покой. Юлька вспоминала каждую минуту там. Доставала из памяти самые тёплые моменты и укутывалась ими, отогреваясь. Протягивала озябшую душу к яркому огоньку впечатлений, которые казались такими далёкими, как из какой-то другой жизни. А ещё мечтала. Мечтала, что однажды снова прилетит в город, так быстро ставший самым лучшим, самым любимым. Мечтала, как непременно увидит всё, что не успела посмотреть. Уже не торопясь пройдёт по улицам и паркам. Часами будет зависать в музеях и храмах, которые успела посмотреть только снаружи и краем глаза. Мечтала и… ждала. Ждала того, что ей пообещали. И представляла, что скажет. Как радостно спросит «как там балалайка». Или как равнодушно и сдержанно поздоровается, непременно «добрый день» или «здравствуйте», и чтоб никаких «приветов». Или как настороженно расспросит «чего хотел». Или как любопытно сунет нос в личное и узнает «как прошла поездка на шашлыки с Иваном и родителями». И чем больше проходило времени и копилось сценариев, тем чаще на ум приходил вариант, что она просто гордо промолчит. Потому что один наглый Медведь обещал позвонить! Или написать. И хотя одна глупая и испуганная Белка запретила это делать, но он же Медведь! Он же обещал! Даже если она не ответит. Или отчитает и приведёт все свои доводы о том, какое невозможное и бессмысленное это было бы общение. Несмотря на тысячу и один разумный довод, что и не надо, что и ни к чему, и ничего хорошего из таких обещаний не выйдет, глупое беличье сердце ждало.
— Юль, ты чего, совсем загрустила, — Лерка вернула Белку из размышлений в обувную реальность. — Ну, не хочешь ты эти босоножки, ну давай просто платье подлиннее наденешь, а под ним на кеды никто внимания не обратит. Да и вообще, думаю, этой капитанской дочке будет всё равно, какая обувь у всех этих эльфиек-наёмниц. Она будет развлекаться, мы развлекать.
— Губернаторской, — машинально поправила Юлька, а потом вздохнула и взяла в руки очередные босоножки. — Не, Лер, ты права. Ты столько времени и сил убила на наши платья, а я ещё капризничаю. Давай вот эти. Они как раз и по стилю подходят, и каблучок небольшой, не свалюсь. И потом носить можно, к любому сарафану подойдут.
Подруги уже подошли к кассе, как Лера вдруг толкнула Юльку плечом и хитро прошептала:
— Ну, а как там твой молодой питомец поживает? Всё также преданно ждёт у твоих ног? — У Юльки пиликнул и начал сотрясаться уведомлениями о множестве приходящих сообщений, и Новорядская заржала так, что девушка за кассой вздрогнула от неожиданности. — А вот и он!
Юлька закатила глаза. Что за привычка писать по два слова и отправлять десяток коротких сообщений вместо того, чтобы всё написать сразу в одном?
«Привет Золушка»
«Как выходной»
«Мы с народом у твоего любимого зайца в гостях сегодня»
«Загораем»
Дальше контакт «Рыцарь Р.» атаковал юлькин телефон десятком фоток, на которых виднелись тела разной степени обнажённости и загорелости на берегу под стенами Петропавловской крепости. А ещё несколько изображений незнакомых лиц на фоне неба, которые улыбались во все свои тридцать два или показывали язык и корчили другие смешные рожи.
«Тебе привет от парней»
«Сегодня жарко»
«Аж 22»
«У тебя как»
Юля усмехнулась и отправила в ответ две фотографии — на одной было видно чёрное табло на остановке с сегодняшней датой и цифрами «+43», а на второй куча коробок с обувью, оставшаяся после примерки.
«О у вас там огонь»
«А ножки в этом всём покажешь»
Как всегда, ни одного знака препинания. Роман их совсем не использовал. Причём это не от безграмотности. Роман был вполне умным, начитанным, интересным собеседником. Но многие вещи он делал или не делал не потому, что это правильно или не правильно. Просто ему было… наплевать. Он был лёгким и забавным ребёнком. И Юлька до сих пор не понимала, почему, получив однажды сообщение от него с какой-то забавной картинкой с белым котом и двумя пьяными девушками, не проигнорировала его. Тогда она отправила в ответ смеющийся смайлик и отложила телефон. Было не до него, они с Надей как раз ехали к Ленке с очередной порцией поддержки и еды, которую пытались впихнуть в истончающуюся подругу. Но и совсем проигнорировать сообщение от человека, здорово её выручившего, Юля не смогла. А на следующий день снова получила смешную картинку.
Роман ничего не предлагал, ничего особого не спрашивал. Он просто присылал смешные мемы. Или музыкальные треки с припиской «зацени». Или фотку лужи и отражения неба в ней. Кстати, он оказался очень неплохим фотографом, умевшим поймать выразительный взгляд человека в метро или необычное сочетание холодного камня и тёплого солнечного луча, и Юлька даже отправила ему ссылку на пару конкурсов для начинающих фотографов. Но в их общении не было никаких комплиментов, намёков, вопросов или просьб. Однажды Белкина спросила, зачем он ей пишет. А прочитав в ответ «А просто», поняла, что действительно — у него всё просто. Стало скучно — написал. Увидел что-то смешное или красивое — поделился. И она поддержала эту игру. Так и перекидывались фоточками и музыкой. Юлька спасала мальчишку от скуки, попутно читая ему шуточные нотации на тему «никогда не признавайся женщине, что общаешься с ней от нечего делать, если хочешь жить». А он… Он был для Белкиной неожиданной ниточкой, соединившей её с Санкт-Петербургом. И просто приятным собеседником, не дающим остановиться и скатиться в какую-то внезапную тоску, всё чаще маленьким холодным комком давившим на самый краешек сердца. И всё чаще Юля была вынуждена признать, что она тоскует не столько по Питеру и тем волшебным выходным, а скорее наоборот — по своей жизни до поездки. Понятной, привычной, пусть не такой яркой, но знакомой и спокойной. А теперь глупое сердце маялось и рвалось куда-то, требовало что-то менять, жаждало этих перемен и желало новых впечатлений, ещё и ещё. И жалело о чём-то упущенном, о чём-то, что по какой-то непонятной, несерьёзной причине раньше не было позволено, а было отложено на неясное, мифическое «потОм», «не со мной», «не бывает». Юля ловила себя на том, что стала обращать внимание на что-то, что раньше казалось нормальным, а теперь раздражало и как будто само отторгало Белку из привычного бега по кругу. Шумные соседи, которые и раньше устраивали алкосборища, заканчивающиеся громкими разборками в подъезде, но Белкина настолько привыкла к этому, что как бы и не слышала, а теперь не могла заснуть под такой аккомпанемент. Слишком тесная собственная кухня, на которой и раньше не хватало места, а теперь стены давили, а шкафчики так и норовили задеть своими углами и ударить побольнее. Ужасно нудная работа, которую раньше Юля принимала как вынужденную и неизменную данность, а теперь могла несколько минут тупо смотреть в строчки цифр и не понимать, что она здесь делает. Ведь она любила рисовать, украшать и оформлять пространство вокруг себя, играть на гитаре, петь, делать красивый макияж… Но всё это было таким несерьёзным, неважным, отодвинутым в самые дальние углы и вынимаемым только «по остаточному принципу». А вот теперь все мечты и желания рвались на свободу, требовали к себе внимания, заставляли маяться и злиться на всё, что отвлекало и мешало. Как будто где-то проявили старую плёнку, и цвета на кадрах поменяли свой цвет на противоположный. То, что казалось самым важным и незыблемым раньше, стало раздражать. И незаметные ранее мелкие детали стали ярче, важнее, острее.
И ещё… Было страшно признаваться, но, наплевав на все доводы разума, сердце отчаянно и упрямо хранило в самом уголке простое обещание позвонить.
* — имеется в виду фильм «Чужой» («Alien»), снятый Ридли Скоттом в 1979 году, а также его многочисленные продолжения и предыстории.