— Мам, не приезжай, пожалуйста. Я сам приеду, тортик по дороге захвачу.
Юля откинулась на спинку кресла и поправила лежащий на коленях ноутбук. Илюха сопел в трубку и ждал её реакции. Белка почесала нос. Тортик — это хорошо. Но она хотела сама встретить сына. А тут — не приезжай. Три недели не виделись! Илюха молчание матери расценил по-своему.
— Ну, мааааам. Ну чего ты потащишься на такси туда-обратно? Нас с Виталькой его папа на машине заберёт прямо от автобуса. Виталька живёт в двух остановках от нас. Пал Саныч обещал меня довезти до дома. А ты ж сама только прилетела. Лежи, отдыхай. Ну… Или блинчиков забацай, а? Они у тебя самые-самые вкусные, приворотные. Я ж их почти месяц не ел. Мам?
— Вот ты жук! — Усмехнулась Юлька. — Ладно, подлиза. Будут тебе блинчики. Пал Саныч, говоришь? Что за Виталька?
— Ну, мааааа. Я ж тебе рассказывал. Пацан из нашего отряда. Ну, тот, который ещё сбежал из лагеря с кентами из ближнего посёлка и пошёл на озеро с ними, а там с тарзанки на арматурину спрыгнул и ногу разодрал. И они его на руках тащили обратно. Его ещё хотели домой отправить, но Пал Саныч приехал и сказал, что если б его в детстве с каждой царапиной дома запирали, то он бы на улице и не бывал. Ну, помнишь?
— Помню, помню, не части. Поняла тебя. — Юля переставила ноутбук на столик и потянулась. Глаза немного устали, это чувствовалось по «песочку» под веками. — Герои возвращаются домой, а рыдающие женщины будут портить их героический имидж. Буду сидеть дома, печь блинчики и глядеть в окошко, утирая глазоньки платочком.
— Ну, мааааа. — Снова протянул Илья.
— Всё, всё, шучу я. Просто я соскучилась, не представляешь как.
— Я тоже, мам. Люб-люб тебя.
— И я тебя люб-люб.
Юлька отбросила телефон и пошлёпала на кухню. По пути отпихнула с дороги чемодан и сумку поближе к стене — разбирать их не было ни малейшего желания. Пока вещи не разложены по полкам, то и отпуск не окончен! Еще греют макушку солнечные лучи, душа ещё пляшет под мерный стук уличных барабанов, а вместо сердца об рёбра бьётся море. И нет никакой возможности грустить, жалеть себя. Но было ещё кое-что, от чего никак не получалось отмахнуться. То, что не давало спокойно наслаждаться видом из иллюминатора самолёта! То, с чем Юля в полной мере столкнулась сразу, как только шасси коснулись родной земли. Медведь не вырвал своими когтями сердце — он исполосовал ими всю жизнь. Разодрал на лоскутки привычки, разнёс на ниточки страхи. И как жить дальше, без спасительного и привычного желания забиться в безопасную раковину, Юля пока не знала.
Звонок в дверь застал Юлю посреди коридора, чуть не выбив из её рук ведёрко с мороженым.
— Привет иностранкам! — Лерка влетела в квартиру маленьким довольным ураганом. Волосы растрёпаны, глаза горят, на ногах — непривычные удобные кроссовки вместо двенадцатисантиметровых шпилек, на лице — широченная улыбка вместо боевого макияжа. — Как же я соскучилась!
— По тебе не скажешь, что у тебя было время скучать! — Засмеялась Юлька, отстраняя повисшую на шее подругу и взмахивая ведёрком в сторону комнаты. — Заходи, садись, рассказывай.
Лера деловито прошагала к окну, распахнула занавески и окинула комнату придирчивым взглядом. Рассказывать она явно ничего не собиралась — в глазах читалось любопытство и упрямая готовность удовлетворить его любой ценой.
— Мда… Никогда не спрашивай, как дела у женщины, которая сидит в темноте одна с ведром мороженого — придётся либо выслушивать страдашки, либо отчаянно завидовать. У тебя какой вариант?
— Сама не знаю, Лер. — Юлька плюхнулась на диван и покосилась на Новодворскую. — У меня революционная ситуация.
— Не поняла? — Удивилась Лера. — Что-то с твоей Надеждой Константиновной, хоть и не Крупской?
— Неее. С мамой всё в порядке. Точнее, мы ещё не виделись. Тут другое. Помнишь, как в школе учили — «верхи не могут, низы не хотят».
— Ага. — Лерка быстро метнулась в кухню за второй ложкой и приземлилась на диван рядом с Юлькой. — Ожидаемая ситуация. И чего же ты не хочешь? Чемоданчики, смотрю, даже не разобрала! «Доктор, мы тебя теряем?».
— А вот и снова нееет. — Протянула Юлька и хлопнула Лерку по руке своей ложкой. — Моё мороженое. В морозилке возьми второе ведро. И чайник заодно щёлкни — замёрзнем, будем отогреваться.
— Вот как так! — Возмутилась Лерка, снова исчезая в направлении кухни. — И пожадничала, и угостила одновременно! Итаааак. Я слушаю.
— В общем. Я тут не просто в качестве не хотящих низов. У меня в голове полный базар — не могу и не хочу одновременно.
— Подробности! — Потребовала Лерка. — Раз ты «здесь», то что-то пошло не так «там»?
— И «там», — выделила слово Юля, — всё прекрасно. Лер, можешь сто раз мне сказать, что я дура, но я хочу и буду жить в России.
— Почему сразу дура? Мне тоже страшновато было бы вот так срываться! — Согласилась Лера. — А у тебя ещё и сын, мама…
— Вот и снова нет! — Рассмеялась Юля. — Я не боюсь. Ты не поверишь. Мне, вечной трусихе, не страшно. Ну, то есть… Ай, сама не понимаю. Страшно, конечно. Но… Не так. Знаешь, бывает страх, когда нет-нет, даже не уговаривайте. А бывает — боишься, но лезешь на эту гору, чтобы посмотреть вниз. Я сейчас точно уверена, что мне всё по плечу. Я смогла бы, вытянула. И даже — ты представь — думаю, что взять и поменять свою жизнь было бы не так уж и сложно. Ну, то есть, не прям так легко — сел в самолёт и всё. Но у меня бы получилось. Я просто не хочу уезжать только для того, чтобы сделать как надо, как ждут, как считается крутым — «я уеду жить в Лондон!»*. Дело в другом. Я вдруг услышала свой голос. Ты можешь звонить в дурку, но я настолько часто слышала в голове голоса мамы и мужа, что уже забыла, чего хочу сама по себе. А главное — чего не хочу. Просто привыкла вот так — жить как надо, как ждут, как правильно. Хочешь — не хочешь, а сделай, потому что надо. Сожми зубы и живи. Не только я, не только с моими специфическими родственниками — многие ведь так. Нас постоянно призывают что-то делать, чего-то добиваться, что-то покупать. Беги, спеши, меняй, достигай, дыши маткой! И мы бежим, стараемся, а потом сидим, тупим глазами в стену, сняв один носок, и не понимаем, как мы оказались там, где совсем не хотели. И живём-то может вполне неплохо, но где-то посередине — и не так, как мечтали, и не так, как требуют. А я больше не хочу так! Я сейчас… Я слышу себя. И я знаю, что я могу, но не хочу жить в другой стране. Я могу, но не хочу поменять вообще всю свою жизнь, просто перевернуть её. Я могу и хочу сама решить, что делать дальше.
— И дальше мой великий философ решил устроить революцию?
— Не то, чтобы решила. Просто я поняла, что есть вещи, которые я теперь просто не смогу. Не смогу больше жить по остаточному принципу. Вот здесь прогнусь и подойду в прорези. Вот здесь меня на полочку задвинут, а когда надо — достанут, и я порадуюсь. Не хочу больше задвигать себя подальше на полочку, а иногда доставать, смахивать с себя пыль и немножко радоваться. По расписанию. Радость в пятницу вечером и немного в субботу в обед, и две недели в году по графику. Не хочу больше смотреть на свою жизнь со стороны и ждать, что когда-нибудь всё изменится. Я живая. И не могу больше изображать кадры из чужого кино. — Юля развернула ноутбук экраном к Лере, и у той глаза стали круглые как у совы, отчего её лицо приобрело совершенно мультяшное выражение.
— Да лааааадно! — Протянула Новорядская, переводя взгляд с экрана на подругу и обратно. Сходство с совой от этих движений только усилилось, и Юлька прыснула, чуть не подавившись мороженым. — Я впервые в жизни вижу резюме Белкиной Юлии Ильиничны! Ты наконец-то решилась уйти из своей банки с пауками?
— Из банка, а не из банки! — Поправила Юля.
— Да один хрен! Не могу поверить! Я думала, тебя оттуда выгнать смогут только на пенсию. Если не на кладбище!
— Я тоже так думала. — Кивнула Юля. — И вот тут мне немного всё же страшно. Во что я ввязалась? Я ж резюме сто лет не писала. Меня ж мама через знакомую пристроила. И до этого уже и не помню — куда волна несла, там и работала. А что теперь делать? Но я понимаю, что не могу я туда вернуться. Лер, ну не после того, что мы с тобой «там» пережили. После всех этих… Не могу. Снова видеть эти цифры… У меня ощущение, что мозг их просто не воспримет — вытеснил все знания, как неприятные воспоминания. Раз, и стёр. И главное — ну, уволюсь я. А дальше-то куда? Чего я НЕ хочу — низы поняли. А что я умею, что я могу — верхи пока не придумали. И главное — чего я хочу.
— Совсем нет идей? — Подозрительно прищурилась Лера. — А то вроде как смотритель медвежьей берлоги требуется где-то…
— Лер. Это как раз из разряда второй революции, — сникла Юля. — Я не готова жить в Черногории, Медведь не может бросить свою стаю.
— Так медведи вроде не стайные животные! — Напомнила Лера.
— Этот — стайный. Я бы даже сказала, он вожак и царь целого леса. И от него слишком много зверей зависят.
— А белки, я смотрю, уж больно независимые стали, да? — Подмигнула Лерка.
— Да ну тебя. — Юля отмахнулась и потянула ноутбук ближе. — Взятку мороженым ты получила. Давай теперь помогай. Будем думать, куда высаживать беличий десант.
Спустя пару часов основные направления высадки беличьего десанта были определены. Резюме составлено, и не одно. И даже на несколько вакансий разослано. Сами вакансии были разбиты на группы и раскиданы по шкале от «не мечта, но куда-то надо выйти после отпуска» до «не мечта, но шаг к ней как минимум». Работу мечты для Юли подруги так и не придумали, потому что мечтой оказалось что-то совсем пока не серьёзное — как бы ни старалась новая жизнь пропитать ожиданием чуда каждую клеточку юлькиного тела, слишком сильны были установки, что «настоящая» работа бывает только в офисе с фиксированным окладом и соцпакетом. А Юля вдруг вспомнила и мероприятия в стиле фэнтези, и свой «волшебный чемоданчик» с косметикой, и восторг Ленки Белявской от нового образа, сотворённого юлькиными руками. Ей ведь это нравится — преобразовывать мир. Вот оно! Осталось придумать, как это применить.
После ухода Леры, Юля ещё посидела у ноутбука, накидывая в файл идеи, казавшиеся совсем уж бредовыми, нереальными, наивными. Но совсем отбрасывать их не хотелось. Юля подумала, что даже самые смелые и дерзкие мечты у кого-то ведь осуществлялись! Нет, Белка не собиралась изобретать электронно-вычислительную машину или первой лететь или отправлять кого-то другого в космос — это уже осуществили до неё другие мечтатели. Но с чего-то ведь надо начинать. Подумать, «повертеть» идеи, поразбирать их на составляющие шаги… Обсудить. Впервые в жизни было не страшно, что обсмеют, осудят, не поверят. Ну, осудят, ну, не поймут. Это будет «их», не «юлькино». Пятеро не поймут, семеро, хоть десять. Но обязательно будет кто-то, кто сможет что-то посоветовать, подсказать, направить. А ещё Юля знала, что по крайней мере один человек точно выслушает и не отмахнётся. Белкина взяла телефон и замерла над экраном. Позвонить? Или не настолько осмелела саблезубая Белка? После того, как уехала, запретив провожать, вот так звонить и просить помощи и подсказок?
«Привет. Как долетела? Как настроение? Я уже соскучился» — вибрацией в руках решил телефон за неё, отмёл все сомнения и вызвал глупую, неоправданную, абсолютно незаслуженную улыбку.
«Привет. Долетела отлично. Только что собиралась тебе звонить».
* — песня «Лондон», 2012 год. Муз. и слова Г.В. Лепсверидзе и Т. Э. Юнусов, исполняют авторы, более известные широким массам как Григорий Лепс и Тимати.