— Ну, ты даёшь, Белкина! — Ленка взвизгнула и тут же вжала голову в плечи, тихонько выглядывая из кухни в зал. Маленький Мих Мих недовольно засопел в механических качельках, но не проснулся. Белявская продолжила уже тише. — Реально написала? Вот прям написала и отдала?
Юля, Ленка и Надя сидели в просторной кухне, похожей на маленький филиал армагеддона. Баночки с детскими пюрешками и смесью, игрушки, какие-то пищалки, погремушки, слюнявчики, бутылочки, грязная посуда, чистая посуда, салфетки, книжки, стерилизаторы и увлажнители… Всё это в каком-то одной лишь Ленке понятном порядке было рассредоточено по всем поверхностям. За пределами кухни творилась примерно такая же картина. И в центре абсолютного хаоса гордо восседал его автор и причина — Михаил Михайлович Шерпало, в настоящий момент снисходительно уснувший, чтобы дать маме пообщаться с подругами и вспомнить человеческий язык помимо «ладушки-ладушки, где были, у бабушки» и «ой, а кто это такой сладкий у меня».
— Вот прям написала и отдала. — Подтвердила Юля. — И начальница даже подписала, согласовала дату. Так что из отпуска я плавно перетеку в состояние уже абсолютно свободной женщины.
— Ну, ты мощь! — Восхитилась Надя. Юля себя мощью не чувствовала, скорее немощью. Рука, которой она писала заявление, до сих пор подрагивала. А в ней подрагивал фужер с вином. Как она (Юля, а не рука, ну и рука в комплекте) оказалась на ленкиной кухне, она вообще не поняла. Просто после неприятного разговора с начальством не хотела идти домой. Прошлась по парку недалеко от офиса, а потом позвонила Белявской узнать, как дела. И вот теперь сидит между Надей и коробкой с одноразовыми пелёнками, пьёт вино и думает о том, что из каши в голове надо бы сварить хоть какое-то подобие плана.
— И куда дальше? — Озвучила юлькины мысли Лена.
— Ох, девчат. Не сыпьте мне сахар в пиво! — Вспомнила Юля старую студенческую поговорку. — Сама не знаю, как решилась. Вот так. В никуда. Но в банк я точно не вернусь. Не могу.
— Я тебя понимаю, Белка! — Надя потрепала подругу по плечу. — Я сама такая. Так тошно в кадрах было. Мне казалось, я сама превращаюсь в пачку бумаги. Я тогда три месяца дома сидела после увольнения. Совсем дома. Даже не могла на улице выйти, не то, что резюме обновить. Рука не поднималась. Но меня тогда муж поддержал. Ни слова против не сказал. Наоборот, всячески убеждал, что я правильно решила. Ну и финансово, конечно, бояться было нечего.
— Надь, я всё понимаю, к чему ты. Я сама думаю, ну не дура ли я. Мужа нет, сын есть, да ещё и возраст такой, что фиг меня кто куда возьмёт… Но! — Юлька вздохнула. — Не знаю. Вот уверена, что всё будет хорошо. У меня с Черногории ещё деньги остались, их хватит на некоторое время. Мир мне такую сумму перечислил, что я даже не поверила сначала. Оказалось, это за сопровождение проекта ещё небольшая цена. Если б он нанимал стороннего консультанта, там бы намного больше вышло.
— А вы с этим Миром? Ну, это же Данелии брательник, правильно?
— Надь, вопросы ты задаёшь… — Юля покраснела. Доказывать, что нет, вы что, мы просто вместе работали, смысла не было. Врать Белка не любила. А рассказывать подробности своей поездки не хотела. Это было личное, такое, что хочется прятать от всего мира. Но девчонки смотрели без напрягающего любопытства или желания бестолково посплетничать. Просто понимали всё, уточняли, но не наседали. — Девчат, вы бы его видели. Там без шансов.
— Без шансов устоять или без шансов замутить? — Подмигнула Ленка, подначивая подругу.
— Ой, а то ты её щёки не видишь! — Рассмеялась Надя. — На ней яичницу жарить можно.
— Ну, хватит, девчонки! — Юля и сама чувствовала, как жар от щёк стекает на шею и плечи. От воспоминаний, что она творила «с этим Миром», даже горло сдавило сладким спазмом, пришлось срочно сделать несколько глотков вина, чтобы издать хоть звук.
— А что хватит? — Совсем разошлась Ленка. — Что-то мне подсказывает, что эта финансовая подушка помягче надькиной будет.
— Не будет! — Юлька всё же справилась с голосом. — Мы не вместе. Это был прекрасный курортный роман, но он не обязан меня содержать или покупать мне маленький уютный бизнес с цветочками или ноготочками, как любовнице олигарха.
— Прям сразу с ноготочками! — Возмутилась Ленка. — Ну, ладно, как знаешь. Надь, тебя только не выслушали. Рассказывай, какие новости. А то я скоро забуду, что в жизни вообще бывает кроме кормления, купания и постоянного крика ребёнка.
К моменту, когда закончились и новости, и вино, Мих Мих решил, что маме достаточно на сегодня общения с какими-то большими и непонятными тётками. Потом были ещё разговоры в прихожей, потом в открытой двери, потом два раза уезжал лифт… И Юля с Надей ещё постояли во дворе в ожидании такси.
Около юлькиного подъезда стоял долговязый худой парень со смешной, длинной шеей и большим носом, чем напоминал то ли пеликана, то ли инопланетного гуманоида. В одной руке он держал небольшую изящную корзиночку с цветами. Не ту мило-безвкусную композицию из пахнущих сеном, полынью и мокрыми тряпками сухоцветов, которыми торгуют бабушки у переходов и которые покупают гуляющие парочки то ли для того, чтобы было чем занять руки, то ли для того, чтобы уставшая и разомлевшая на жаре старушка скорее ушла домой. Эта корзинка была действительно красивой — с разноцветными герберами разной длины, сочными и мясистыми зелёными веточками и широкой лентой из матовой тёмно-коричневой ткани. Красиво и стильно.
— Повезло кому-то, — хмыкнула Юля, ковыряясь в сумке в поисках ключей. Как назло, в руку попадалось что угодно, только не ключи. Ну, почему нельзя как в «Гарри Поттере» сказать какое-нибудь «акцио ключи», чтобы они сами прыгали в руки, и не приходилось каждый раз устраивать раскопки в сумке или квест в квартире! Гуманоид тоже стоял перед подъездом, что-то выискивая в телефоне одной рукой. Наконец-то охота на ключи завершилась, и Юля, зажав добычу в кулаке, шагнула к двери. Инопланетный пеликан в это же время нашёл что-то в своём телефоне и потянулся к домофону, чтобы набрать номер квартиры. Юлькиной квартиры. Обалдеть. Юля вспомнила, как Мирослав заваливал её цветами. Просто так. Просто потому, что ей их никто не дарил. Неужели снова?
— Не открывают? — Ласково и участливо поинтересовалась Белка у курьера, когда домофон пиликнул уже пятый раз.
— Неа. — Покачал головой парень.
— Наверное, потому что я здесь, а не там. — Юля вздохнула. — Вот так и пропущу такую красоту!
Курьер недоверчиво покосился на Юлю. Мало ли, кому букет приглянулся.
— Не верите? Тогда потопали вместе до квартиры. — Белкина усмехнулась и открыла дверь своим ключом. Почему-то было так легко подшучивать над незнакомым инопланетянином, подкалывать его, без зла, просто потому что настроение хорошее. Хоть вчера Мир и не смог пообщаться и был занят, зато сегодня вот — цветы прислал. Наверняка и сам скоро позвонит. Курьер, сверив имя получателя, всё же не стал подниматься, отдал корзинку у входа в подъезд. Юля шла по лестнице, втягивая аромат цветов, и пыталась понять свою реакцию. Она же не думала над продолжением этого яркого курортно-служебного романа? Не всерьёз же? Ведь уехала, высказала всё, просила не спорить. Знает, что ни один из них не готов менять свою жизнь в угоду другому. Они же взрослые люди, умеющие держать под контролем гормоны и давно не верящие в волшебство. Тогда что это за подростковые догонялки? Почему у неё, как у впервые влюбившейся школьницы, так сладко сжимается и пульсирует горячий шарик в районе солнечного сплетения, волнами посылая жгучие лучи в слабеющие руки и ноги. Она же сама всё решила и очень уверенно убеждала Медведева, что теперь каждый сам по себе. Почему же теперь так хочется, чтобы он, как рыцарь в сверкающих доспехах, явился и сказал — я всё придумал, у меня есть ответ, который устроит обоих! И это не будет компромиссом — решением, где оба уступают, то есть оба от чего-то отказываются. А именно выигрышем для обоих. Наивно? Зря? Это так. Но сама Юля такого решения не видела, а глупое-глупое сердце не слышало разумных аргументов.
— Если ты сама сказала «пока», чего тогда ждёшь ночью звонка? Если отправляешь чувства в нокаут, чего тогда ждёшь ты от меня?* — Напевая простой, но прилипчивый мотивчик, Юля водрузила корзинку на стол в кухне и повертела из стороны в сторону. Понимала, что при всей любви Мирослава к запискам он технически не смог бы подписать букет своей рукой. Но так хотелось найти хоть какое-то послание. Нашла, сначала не поверив своим глазам. Опустилась на стул, перечитывая снова и снова. И с чувством, громко пропела. — Дура… Ай-ай. Мы неплохая пара, но её я прогуляю…*
На кусочке картона, вставленном между яркими цветами, было написано «Давай начнём сначала. Мы ещё можем всё вернуть».
— Костя… — Поражённо прошептала Юля и немного истерично, с подвизгиванием, хохотнула. Похоже, приворотными оказались вовсе не блинчики. И что это было? Ретроградный Меркурий не по тем домам загулял? Осеннее обострение? Или у кого-то там наверху такое своеобразное чувство юмора? Конечно, как любая женщина, Юля периодически гоняла мысли о том, как Костя падает перед ней на колени и обещает вернуть те, уже почти забытые, но такие светлые воспоминания, оживить их. Снова любить, снова быть плечом к плечу, глаза в глаза, сердце к сердцу. Да, неудобная поза получается, но звучит-то как! Нет, Юля не мечтала снова вернуться к бывшему, эти мысли не были похожи на цель или желание. Но попредставлять-то можно. Как она, вся такая красивая, стоит перед ним, а он клянётся в любви. И она ему такая — нет! И обязательно какой-нибудь «мудрый» статус из соцсети вспомнит и, печально глядя куда-то за горизонт, выдаст тихим равнодушным голосом: «Мы никогда друг друга не забудем, но никогда друг друга не вернём» или «Вернуться — значит сделать шаг назад, а жизнь движется только вперёд». Или вообще что-то совсем непонятное, что надо произносить с немного влажными от непролитых слёз глазами и снисходительной улыбкой на губах — «Не грусти, Костя, грусть улетает вдаль на крыльях времени». И пойдёт дальше, а Константин Суворов останется стоять на коленях, опустив голову и понимая, что только что потерял любовь всей своей жизни. Каждый раз, представляя это, Юля не могла сдержать смех от нелепости картины. Но самооценку бы попытки бывшего мужа снова завоевать и зажечь остывшую любовь подняли. А вот теперь… — Костя, Костя, что же ты творишь?
Теперь оказалось, что «уже не надо». И цветы эти вдруг оказались не ярким, красивым пятном на белом столе, а какой-то лишней кляксой. Не уродливой, нет, цветы-то красивые. Но какой-то неуместной, ненужной. Пятном, которое надо стереть, чтобы не нарушать гармонию. И не вызывали ни цветы, ни записка в душе ничего тёплого или яркого. Не забилось сердце быстрее, не заныло, не ухнуло вниз. Не затрепыхалась за рёбрами какая-то неизвестная живность. Что там ещё рискованного для здоровья должно было бы произойти? Ни злости, ни радости, ни порыва срочно позвонить и «выяснить отношения». Ни-че-го. Юля поймала себя на мысли, что даже чисто женское любопытство спит крепким сном. Хотелось бы сказать, что спит, как младенец. Но любопытство не орало, не пиналось и не заявляло, что уже пять утра и оно выспалось. Белка повертела в руках карточку и усмехнулась. Лёгкая досада и грусть всё же пробивались сквозь вакуум. Юля достала телефон и пролистала список контактов.
«Кость, а ты вообще понимаешь, что за последние лет десять не подарил мне ни одного цветка?»
Ответ Юля ждать не хотела. Не то настроение, не те эмоции, чтобы сидеть с телефоном в руках, не позволяя экрану погаснуть и нервно проверяя наличие связи. Но стоило ей отойти, как гаджет позвал обратно требовательной вибрацией.
«Юль, нет, не понимаю. Не понимаю, зачем теперь ворошить то, что прошло?».
Ну, не понимает и ладно. Может, он и прав — если б Юля хотела костиного возвращения, то, наверное, и не задала бы этого вопроса. Ни к чему вспоминать ошибки прошлого, если оба согласны сделать выводы, измениться и без претензий и обвинений двигаться дальше. Но это при одном условии — если б она хотела.
* — Песня «Нокаут», 2021 год, Клава Кока и группа «Руки вверх!»