Время до встречи выпускников пролетело просто с какой-то космической скоростью. Лена Белявская (которая теперь носит фамилию мужа — Шерпало, и до сих пор не понимает, в каком пьяном угаре и от какой неземной любви она согласилась на это, а не оставила свою красивую благородную фамилию, так что её вполне устроило обращение по девичьей) приезжала к Юльке в гости аж два раза. Точнее, сначала Юльку посетил ленкин живот. Он зашёл первым и продолжал заходить и заходить, пока за ним не обнаружилась сама Ленка — с огромными круглыми глазищами и румянцем во все щёки. Дышала она с большим трудом, наклоняться не могла совсем, а просидеть на месте могла буквально несколько минут. То живот заставлял её бежать в туалет, то передавливал что-то, требуя поменять позу, то просто начинал ходить ходуном, от чего казалось, что ходуном ходит вся Лена. При всём при этом Белявская абсолютно счастливо улыбалась и наглаживала свою разбушевавшуюся часть тела, трещала без умолку, прерываясь только на то, чтобы сделать пару глубоких вдохов, или поменять положение тела после очередного кун-фу человека внутри.
Подруги сидели на юлькиной кухне, ели конфеты «белочка» (Ленка сказала, что не могла пройти мимо них по пути к Белке), пили чай и говорили обо всём на свете. О том, как Лена потеряла маму несколько лет назад, и Юля с горечью подумала, что даже это событие не стало причиной позвонить ей — некогда лучшей подруге. Что старший ленкин сын решил не идти в десятый класс, а после девятого поступать в колледж. И что он помнит и «тётю Юлю» и «маленького» Илюху и жалеет, что они давно не виделись. Что цены на коляски сейчас пугают настолько, что Ленка готова зашиться и не рожать, пока ей не оплатят больничный на работе. А с этим какая-то проблема, и она уже готова судиться, потому что работодатель нарушает все сроки из-за какой-то ерунды. Юлька слушала щебетание подруги и ловила себя на мысли, что прошедших лет как будто не было. Да, немного сбивал огромный живот, как будто искусственно приклеенный к маленькой, стройной Ленке. Но всё равно Юля постоянно скатывалась в ощущение, что вот сейчас придёт Костик и молча уйдёт в комнату, а потом будет навязчиво и монотонно ворчать, как он устал, как хочет дома отдохнуть в тишине, а не в этом птичьем чириканьи. Но Костик всё не приходил. И от понимания, что он и не придёт, на душе становилось так легко, что Юльке приходилось опускать руку и щупать под собой табуретку, чтобы убедиться, что она ещё не парит над полом.
Второй раз Ленка привела с собой Надю Мелехову, которая так и осталась Мелеховой, хотя и замужем, и даже дочка есть, школьница, художница и просто красавица. Надя осталась такой же высокой и статной, ухоженной и яркой, какой и была раньше. Только немного стала шире, но это делало её ещё шикарнее и богаче, навевая ассоциации с императрицей, случайно заглянувшей на кухню обычного многоквартирного дома. И подруги сидели втроём, на этой самой простой кухне, снова пили чай и говорили, говорили… Тему развода Белки и Кота тоже, конечно, обсуждали. Суворова, запинаясь и снова испытывая необъяснимое чувство вины, рассказала всё без утайки. И всё ждала, когда подруги скажут, какая она дура. Или хотя бы удивятся, что не великолепный Костик не выдержал рядом с собой такую неидеальную, ленивую, толстоватую и вообще ничего из себя не представляющую Белку, а Белка его выгнала. Или скажут, что все её обиды — ерунда, и надо попытаться мужа вернуть. Но ничего этого не произошло. Подруги слушали внимательно. Даже хохотушка Лена серьёзно смотрела и периодически давала молчаливые сигналы Наде, которая всё порывалась сказать явно что-то резкое — такое же, как она сама. И Юлька говорила, выговаривала, проговаривала, чувствуя, как заполняется постепенно пустота внутри, где-то в районе диафрагмы. Пустота, которая поселилась там в день развода и заставляла страдать не столько по мужу, сколько по своей, такой неправильной, такой неустроенной жизни. И когда Юлька замолчала, подруги не сказали ничего из того, что ждала от них выдохшаяся Белка.
— Мудак! — Сказала Надя.
— Ты красотка! — Сказала Ленка.
Потом они ещё некоторое время поперемывали «кости Кости», как описала их разговор беременная и оттого чуть более нервная, чем всегда, часть их троицы. Повспоминали все фразы, взгляды и поступки Суворова, которые вызывали недоумение у всех трёх. Но если Юля эти поступки всегда оправдывала, терпела и вообще «мы же любим друг друга», то девчонок, как оказалось, Костя давно уже раздражал, а особенно подбешивало, что Юля продолжала ничего не замечать и не пытаться изменить. Она и хотела было обидеться, что подруги, всё замечая, просто бросили её в этом душном браке. Но глядя на их тёплые улыбки, искреннюю заботу и открытую радость от встречи, поняла, что бросила как раз она их. И в тот момент, устранившись, уйдя в сторону, они наоборот проявили настоящую дружескую любовь — перестали быть причиной постоянных ссор их лучшей подруги с тогда ещё горячо ею любимым мужем.
Теперь же, снова вместе, все трое как будто упивались общением, как холодной родниковой водой. Не в силах остановиться и прекратить впитывать это удовольствие, пока Ленке не начинали названивать потерявшие её дети, муж и свекровь, а за резкой и сильной Надей не приезжал тихий и спокойный «отец ребёнка», как называла мужа Мелехова. Когда не виделись, подруги созванивались, переписывались, слали друг другу фотографии обеда, идеи для макияжа или просто смешные мемы. Илья обменялся телефонами с сыном Ленки — Артёмом, и теперь они могли часами гонять по сети в какие-то компьютерные игры. Как выяснилось, у них много общего, и Илья тоже помнил Артёма, но как-то не вдавался, почему мама больше не общается с его родителями.
На сайте школы вывесили красочное объявление о предстоящем мероприятии, в котором указали, что ждут всех выпускников и предлагают нарядиться в той тематике, которая была в год их выпуска. Поэтому вечеринка ожидалась пёстрая и отдающая безуминкой, в которой смешаются маскарад и дискотека восьмидесятых, Чикаго и Вудсток, восточные сказки и легенды дикого Запада, супергерои и суперагенты, пионеры и оскароносные звёзды… Зато Юля была рада, что не придётся бегать по магазинам в поисках вечернего платья. Она давно отвыкла тратить деньги на себя, предпочитая покупать только самое необходимое и функциональное. А платье для вечеринок явно к такому не относится. Как ни обидно, но Лена была права — Юля никуда не ходит, и носить ей это платье будет потом некуда. Она забрала из Эльфийской студии своё сценическое платье, и теперь оно висело прямо на дверце шкафа, ожидая своего часа, радуя юлькин взгляд и заставляя сердце немного притормаживать свой бег, замирая в ожидании и предвкушении. В этом платье Белка себе безумно нравилось. И хотя на её выпускном тема была другая, и Суворова уже не помнила, какая, но кто будет сравнивать списки? В эльфийском образе Юля была на той встрече выпускников, через два года после окончания выпуска, где начался их бурный роман с Константином Суворовым. И Юля с удивлением понимала, что сам факт этого совпадения больше не вызывает ни волнения, ни грусти. Просто факт, и всё. Она даже в какой-то момент поймала себя на мысли, что не думает, встретит ли на мероприятии самого Костю, и что будет делать, если да. Точнее, она буквально заставила себя подумать об этом. Но погоняв мысли, отбросила их. «Будет и будет, на месте разберусь». Такое отношение удивляло и саму Белку, и подружек, ведь обычно Юлия Белкина мало того, что предпочитала всё планировать и продумывать, так ещё и любила изводить себя раздумьями на любые темы. Но сейчас, в суете подготовки, Юлька обнаружила у себя внутри какого-то нового человека. Более лёгкого, более смелого, немного порывистого и очень-очень оптимистичного. Сначала Суворова не узнавала этого человека, а потом вдруг поняла, что это она и есть. Она, только та, которая была когда-то, до того, как её придавило тяжестью чужих оценок и требований. И та, юная и лёгкая Юля Белкина очень соскучилась по самой себе и была очень рада вернуться.
В день встречи выпускников по всему городу проходили последние звонки. Это тоже была традиция их школы — совмещать последний звонок утром с встречей выпускников прошлых лет вечером. Ленка приехала в восемь утра, с порога объявив о том, что ненавидит белые фартучки и банты, потому что половина сегодняшних одиннадцатиклассниц выглядят старше неё и совершенно не собираются ни уступать место в транспорте, ни вообще хоть как-то убраться с дороги шарообразного бегемота. Вместе с Ленкой на пороге нарисовался не только её безразмерный живот, которому не пожелали уступить дорогу, но и лёгкость, праздник и смех. Белявская вообще не умела долго удерживать негативные эмоции, быстро сдувалась и снова начинала фонтанировать жизнерадостностью и беззаботностью.
— Слушай, ну я понимаю, что уже не девочка, — щебетала Ленка, пока подруги завтракали. — Ещё когда Тёмку рожала, мне уже тогда сказали, что я припозднилась с первым! В 25 — и припозднилась. Да у нас ещё самих детство не переиграло. А уж с Алиской я вообще в консультации числилась, знаешь как? Старородящая! По этой логике я теперь вообще какая? Древнеродящая? Мумифицирующая? Динозаврородящая???
Подруги захохотали, вытирая слёзы. Ленка, охая и придерживая живот, сделала глоток чая и чуть не подавилась им от вопроса Юльки:
— А вы на УЗИ ж ходили? У тебя там точно ребёнок? — и, видя непонимающий взгляд Белявской, пояснила. — Ну, если динозаврородящая, то у тебя там…Яйцо!
И снова взрыв звонкого хохота разнёсся на всю квартиру. С Ленкой всегда, как помнила Юля, было именно так — с какой бы бедой не столкнулись подруги. Если они собирались «попить чаю и порыдать», то всё заканчивалось «выпить вина и поржать».
Потом подруги переместились в комнату к большому зеркалу с подсветкой, за которой Юльке было так удобно «творить красоту». Она сделала Белявской нежный макияж в персиковых оттенках, который, хоть и был не слишком вечерним, очень здорово оттенял её большие серые глаза и скрывал лёгкие отёки и круги под глазами. Личико подруги было словно фарфоровое, кукольное. А когда Юлька завила её волосы в крупные локоны и собрала на затылке в красивую объёмную «розочку», оставив свободные пряди падать на плечи и спускаться вдоль шеи к позвоночнику, из зеркала на них посмотрела настоящая красавица. Ленка восхищенно выдохнула, пытаясь подобрать слова благодарности, а Юлия, как всегда в такой момент поймала себя на двояком состоянии. С одной стороны, она всегда испытывала огромное удовольствие от результата и реакции своих клиенток на новый образ. А с другой, откуда-то изнутри поднимался «самозванец» и почему-то голосом мамы и мужа («Бывшего, Юля, быв-ше-го!») бубнил — «ой, да что там, разве это я, просто Лена и сама красавица, а я что, я ничего, тут мазнула, там подрисовала, разве это заслуга, так, ерунда».
— Юляяяя, ты волшебница. — Прошептала Ленка, поднося ладошки к щекам и замирая, боясь прикоснуться и нарушить эту красоту. — И не думай даже, вижу, что ты сейчас начнёшь — глазки в пол и «что вы, что вы, это не я, я мимокрокодил». Та очень крутая.
— Спасибо, Лен. И как ты так угадываешь всё?
Ленка оторвалась от своего отражения и, подойдя к Юле, вдруг обняла её и аккуратно положила голову ей на плечо, немного неловко выгнувшись, чтобы не потревожить ни живот, ни причёску. От этого жеста у Белки аж в носу зачесалось, и вдруг вырвался вопрос, над которым она страдала с самого первого звонка Ленки и который всё не решалась задать. А вот сейчас это вдруг стало легко.
— Лен, а ты правда на меня не обиделась? Ну, что я сначала согласилась, а потом… вот так… С самого утра… Тебе теперь весь день ходить аккуратно, чтобы до вечера…
— Ююююль, я вот как знала, что ты себя сожрёшь живьём, — с тихим то ли стоном, то ли смешком ответила красотка, не поднимая головы. — Я до ужаса рада, что мы просто увиделись. Что я пересилила свои сомнения и придумала повод тебе позвонить. И что ты не послала меня сразу. Тут уж благодарить надо за твой характер, что ты никому отказать не можешь. И я очень-очень рада, что ты нашла для меня время. Но чему ещё больше рада, так это тому, что ты потом мне перезвонила и всё переиграла. Сама. Словами. Не молчала, гоняя мысли о том, как тебе неудобно со мной встречаться днём, тратить время, и как мне это всё донести, чтобы никого не обииииидеть. Людям вообще свойственно говорить и договариваться.
Юля хмыкнула почти недоверчиво:
— А что, так можно было?
— Знаешь, один человек мне однажды сказал умную вещь. Люди получили в процессе эволюции огромный дар и силу. Не большой палец, не прямохождение. Люди получили речь. И не пользоваться этим даром — просто грех. С людьми надо говорить словами через рот. Это же так нормально: что-то надо — попроси, что-то не нравится — скажи, что-то неприемлемо — откажись. Всё просто.
— Какой мудрец. — Хмыкнула Юлия. — Кто ж такой умный у тебя?
— А ты не помнишь? — Ленка подняла голову и посмотрела Юле прямо в глаза. — Это сказала ты.