ЮЛЯ
Как же больно на душе! Юлька бродила по пустой квартире и не могла найти себе места. Хваталась то за один предмет, то за другой. И постоянно тянулась то к карману, то к сумочке. Нет, ну надо ж было забыть телефон! Хорошо, ключи и кошелёк в сумке были. А то получилось бы, как с Ильей. Но с ним-то всё понятно — он мальчишка, пацан, взрывной оболтус! Увидев мать с чужим мужчиной и услышав его слова о замужестве, даже не подумал дослушать и поговорить. Так ещё и выбежал из дома без рюкзака, ключей и денег. Телефон в кармане, с тремя процентами заряда. Вот что эти дети делают в школе вместо учёбы, что телефоны за полдня в ноль разряжаются? Отцу успел написать, чтобы не поднимался в квартиру. А что передумал и поехал к бабушке — не успел. На транспортной карте, хранящейся под чехлом телефона, — денег на одну поездку. И ведь даже в таком состоянии не забыл бабушку попросить, чтобы предупредила маму или папу, что он у неё.
Как же Юля хотела наорать. Ну не бывает так, чтобы именно сегодня человек, до паранойи боящийся отключенного телефона, «не заметила», что он выключился. Сам. Вдруг. Мистика какая-то. Не иначе! И отправить сообщение «забыла». И глаза такие честные-честные, растерянные. Даже можно было бы подумать, что виноватые. Можно было бы, если б не накрытый стол, как в ожидании дорогих гостей. И если б не радость при виде «Костеньки». Если б не дифирамбы в его честь — как примчался к «своей семье», как переживает. Где Юлька найдёт человека лучше, чем такой золотой Костенька? И тут уж в Белке проснулся зверь пострашнее. Это сейчас Юля жалеет, что у её кипящего от волнения за Илью, от непонятного поведения бывшего мужа, то присылающего цветы и угощения, то раздражённо отмахивающегося от разговоров, чайничка сорвало крышечку. Это дома, пока они с Костей обзванивали илюшкиных друзей, она была спокойна, потому что рядом, за стенкой, была её собственная опора, её медведь, одним присутствием дающий уверенность и силы. Мирослав не ушёл, молчаливо и спокойно давая поддержку — как он умел, без слов, но так веско. Накормил обедом, про который Юля бы и забыла в своих переживаниях. В этом жесте было больше необходимой поддержки, чем в раздражающих словах Кости, что «всё будет хорошо». Юля и сама машинально ему отвечала теми же словами. Машинально касалась плеча, не испытывая при этом ни волнения, ни тепла. Да, Костя тоже волновался, он же отец. Да, они оба понимали друг друга. Но слова звучали как сквозь стекло, прикосновения скорее напрягали, чем утешали. Юля понимала, что время для разговора об их дальнейших отношениях неподходящее, но точно знала, что никаких отношений быть не может — слишком они далеки, слишком равнодушны. Тем более странными и непонятными были намёки Кости на возвращение. Как будто два разных человека перед ней. Но странности эти Белка списывала на нервную ситуацию и необходимость быстрее найти сына.
И вот когда сын нашёлся и выслушал много «нового» о себе, волнение сошло, а странности в поведении родных достигли какого-то абсурдного значения, вот тогда «хомячок разбушевался». А бушевала она знатно — щёки до сих пор горели от собственной смелости и даже наглости. А ещё, несмотря на безобразный скандал и стыд за него, — от ощущения свободы! Всё же иногда любую, даже самую послушную и хорошую девочку, так допечёт, что она как стряхнёт с себя белое пальтишко, да как выскажет в опешившие глаза родни всё, что давно кипело внутри, но до этого момента не находило выхода? Может, конечно, и не стоило сразу выливать на всех столько эмоций. Но надоело, как же надоело это вечное «я лучше знаю, что тебе нужно». И Юльку понесло. Высказала матери и то, что её Костенька — далеко не подарок. И то, как ей душно и тесно во всём этом, в «чужом костюме», который она носила столько лет. И что — да, представьте себе — нашла! Нашла такого, который в сотни, тысячи раз лучше бывшего мужа. Что даже упавшего с головы Мирослава волоска она не отдаст за «золотого зятя». И чем больше говорила, тем больше понимала, что её место не здесь. Потому и ушла, даже не хлопнув дверью, не демонстративно, не убегая — просто ушла туда, где ей действительно хотелось быть. К тому, кто ждал, кто столько шагов сделал навстречу. Да что навстречу — кто всегда догонял убегающую Белку и не давал ей спрятаться в своём коконе из страхов. И только уже в автобусе поняла, что забыла телефон у матери, оставив его на зарядке — рядом с телефоном Ильи.
Возвращаться не стала. Не хотелось видеть ни маму, ни бывшего. Юлька была уверена, что Мирослав никуда не ушёл, что они с Леркой там хозяйничают. Но Лерка встретила её одна. Ещё и глаза вытаращила удивлённо.
— О-па, это что за явление Христа народу? Или ты двойник моей подруги?
— С чего такие выводы? — Удивилась Юля. — И где Мирослав? Я думала, вы поняли, что…
— Что мы поняли? Ты вроде прямо ему всё сказала. Да и я… Хороша.
— Что сказала? Я даже ничего не успела сказать! Ты же… Постой. А что значит «хороша»? Что у вас тут произошло, пока я изображала санитара психушки?
— Ну… — Новорядская помялась. — Мы тут… В общем, Юль, на нервах все. Ты уехала, в эфире тишина, вас нет. Что там случилось, не понятно… А что там, кстати, всё же случилось? Ай, в общем, к тому моменту, когда ты прислала сообщение, мы оба уже были на взводе, я наговорила такого, чего на самом деле не думаю. Достал меня твой Медведь. И тут твой сабж. В общем, он уехал в гостиницу психовать в одиночестве. Так что звони, возвращай нервного шатуна.
— Какой сабж, Лер? Я телефон забыла у мамы, он на зарядке стоял. А я сюда сбежала из того дурдома. Илюха нашёлся, кстати. Жив-здоров, виноват и покладист.
— Пипец, Юльк. — Лера закрыла лицо руками. — Что за всеобщий заговор батареек? А кто же это написал? Ладно, не важно. У тебя же есть супер-подруга. Ща всё будет.
Лерка вытащила свой телефон и затыкала пальцами по экрану.
— Странно, не берёт. Обидчивый какой! Ладно, не кисни. Ща всё будет. — Повторила Новорядская и набрала сообщение. — Я ему написала, что ты вернулась, но он пока не в сети. Вот ведь… Занятой какой.
Юля только хотела расспросить подробнее, что за путаница, что за сообщение и вообще, что происходит вокруг неё, как дверь открылась.
— Мам! — Илюха вбежал в комнату с таким растерянным и немного испуганным выражением лица, что даже забавно стало, как всё развернулось в обратную сторону. Только несколько часов назад такая же напуганная Юлька бежала на его поиски. И такое же облегчение было написано на её лице, когда увидела сына в квартире бабушки. — Ффух, ты тут. Я уж заволновался.
— Ты же сказал, что побудешь у бабушки. — Юля обняла сына. — Что-то случилось?
— Ты телефон забыла! — Почти торжественно объявил сын, как будто это всё объясняло. — Ещё и ушла в таком настроении…
— В каком?
— Ну, — Илья озадаченно потёр затылок. — Как я…Ну, и я… Волновался.
— Воооот! — Лерка помахала перед носом пацана указательным пальцем. — Понял теперь? И чтоб больше не смел мать доводить!
— Да, понял я уже, понял. — Скривился Илья. — Мне уже все мозги выполоскали, хоть ты не начинай, тёть Лер. Ну, блин. А где этот? Ну, Мирослав твой Андреевич? Вы что ли правда жениться надумали? Ты залетела?
— Илья!
— Юля???
Юля и Лерка воскликнули одновременно и вытаращились — Юля на сына, Лера на Юлю.
— Белкина? Серьёзно?
— Нет, конечно! — Возмутилась Юлька. — Вы чего оба?
— Нет, не надумали? Или нет, не залетела? — На всякий случай уточнила Новорядская.
— Нет, не залетела! И пока ещё не надумали! — Уверенно ответила Юля и снова строго глянула ни Илью. — И вообще, что за разговоры! Вопрос можно как-то поуважительнее формулировать?
— А я чё?
— А ничё! В общем, Илюш, Мирослав уехал в гостиницу. Нам с ним надо поговорить, и с тобой тоже. Нормально, без шокирующих новостей и быстрых решений.
— Да ладно, я чё, я ниче. В комнате буду. — Илья прошагал мимо матери, на ходу впихивая ей в руки телефон. — Звони уже своему арабскому шейху.
Но прежде, чем позвонить, Юля проверила свои мессенджеры. Что за загадочное сообщение заставило Мирослава уехать и не брать трубку?
Belka_juls: «Не жди меня, я остаюсь с семьёй».
Что? Не писала Юля ничего подобного! Не могло же ей отшибить память! Да и не собиралась она там оставаться. Хотела забрать Илью и вернуться домой. И даже если бы решили ночевать у бабушки, то уж точно Юля не стала бы писать такую двусмысленную фразу. С какой семьей? Что значит «остаюсь»?
Юля проверила время отправки сообщения. Да её уже и не было рядом! Телефон остался у мамы, и если кто и отправил эти глупые слова, то уж точно не Юлия Ильинична Белкина! Ух, мало, мало Юля орала! Она точно ещё всё выскажет Надежде хакеру Константиновне! И Костику козлу Суворову! Это ведь точно кто-то из них! Но вот Мирослав свой телефон точно нигде не забывал. И его ответ на это сообщение плыл перед глазами, отказываясь складываться в понятные смысловые конструкции.
Медведь с балалайкой: «Спасибо за «честность». Надеюсь, ты хорошо повеселилась. Но быть заменителем, идентичным ненатуральному, я не соглашался».
Что? За? Бред? Такое ощущение, что где-то между этими двумя сообщениями потерялась пара серий бразильского сериала, придуманного сумасшедшим сценаристом. Там точно кто-то должен впасть в кому и потерять память, иначе вообще ничего не понятно! Юля набирала номер Мирослава снова и снова, но он сначала не брал трубку, а потом и вообще оказался «вне зоны доступа». Что происходит? Мирослав что — прощается так?
Чёрт, как же больно. Что-то в голове никак не давало сложиться общей картинке. Юле казалось, что в районе затылка кто-то злой высыпал две коробки мелких пазлов, смешал их с битым стеклом и спрятал половину кусочков. И теперь она никак не может понять, что происходит, снова и снова пытаясь среди острых осколков найти нужные картинки.
— Лер? Что происходит? — Шептала Юлька, в очередной раз прижимая к уху телефон, чтобы услышать вежливый механический голос. — Что всё это значит?
— Юль, погоди паниковать. — Лера что-то обдумывала, прикусывая губу. — В какой он гостинице остановился?
— Я не знаю! — Юля выкрикнула в отчаянии, стирая со щёк непонятно откуда взявшуюся влагу. Черт, как же больно душе. Кажется, вот и финал, которого она опасалась. Белка слишком долго убегала от Мирослава, а медведи и так не марафонцы. Он так много и долго шёл за ней. И вдруг это сообщение, что она выбирает семью. Чёртовы гаджеты. Когда люди разучились выяснять отношения глаза в глаза? Пусть бы орал, пусть бы обвинял, но выслушал! Просто выслушал! — Мы это не обсуждали! Какая разница?
— В смысле, какая? — Лерка выхватила свой телефон. — Надо ехать к нему! Сейчас, момент. Ваааань. Да… Да… Ну, прости. Я знаю. Давай ты потом на меня поорёшь, а я очень-очень убедительно извинюсь. Мне срочно помощь нужна…. Да… Знаю, что наглая. Ну, не совсем мне. Мне надо для Юли. Ты же можешь узнать, в какой гостинице остановился Мирослав Андреевич Медведев? Да, опять он. Да, здесь. Я ж говорю — это для Юли! Ну, Ваааань. Ты меня всю жизнь будешь ревновать что ли? Ну, хочешь, я выкину то платье, которое он мне купил? Но ты мне купишь такое же! И вообще они поженятся скоро, если ты его найдёшь! Да? Спасибо! Спасибо! Ты мой герой.
— Ну?
— Ждем. Сказал, быстро.
— А почему он на тебя орёт? — Схватилась Юля за обломки спасательного круга, чтобы не сойти с ума от переживаний.
— А, не парься. — Лерка отмахнулась, помолчала, а потом прыснула и уже сквозь смех объяснила. — Я ему утром объявила, что мы расстаёмся. И сказала, что даже под дулом пулемёта не приду. И вот — не прошло и суток, пришла добровольно.
— Но как же… — Юля вытаращилась на подругу. — Ничего не понимаю, Лер. Получается, ты из-за меня.
— Да я ж сказала, не парься. Видимо, карма у нас такая — бесить друг друга. Ну, куда я без него уже? Зато не скучно!
Дальнейшие вопросы прервал звонок телефона Новорядской.
— О! Быстро он! Да, милый. — Довольная Лера прижала к уху телефон, но как только в динамике послышался голос Беркутова, улыбка сползла с её лица. — Да, да. Ясно. Съехал только что, значит. А ты можешь в аэропорту… Уже? Я тебе говорила, что ты — самый умный на свете. Ну, всё не рычи. Ок, ждём.
— Нашёл, но поздно? — Подвела итог этого половинчатого диалога Юля и снова спрятала лицо в ладошках.
— Хватит рыдать! — Лера мяла в руках телефон и нервно шагала из угла в угол. Из своей комнаты выглянул Илья и снова спрятался. То ли чувство вины давило, то ли просто держался подальше от слёзоразлива. — Сказал, что уже шерстит вокзал и аэропорт. У нас не так много путей отхода из нашего славного города-героя! Никуда не денется твой Мирослав! Да что за!!! Проходной двор какой-то!
Лерка почти бегом метнулась к двери, в которую кто-то настойчиво звонил, а потом и вовсе замолотил кулаком.
— Где Юля? — Знакомый мужской голос заставил Юльку встрепенуться, но тут же она поняла, что это слух и воображение затеяли злую игру, выдавая желаемое за действительное. Голос-то был знакомым, да не тем, который она так ждала услышать. — Что с ней?
— Костенька, бессмертный ты мой, — ласково прошипела Новорядская. — Ты чего припёрся, а?
— Отойди, Лер, а? — Костя протиснулся в комнату и замер у двери. — Юль, ты чего это удумала?
— О, пап, ты как тут? — Илья снова возник «на сцене». Юля переводила взгляд с одного персонажа безумной пьесы на другого и молчала. Как же она устала. Вокруг неё разворачивался какой-то сюрреалистический сценарий, а ей никого не хотелось видеть. Никого из присутствующих. И даже было уже не важно, найдёт Мирослава Иван или нет. Юлька сама найдёт. Через Данелию, через Каролину и других сотрудников, чьи телефоны у неё сохранились. Да сама прилетит в Питер и будет караулить у ворот дома на Каменном острове, но заставит Медведя слушать. А если он всё же захочет больше никогда не видеть Белку, то пусть скажет ей это в лицо. Осталось только прекратить этот абсурд вокруг. — Мы же на завтра договаривались.
— Нам надо поговорить с мамой. — Костик подошёл ближе, напряжённо всматриваясь в юлькино лицо.
— О чём, Кость? — Юля устало откинулась на спинку стула, желая отгородиться от этого взгляда, от расспросов и неуместного внимания. — Мне сейчас, честно говоря, совсем нехорошо. И не до разговоров!
— Как? Что ты сделала???? Илья, вызови скорую! Юлька, ну зачем ты???
— Стоп, стоп, Костя, какая скорая, ты о чём вообще? — Лера вклинилась между бывшими супругами. — Что происходит?
— Но… — Суворов вмешательства как будто не заметил. — Юля, послушай меня, я всё понимаю. Мы столько лет были вместе, и это не могло так просто… Юль, ну мы же взрослые люди. У нас Илья. И хотя бы ради него… И ради памяти о наших лучших годах… Ты пойми, я не могу вернуться. Ты прекрасная, замечательная. И многие тебя любят, ты нужна сыну, маме, друзьям. Не зацикливайся на мне. Пойми, ты сама по себе должна найти опору…
— ТАК! Стоп! Какое вернуться??? — Юлька вскочила со стула и на всякий случай отошла от бывшего мужа на пару шагов. — Что за бред ты несёшь?
— Но… я… ты ушла, я тоже поехал домой, а потом мне позвонила Надежда Константиновна… Она так плакала. Сказала, что ты… Я обещал с тобой поговорить. Но…
— Костя, ты пил? Ты мне сам букеты слал? Нафига? Неужели не понятно, что…
— Какие букеты, Юль? С чего бы? — Костя выглядел ошарашенным не меньше Юли. — Я не так, конечно, хотел сказать. Илья, и тебе тоже… Но… У меня вроде как появилась женщина. И мы… Не знаю, рано, конечно, но у нас всё серьезно вроде как…
— Маааам, — Подал голос Илья. — Кажется, нам надо в аэропорт.
— Что за бред происходит? — Юля растерялась окончательно. Букеты, Костя, аэропорт? — Мне кажется, это какой-то сон наркоманский. Или что-то распыляли психотропное, действующее только на мужчин.
— Юлька, а мне кажется, Илья прав. — Отозвалась Лера, кивнув Илье, как будто эти двое только что вели молчаливый диалог и о чём-то договорились. — Я даже тебе скажу, кто дилер этого галлюциногенного праздника. Но сейчас…
— Я вызвал такси, — выдал Илья.
— Долго! — Вынесла вердикт Лерка. — Костенька, ангел мой, ты жить хочешь?
— Новорядская, ты в своём уме?
— Я — да. И если ты хочешь сохранить свои мозги целыми и внутри черепа, ты уже должен заводить мотор своей тачанки! — Лера сделала шаг к Косте, от чего он на всякий случай попятился. — Потому что, поверь мне, в наш век высоких технологий найти и вычислить твою «вроде как» не составит особого труда. И поговорить с ней по душам. Знаешь, не только у твоей бывшей тёщи хорошее воображение и изобретательность.
— Машина у подъезда. — Костик повернулся к Юльке. — Придержи свою цербериху. Уже даже я что-то понял в вашем шапито имени Агаты Кристи, хотя ещё не всё. Так что если ты соберёшься за пять минут, то жду в машине.
— А мне кто-то что-то объяснит, раз уже все тут такие понятливые???? — Юля сложила руки на груди, провожая взглядом спину Суворова.
— В машине! — Рявкнули Лерка и Илья хором.
Собралась Юля меньше, чем за пять минут — только накинула лёгкий пиджак прямо на домашнее платье. Костя у машины с кем-то говорил по телефону, и на лице его застыла такая нежно-счастливая улыбка, как будто ему там зарплату обещали поднять. Но при приближении всей компании он быстро попрощался, с опаской косясь на Леру, и запрыгнул за руль. И только выехав из двора на дорогу, он подал голос.
— А теперь все по очереди и без эмоций — что за нафиг тут происходит? Почему мне, твою мать, названивает твоя мать и рыдает, что это ты от любви ко мне сходишь с ума, придумываешь для моей ревности каких-то мужиков, а сама собираешься покончить с собой???
— ЧТО???? — У Юльки глаза настолько вылезли из орбит, что стали не так заметны опухшие от слёз веки. — Какого…???
— Мам! — Встрял Илья, хватая Юльку за руку. — Похоже, я единственный, кто сейчас может всё объяснить.
— Вообще прекрасно!
— Так получилось. Слушай, я не знал, я думал, это правда…
— Что «правда»? Объясни же уже по-человечески, пока я не сошла с ума. Хотя мне кажется, я уже.
— Я был у бабушки… И она меня попросила ей помочь с телефоном, настройки некоторые слетели. — Неуверенно начал Илья. — В общем, я там… Блин, я не собирался читать её переписку. Но просто пока чистил память… Увидел. Она писала, что вы с папой помирились, и всё будет хорошо, и что не надо вам мешать…
— Кому? — Дорога перед Юлькиными глазами слилась в одно серое пятно, а слова проходили сквозь горло как репей. — Кому она это писала?
— Как я понимаю теперь — Мирославу. Видимо, номер в твоём телефоне подсмотрела. Я его взял с подоконника, а не с тумбочки, где ты его на зарядку ставила. — Илья помолчал, пожёвывая губу, как будто собирался с духом, чтобы продолжить. Потом поморщился и всё же заговорил снова. — А ещё там было, чтобы поберёг своё самоуважение и не лез к тебе с разговорами, потому что ты вежливая и мягкая, и не знаешь, как ему сказать, что он был просто временным развлечением и заменой мужу, которого ты любишь до сих пор…
— Кость? — Повернулась Юля к бывшему мужу. — Никаких цветов ты мне не присылал. И о том, что я по тебе сохну, тебе тоже сообщила моя мама. Так?
Даже не дождавшись ответа, Юлька обхватила голову руками и с силой сжала.
— Господи, это какой-то феерический бред. Я не пойму, где-то за диваном обнаружился сценарий Санта-Барбары? «Невошедшее»! — Юля истерически хохотнула. — Останови, Кость. Какой во всём этом смысл?
— Мам, я погуглил. — Как будто не слыша её, снова заговорил Илья. — Есть три варианта. Мирослав может улететь в Питер, в Москву или в Черногорию. В Черногории два аэропорта, и ни в один из них от нас прямых рейсов нет, только с пересадками, причём по две. А значит, он их не выберет. А теперь две новости — одна хорошая, одна плохая. Если Мирослав решил лететь в Москву, то он мог успеть взлететь двадцать две минуты назад. Это плохая. Хорошая — это вряд ли, потому что там лоукостер, на который он вряд ли приземлил свою царственную задницу. А значит, остаётся Питер, и у нас… Пап, у нас 58 минут до окончания регистрации. Надо гнать.
— Не надо никуда гнать. — Устало выслушав всю илюхину тираду, почти прошептала Юля. — Илюш, как ты не понимаешь? Ему хватило одной смс-ки, чтобы взять и уехать!! Одной грёбаной смс-ки от чужой тётки. Это мне она мама. А ему — никто. И он так легко от всего отказался. От всего, что было. И от всего, что могло бы быть. Просто взял и уехал! И что я ему скажу? Вернись, до следующего раза, когда кто-то что-то скажет? Кость…
— Заткнись, Суворова, а? — Костя и не подумал сбрасывать скорость или разворачиваться.
— Белкина!
— Хренелкина! — Неожиданно разозлился бывший муж. — Я ни черта не понял, что за страсти мадридского двора устроила твоя мать, и кто такой Мирослав — начальник, друг или ещё кто! Человек и пароход, вашу машу! Но судя по твоим глазам, ты из-за его отъезда наревела на небольшой ремонт у залитых соседей! Так что теперь сиди и думай, как ты будешь пугать своими фарами весь аэропорт, пока будешь бегать и искать твоего летуна!
Дальше уже ехали в молчании. Только Лера сосредоточенно что-то тыкала в телефоне и лишь один раз подняла голову, чтобы спросить Илью, не хочет ли юный Шерлок подрабатывать у Ивана — Беркутов подтвердил, что Мирослав Медведев купил билет на ближайший самолет до Санкт-Петербурга.
На стоянке у аэропорта Юля выскочила из машины, но перед ней возник Костя.
— С тобой идти?
— Знаешь, Кость, я тебе сейчас неожиданно очень благодарна. Но если всё будет хорошо, тебе там точно будет нечего делать. А если плохо…
— Я понял. — Костя задумчиво окинул взглядом аэропорт, о чём-то своём кивнул сидящим в машине Лерке и Илье и вдруг так тепло улыбнулся Юле, что на миг стал тем самым Костиком Суворовым, когда-то, в прошлой жизни, пригласившим на танец Юльку Белкину, смешливую курносую девчонку.
— Удачи, Белка. Мне кажется, всё будет хорошо. В конце концов, самолёты летают с разницей в несколько часов. В обе стороны. — Он неожиданно притянул ошарашенную бывшую к себе и, крепко обхватив руками, шепнул на ухо. — У нас очень взрослый сын. И, кажется, тебе пора становится счастливой.
А в это время на табло в аэропорту загорелась красным строка рейса до Санкт-Петербурга. Регистрация закончена.
МИРОСЛАВ.
…Как же больно на душе.
Табло перед глазами снова мигнуло и обновилось. Мирослав тоже моргнул в унисон с табло. Перемигивания не помогли — ответ и понимание всё не приходили. Вот чего оно подмигивает? Посадка давно идёт. А Мирослав не идёт. Вот не несли его ноги. Всё стоял и думал. Черт, ну не могла она, не могла. Не его Юлька.
Когда получил то сообщение, по сердцу так полоснуло, что мозг отказался воспринимать любую другую информацию. К мужу, она вернулась к мужу. А он, Мирослав, был временным развлечением, ошибкой. Он тогда отключил телефон и уехал. Сначала колесил по городу, доводя таксистов до нервного тика. Смотрел на улицы и дома. На людей, спешащих по своим делам. Почему они продолжают спокойно куда-то идти? О чём-то говорить. Над чем-то смеяться. Разве они не видят, что от его сердца остались какие-то ошмётки? Разве их не накрывает той болью, которая не умещается в груди и разливается, затапливая всё вокруг? Разве не придавливает к земле безнадёгой, отчаяньем, разочарованием?
А потом Мирослав обнаружил себя у касс в аэропорту, где довёл уже и девушку-кассира, и очередь… Почему он не заказал билеты онлайн? Да потому что перед глазами расплывались строчки и цифры. Как же больно, муторно и гадко на душе. Как она могла?
А она могла? Его Юлька, которая, даже закрываясь от всех за своей бронёй, оставалась вся нараспашку для него — в своих эмоциях, в своей искренности, в своей ранимости. Его Юлька, которая стояла перед ним на коленях, а ему казалось, на троне восседала. Его Белка, которая плакала и смеялась — вся! Не глазами, не ртом. А всей душой. И просила никогда ей не врать, потому что единственное, чего она не понимает и не принимает — это ложь. И вот теперь он, сначала подняв её на пьедестал, взял и швырнул её в болото собственного недоверия.
Чёрт, какой же он идиот. Она же не могла! А он ни секунды не усомнился. В чужих словах не усомнился, а ней — в его Белке — вот так сразу. Не дал слова сказать — просто… Просто сбежал.
Мир накрыл лицо ладонями и с силой потёр. Поднял глаза на табло — по нему пробежала рябь, и надписи сдвинулись на одну строку. Один из самолётов оторвался от земли и взлетел, унося своих пассажиров. Хочется надеяться, что среди них нет таких идиотов, как Медведев Мирослав Андреевич. Таких вообще должно быть мало. Иначе грустно всё с человечеством.
Так, сообщение он ей отправил, и она его прочитала. Стереть-то можно, а память? Значит, всё по новой. Завоёвывать, вымаливать, догонять, раскрывать. Но главное — поговорить. Даже если она решила вернуться к мужу, это её право. Но они выяснят это лицом к лицу. Мирослав развернулся к выходу из аэропорта. И тут взгляд выцепил что-то знакомое, что заставило остановиться, пройдя ещё пару шагов по инерции, и повернуть обратно. Светло-рыжая макушка. Женщина, сидящая к нему спиной на самом последнем в ряду кресле. А рядом парнишка поглаживал её по плечу и что-то тихо говорил. Вот он потянулся, поводя плечами, и окинул растерянным взглядом пространство аэропорта. Илья. Мирослав узнал его. И сомнений не осталось. Это не галлюцинация. Это не мозг выдаёт что-то чужое за настоящую Юльку. А то уж Мир решил, что теперь во всех женщинах будет видеть её — её походку, поворот головы, мимолётную улыбку, солнечные зайчики в волосах. Но вот она, сидит. Здесь. Он даже со спины видел, как она подавлена, опустошена. Наверняка взгляд смотрит в одну точку, откуда-то Мирослав это точно знает. Чувствует на расстоянии. Чувствует её боль и безнадёгу. Потому что только что сам пережил то же самое. Как будто кто-то выключил свет и сломал рубильник, чтобы нельзя было вернуть, но с этим они всё решат. Главное — она здесь. Не убежала, не спряталась в свою ракушку. Примчалась сюда, собираясь бороться. Войти в горящий аэропорт. Остановить на скаку самолёт. Такая сильная, его боевая белка. И в то же время — такая хрупкая и ранимая.
Мирослав сделал шаг к любимой женщине и напоролся на строгий, острый как лезвие, взгляд её защитника. Илья открыл рот, чтобы что-то сказать, и Мир еле успел приложить палец ко рту, а потом сложить ладони перед собой, прося пацана о передышке. Об одном шансе всё исправить. И умный пацан понял. Усмехнулся и прижался лбом к плечу мамы, приобнимая её и немного как будто укачивая.
— Он точно улетел! — Смог расслышать Мирослав сквозь шум и гул спешащей толпы.
— Мам, ну даже если и улетел… — Илья кинул быстрый взгляд на Мирослава и снова боднул маму в плечо. — Ну и фиг с ним. Ты сама говорила — раз поверил какой-то ерунде, то и пусть.
— Илюш. Его первая жена бросила. — С какой-то горькой обречённостью в голосе проговорила Юля. — С его другом изменила. Он после этого никому не верит.
— И что? Не верит, так и ладно. — Проворчал Илья. — Зачем нам такой проблемный? Ты за ним бегать что ли должна?
— Он же за мной! Снова и снова! — Как же больно слышать в голосе самой солнечной женщины этот надлом, эту пустоту. — Я столько пряталась от него, отбрыкивалась. А он… Всё равно ко мне…
— Ну и что? Другого встретишь, мам!
— Не хочу другого! — Всхлипнула Юлька, тихо так, тонко, не рыдая напоказ, но от этого ещё трогательнее, беззащитнее. Так плачут по-настоящему, не для зрителя, не ради манипуляции. Так выпускают боль, осторожно, каплями, чтобы не задеть окружающих, но и чтобы она не разорвала изнутри. — Я, кажется, Мира люблю.
Илья снова полоснул взглядом по Мирославу и, неловко потрепав мать по плечу, отстранился.
— Пойду я, это, воды найду. Сиди тут. — Илья встал и, бросив на Мира предупреждающий взгляд, в котором читалось что-то типа «вот только теперь не накосячь», отошёл в сторону.
Мир сделал последний шаг, разделявший его с Юлей, и встал за её спиной.
— Очень жаль…
Юлька вздрогнула от его голоса и медленно-медленно подняла заплаканное лицо. Ей было явно неудобно, вот так сидеть — закинув голову назад и как-то неловко развернувшись, но она замерла, как будто боялась двинуться ещё хоть на сантиметр и спугнуть то, что видела перед собой.
— Мир?… — Её голос сел от слёз и волнения, а в глазах плескалось столько эмоций, что Мирославу на миг стало снова больно, но совсем не так. Сейчас эта боль не сжимала его сердце, а наоборот, расправляла каждую клеточку, заставляла чувствовать жизнь и надежду. — Ты…? Жаль? Что жаль?
— Очень жаль, что только кажется. — Закончил Мир. — Но, с другой стороны, значит, буду убеждать, пока не будешь уверена точно. Потому что я тебя точно, абсолютно безоговорочно и бесповоротно люблю.
— И ты не улетел? — Юлька наконец отмерла и развернулась к Миру вся, вставая коленками на кресло и вцепляясь побелевшими пальчиками в металлическую спинку.
— Ююююль. — Мир протянул руку и смахнул пальцами последние срывающиеся из глаз его Белки слезинки. — Таракашки разбежались, включайся обратно. Я здесь. Никуда я не уеду. Без тебя — никуда. Если ты меня простишь, что я… В общем, если тебе ещё нужен идиот, который, как любит говорить твоя подруга, сначала валит лес, а потом думает, куда ему столько древесины… Я обещаю, больше никакого недоверия. Я дурак. И ты имеешь полное право однажды решить, что с тебя хватит. Но я уверен, что узнаю это от тебя, и лично. А никак не из чужой смс-ки. А я обещаю, что если однажды я… Нет, не усомнюсь, Юль. В тебе — ни на минуту. Но если мне что-то там покажется… Мы будем говорить. Нам много придётся говорить. Но мы всё решим, Юль. Всё! Юлька, да?
— Да!
Илюха со вздохом закатил глаза, наблюдая, как его мама с такой счастливой улыбкой протягивает руки вперёд, а Мирослав сгребает её в охапку своими медвежьими лапами, прямо через спинку стула прижимая к себе, и целует, целует, целует. Фу. Ох, уж эти взрослые. Может, он позже поймёт.