Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ)

Глава 19. Давай отложим с тобою дела: музыка двигает наши тела..

Когда устал и жить не хочется,

Полезно вспомнить в гневе белом,

Что есть такие дни и ночи,

Что жизнь оправдывают в целом… И.М.Губерман

Это было очень странное пробуждение. Нет… Рассветное августовское солнце в окно, тихая трель счастливого утра… Всё это было. И не раз. Но… Впервые Олька просыпалась, переплетясь с кем-то всем телом и совпадая с ним, словно сошедшийся пазл. Обычно она ворочалась по ночам и часто спала в форме морской звезды, раскидывая в сторону одеяло, подушку, а иногда даже простыню. Ну не хватало ей свободы! И места вообще не хватало!

Но сейчас… Это было удивительно — чувствовать себя так уютно в крепком, жёстком захвате, уткнувшись в сладкую ключицу и ощущая под рукой гладкий, горячий мрамор красивого, молодого мужского тела. Не перекачанного. А такого, от которого веет настоящей гармонией. Мужской. И гармонией мира вообще…

Олька пошевельнулась в руках. И, словно отзываясь на зов, страстная часть её принца тоже отозвалась, наливаясь сладким яблочком под рукой... Ох ты ж… Олька покраснела. А принц, не открывая глаз, мурлыкнул ей на ухо, хриплым голосом:

— Спи, цветочек оленький! Я сейчас отдохну немного и снова продолжим…

Продолжим?! Олька внутренне хмыкнула: да не вопрос!

Сегодня ночью, узнавшая вкус настоящего физического действа, когда человеку, целующему тебя, не все равно, что ты чувствуешь… Она готова была продолжать. Без оглядки. Впервые чужие руки, нежно, знающе и очень трепетно касались её, впервые глаза юноши отслеживали не собственные ощущения, а её. Да что там! Если честно, сегодня всё было для Ольки впервые. Долгая видео и книжная подготовка не в счёт! Да и не идет ни в какое сравнение!

Когда долго ношеное Олькино девство, которое сама Завирко считала весьма раздражающим рудиментом, было порушено резким, острым напором, она испытала не страх или боль, а сильное смущение. А ну как подумает принц, что она никому до него нужна не была. Или, что ещё хуже, что она его так к себе привязать собирается…

Но принц только заломил бровь и подмигнул весело, отводя с её лица мокрую прядь:

— Сюрприз… Однако… Продолжим, оленький, или передохнёшь?

Но Олька знала, что ответить. Она просто сказала «нет», потому как отдыхать не собиралась. И принц понял. Правда, чуть придержал напор, но потом снова, через какое-то время, подмечая Олькино страстное забытьё, сорвался в стремительный ритм.

Об «этом деле» принц знал много. И тренировался весьма исправно. Так что Ольке несказанно повезло. А то, что она всем своим женским чутьём ощущала, что ему безумно нравится к ней прикасаться, кусать её сливочную кожу, присасываясь к вершинкам груди, целовать мягкий живот, спускаясь невесомо к внутренней стороне бедра, придавало ей уверенности в собственной неотразимости. Опьяняющее чувство!

Принц все-таки прервался ненамного, чтобы, закутав Ольку в ту самую простыню, как в кокон, отнести её в ванную и ополоснуть с её тела первые, кроваво-белые соки слияния.

Он любил её до самого рассвета, прерываясь, чтобы передохнуть, выпить воды и закинуть в рот оставленные с вечера на столе несъеденные голубцы.

— Как в пубертат, — смеялся принц, сам удивляясь собственной неутомимости. — Эх, оленький, вот что ты со мной делаешь?! Сбросил я с тобой лет пять, не меньше!

А Олька — что? Олька только счастливо любовалась своим принцем и снова тянулась к его порочному клыку, который сегодня уже оставил на её теле немало сладких, крепких следов.

Они снова дремали. И принц снова не выпускал из рук свою нежданную находку. А Олька… Она дышала им, счастливо уткнувшись в сладкую ключицу, снова поражаясь, как странно устроено человеческое тело, которое волшебным образом умеет подстраиваться под любимых людей. Считается страшным моветоном, когда наивная девица, отдавшая ушлому проезжему красавчику «самое дорогое», вдруг начинает пылать к нему страстными чувствами. Но Завирко сегодня узнала, что она действительно любит своего принца, и все эти месяцы без него ощущала невероятную пустоту в сердце, заменяя её чем угодно, чтобы просто не думать.

Но сегодня она знала твёрдо: она любит его. Он действительно единственный человек для неё на всей большой земле, что подходит ей. Человек, которого она сможет уважать, о котором она сможет заботиться так же искренне, как и о своей семье.

Человек, который уйдёт сегодня из её жизни навсегда… И никогда к ней не вернется…

Как там, в том любимом батюшкином фильме? «Потому что звёзды никогда не отклоняются от своего пути»? Так, кажется? Да, так!

Так что Олька любила! Любила сегодня и сейчас! Без оглядки, не ожидая ничего взамен и прекрасно ощущая конечность и зыбкость всего происходящего. Потому что Олька никогда не врала себе. Никогда! Вот почему, когда он упомянул «Постинор», потом, когда она кормила его в полдень на кухне борщом, Завирко просто кивнула. Конечно! Чтобы никаких последствий… Не переживай!

А пока… пока она счастливо спала, уткнувшись в сладкую ключицу своего клыкастого принца.

Резкий, непрерывный телефонный звонок прервал очарование этого бесконечно-страстного дня. Было уже два часа дня, и Олька, стараясь себя ничем не выдать, ждала его где-то на два часа раньше. Но нет… Видимо, Изольда Юрьевна была более умная женщина, чем Ольке казалось...

Когда Изольда Юрьевна позвонила, Олька сидела у Олега на коленях. Принц поморщился и даже сразу не потянулся за телефоном, видимо, предпочитая «не услышать». Но Изольда Юрьевна знала своего сына, а потому звонила с непрерывной настойчивостью.

Олег виновато улыбнулся и, не снимая девушки со своих ног, включил вызов, поставив телефон на громкую.

— Сыночка, — ласково и очень нежно начала Изольда Юрьевна, — я понимаю, ты молод и отдыхаешь, но твой папа сейчас звонил. У него появились неотложные и очень важные новости. Приезжай! Срочно! Он будет перезванивать через полчаса. Сам знаешь, как он занят! Успеешь?

Олег поморщился:

— Мам! Ну что за спешка? Давай я ему сам позвоню…

— С ума сошел! Он в Куршевеле! Туда будешь ему звонить? Не разоришься?

Олег снова поморщился и нехотя спустил Ольку с колен, но захватывая ее ладонь, словно инстинктивно не желая отпускать.

— Поторопись, сыночка! — Изольда Юрьевна говорила ровно и спокойно, словно и не давя совсем. — Папа будет звонить на домашний! Приезжай скорее!

— Понял! Понял! — поморщился Олег. — Сейчас буду…

Он крепко обнял Завирко, зарывшись носом в её распущенные волосы, сжимая крепкую грудь ладонью и потираясь о девушку, словно мартовский кот, выросшим снова бугорком. Сексуальный маньяк!

— Сладкий мой цветочек, оленький… Я приеду… Завтра…

— Хорошо, — шёпотом согласилась Завирко, потянувшись на прощание к его губам.

Она глядела в окно сквозь штору на то, как он уходит словно и не желая этого, и замечала, как он оборачивается не раз и не два, как потирает свой затылок, словно что-то позабыл у неё дома. И даже звук его отъезжающей машины показался Ольке весьма нерешительным…

— Прощай! — сказала ему вслед Завирко. — Прощай мой принц…

Она тихо собрала со стола остатки бурного обеда, вымыла посуду, помыла полы, простирала в ванной простыню — последнюю свидетельницу её ушедшей невинности, и вышла во двор, чтобы успеть полить цветы, поникшие под палящим солнцем, чтобы со спокойной совестью ехать областную больницу, куда в реанимацию, судя по словам принца, привезли вчера Анютку. Изольда Юрьевна занимала там пост главного врача…

Из шланга на Олькины цветы фонтанной россыпью сыпалась хрустальная, ледяная вода. Над клумбой зависла Олькина рукотворная радуга. И Завирко любовалась, как её любимый агератум жадно пьёт, подставляясь голубыми цветочными носиками к живительной влаге.

— Тётя Лёля! Тетя Лёля! — раздались со стороны улицы звонкие детские голоса — А полей, пожалуйста, нас. Да! Полей, пожалуйста!

Это дворовые дружки и подружки ее «детского сада» прибежали на звук рукотворного дождя.

— Не а, — флегматично, растягивая слова, отказала Завирко.

— Ну полееей! Ну полееей! Ну пожалуйста!!!! Мы тут закипаем!!!! Тёть Лёль!!

Олька отвернулась, всем своим видом показывая непреклонность… И вдруг… ледяные брызги, словно вырвавшись из её рук, перелетели в секунду палисадник и окатили уже было расстроившуюся детвору.

Детский визг счастья брызнул вверх! Хохот, гомон, столпотворение! Откуда ни возьмись, налетело ещё ребят из соседнего двора. Детвора то специально подлезала под струю, промокая насквозь, то убегала, создавая счастливую толкотню. И по двору растворялась яркая, ничем не прикрытая детская радость… Глядя на этот детский визговой беспредел, Олька и сама хохотала до упада.

— Радуга-дуга! — вдруг тихо, почти незаметно запела Олька детскую песенку, что шептал ей в свою бытность пьяненький отец. — Подавай дождя! Нам по ложке, медведю по плошке, а серому волку — по полному ведёрку!

Пока вокруг резвилась под холодными струями дворовая детвора, для Ольки весь мир вокруг словно замер. Там, наверху, в синем — синем небе поплыли белые облака. Одно из них извернулось вдруг нежной, хрупкой девичьей фигуркой. Она стремительно приближалась. Наконец, достигнув двора, в котором гроздьями счастья рассыпался детский хохот, это облако женской, нежной фигуркой зависло прямо над Завирко. Олька подняла голову. Между ним, этим облаком и Олькиной рукотворной радугой, словно качнулось марево дня. Женская фигурка склонилась к Завирко, и Олька вдруг узнала девушку. Это была Анюта. Красивая, нежная, неуловимо-прекрасная. Она смотрела на Ольку и словно хотела её обнять… И улыбалась ей так, как вчера, в этом палисаднике…

И Олька поняла! В одно мгновение всё поняла! Этот счастливый, такой яркий, такой невероятный день был подарен ей Анюткой… Чтобы Олька, напившись счастья вдосталь, смогла стойко перенести всё то, что уготовила ей судьба…

И когда, разгоняя счастливую детвору, к подъезду подъехал чёрный джип с тонированными стеклами, Олька встретила его спокойно. Потому что там, наверху, вскидывая руку в прощальном жесте, растворялась в пространстве светлая, чистая Анюткина душа.

А в это самое время Ольгерт Геогриевич Гаарен проходил регистрацию на рейс город Н — Санкт-Петербург, который должен был унести его через неполный час в культурную столицу России. Он и сам не мог отдать себе отчет, почему летит так срочно в Питер, неужели внезапно открывшаяся вакансия штатного хирурга одной из самых известных больниц северной столицы не могла подождать до завтра? Когда он сел в кресло, перейдя проверочную линию, то решил сразу позвонить Ольке, чтобы предупредить её о своем отъезде. Но оказалось, что он даже не спросил её номер телефона. Да что номер! Он даже не знал её фамилии. Влюблённый и глупый Ромео, потерявший голову...

— Ты хоть знаешь, чего мне стоило устроить ему в спешке эту должность? — недовольно рычал в трубку Георгий Ольгертович Гаарен, крупный питерский бизнесмен и большой начальник, — целой квартиры в Петергофе! Ты уверена, дорогая, что всё именно так?

— Уверена! — холодно отрезала Изольда Юрьевна. — Я хорошо знаю своего сына! И мы оба с тобой не хотим, чтобы наших внуков рожала проститутка и наркоманка. Согласись, квартира в Петергофе — небольшая плата за нашу с тобой спокойную старость.