Глава 21. Прошлое не воротится. И не поможет слеза..

— Ольга Николаевна! — Савёлов убегал на встречу и кидал распоряжения по пути к двери, застегивая на одну пуговицу свой элегантный, светло-голубой пиджак, удивительно ладно сидевший на его поджарой, спортивной фигуре и невероятно шедший ему: — С больницей договор подписан, у меня на столе. У Иры все договоренности по проекту на флешке. Там и контакты. Заберёшь. Выбирай себе бригаду, диза и сегодня съезди на объект, осмотрись. Уточни: если они что-то заменой хотели сделать, пусть сразу скажут, чтобы потом сюрприза не было, а то, может, им деньги только на начинку выделили, а на сам ремонт — нет. Тогда придётся изгаляться. Сама знаешь, с бюджетниками такое сплошь и рядом.

Олька, которая с удовольствием осмотрела шефа с ног до головы, как киевский тортик, приложила руку к непокрытой голове в пионерском салюте и выдала с сексуальной хрипотцой, колыхнув смачно грудным достоянием:

— Яволь, майн херр! Яволь!

Савёлов притормозил и прищурился зло:

— Завирко, если будешь при мне так эротично колебать пространство, я пересмотрю свои принципы и отправлю тебя по назначению: к Альберту Ивановичу. Будете с ним объекты у департамента выпрашивать, он как раз себе в пару новый насос искал.

Олька фыкнула и обиделась:

— Уж и облизаться нельзя, Роман Владимирович! Сразу брыкаетесь! Тогда нечего на работу таким красавчиком ходить! Я вам на день рождение рубище подарю и чадру на морду, чтобы никого во грех не вводили!

Савёлов притормозил и вздохнул:

— Оль, ты Лёшку Маслова так облизывай взглядом, а не меня! О тебе же пекусь, звезда ты малолетняя! Я ж на полочке с ценником не стою. Переживаю, что Седа Муаровна перед уходом тебя дурному научила, вот ты и выполняешь программу минимум…

— Причём здесь Седа?! — искренне возмутилась Завирко. — Я самостоятельно облизываюсь! По велению собственного сердца, так сказать! А не по наущению чужому! А вы…

Но Савёлов только вздохнул и вышел вон.

— Чего это с Ромой? Злой какой! — влезла Нелька.

— Зайка у шефа новая появилась, мудрёная слишком, — отозвался тут же со знанием дела обрётший недавно голос Савва Маркелов, — окучивает его замуж. Папа — большой чин в Питере, вот Ромашка наш и подумывает: продаться или нет. Муки совести и муки выбора, так сказать. Оттого и на людей бросается. А тут Завирко со своим недотраханным придыханием. Разве ж тут выдержишь?

— Трёп закрыли! — вдруг гаркнула на них суровая секретарша — Ирка Шапутко. — Кто шефа тронет, того лично урою! Поняли?!

Поняли! Как не понять?! На том разговор и остановился. И Ольке пришлось обиду свою засунуть глубоко в по… в портмоне, забрать материалы по областной больнице и позвонить по первому контактному номеру, представившись проект-менеджером Гродинки, что будет курировать работы, и договориться о встрече. Никого из диза сегодня Олька брать с собой не хотела. Зачем лишний раз специалиста гонять, когда нужно сначала о принципах работы договориться? А это лучше делать с глазу на глаз.

* * *

Подъезжала Завирко к первому корпусу на такси. Шлагбаум привычно пропустил машину, и она, лихо объехав припаркованные докторские авто, с ветерком подвезла Ольгу Николаевну в аккурат к приемному отделению, забыв спросить, к какому входу ей нужно. По старой таксистской привычке… Раз в больницу — значит, больной.

Завирко поморщилась, оглядывая старенький, обшарпанный вход, вспоминая, как скорая три года назад привезла её сюда с маточным кровотечением…

И даже сейчас, от одного взгляда на это монументальное, грязно-серое здание у неё неприятно кольнуло сердце. Занывшее прошлой болью. Даже сейчас, спустя три года, ей трудно было здесь находиться. Но Ольга Николаевна выпрямила спину и стянула льняные локоны в низкий хвост, чтобы не мешались. И шагнула вперёд. С любыми страхами так и нужно встречаться: лицом к лицу.

* * *

Никакого «Постинора», конечно, не стала пить Олька. Ни в тот самый, наполненный любовью и светом день, ни после… В ту ночь, когда её клыкастый принц уже мерил шагами Невский проспект, приснилась Завирко новогодняя ёлка с яркими шариками, высокая старая табуретка возле и мальчонка лет трех, светленький, маленький, в шортиках и смешных, бело-рыжих кошачьих ушках на голове.

Он сидел на табуретке и сильно болтал худенькими ножками, не достававшими до пола. Увидев Олю, он улыбнулся ей щербатым ртом и спросил, с трудом выговаривая некоторые буквы:

— Я к тебе сичас плиду? Плиду! Здёс? Или не здёс?

— Жду, котёнок… Приходи! — кивнула ему Оля, внутренне сжимаясь и всерьёз во сне опасаясь, что мальчишечка раскачает табуретку своими крохотными ножками и упадет. Уж очень неудобно, на самом краешке он сидел.

А когда спустя ровно две недели идеальный Олькин цикл не случился, Завирко сходила в аптеку и купила тест на беременность, обещавший дать верный результат в первый день задержки.

Родители приехали их деревни, и Завирко, посадив всю семью вечером под абажур, сообщила, скупо цедя слова:

— У меня будет ребенок. Без мужа. Без штампа. Аборт делать не буду. Если буду мешать, буду обузой, уйду. Проживу одна.

А сама отвернулась, ожидая чего угодно…

— Что ты! Что ты! Доченька! — всплеснула тогда руками мать! — Да разишь твоё дитё могёт быть обузой! Вырастим, доча! Тарелки супа что ли не найдётся для дитёнка?! Одёжки всякой — полно! Ничего! Вас вырастили, и его тоже! А что без мужа. Так кому какое дело! К тому ж, мужик он потом… приложится, коли тебе нужно будет.

— Дык и ничего, Лёлюшка! — обрёл голос отец. — И не удумай ничего! Наш он теперича! Завирко, значится! Николаевич будет! — и обнял Ольку.

А она вдруг заплакала. От счастья. Потому что хоть и непутевая у неё, но была семья, самая что ни на есть настоящая! И мама, и папа! А Олеська с Оксанкой только фыркнули! И засмеялись. А потом кинулись Лёлю обнимать. Чтобы их Лёлюшка не плакала…

Загрузка...