Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ)

Глава 31. Постой, паровоз, не стучите, колеса! Есть время взглянуть судьбе в глаза…

Когда Олег ушел, Олька старалась вообще не думать о том, что это было. Он сказала громкое «ша!» любым чувствам, связанным с Олегом. И ей прямо полегчало. Да и хождение по снегу на шпильках — то ещё отвлекающее занятие!

Любимая Гродинка, как всегда, вносила в бурный бред непредсказуемой жизни хоть какую-то стабильность.

Вот Маринка Поливанцева — она снова после бессонной ночи будет делать вид, что работает, а сама смотается к сисадмину на часок — другой, потому как там нет никого и диванчик свободный. Вон Ирка Шапутко что-то сосредоточенно листает на экране компа. Думаете, документы? А вот и не угадали. Савёлов сегодня до часа на стройке с заказчиками, значит, она сейчас в какой-нибудь библиотеке читает детективчик. А Савва Маркелов уже час пьёт кофе. Странный кофе, сильно пахнущий коньяком. И все ждут Рому. Потому что без Роминого волшебного пенделя в этот сонный, снежный день никто работать не хочет! Вот так! Красота и постоянство!

— Эй, Оль, никак не спрошу, а что тебя позавчера Мамелов на ужин звал? Проект новый обсуждали?

Олька настолько не ожидала вопроса, что покраснела.

— Ну-ка, ну-ка! — сразу замечают странную Олькину реакцию сонные гродинцы и вмиг оживают, подтягиваясь к виновнице пикантных новостей.

— Ол-ля?! — звучит её имя в устах Шапутко с интонацией опера с Петровки.

— Никому ничего не скажу! — режет Завирко взволнованно.

— Никому и не говори! — хором соглашаются гродинцы. — А нам поведай!

И Олька почему-то сразу сдаётся:

— Да он и не успел даже ничего объяснить, ваш Мамелов! Когда он сразу после крем-супа велел подать шампанского, я поняла: сейчас начнётся лирика. И сбежала под благовидным предлогом. Хорошо, что Леська вовремя позвонила.

— Ну и дура ты! — обиделся за мужской пол Савва. — Подумаешь, человек на шампанском после супа срезался! Зато он мужик нормальный, без извращений. И холостой!

Олька отвернулась от коллег и подошла к столу.

— Я замуж не собираюсь. Вообще… — кинула она за спину, не оборачиваясь.

И так это серьёзно прозвучало. Что гродинцы поверили и замолчали. И даже переглянулись: что-то с Олькой не то сегодня…

— А и не надо сразу замуж, Оль… Ты так … для здоровья иногда… — шепнула ей на ухо, проходя за свой стол, замужняя Поливанцева.

Вздрогнув, Олька ничего не ответила. Лишь телефон, что всё утро жёг ей руку, положила на стол перед собой, на всякий случай перевернув его экраном вниз. Ей бы только продержаться до десяти вечера. А после десяти совесть никому звонить не позволит. А там — утро вечера мудреней будет. Так говорят?

Олег целый день, что они ехали с коллегами до Москвы, держал телефон под рукой. И с каждым мгновением, отсчитывающим последние секунды каждого часа, его надежды таяли. Так просто? Вот так просто в жизни бывает? Когда человек, нужный тебе до боли в сердце, вдруг уходит с твоего горизонта…

Под мерный стук поезда он вспоминал, как его ломало в первый год в Питере. Как он рвался приехать обратно сначала каждые выходные, потом в каждые праздники, потом в отпуск. Но ни разу так и не выбрался. Всегда находились дела поважнее: дежурства, отцовские «серьезные» встречи, снова дежурства, сложные операции, усталость. А потом, по большому, и незачем стало. Да что говорить, он Олькину фамилию узнал только вчера, когда мамино досье читал.

Что между ними было? Летние страстные переглядки? Когда Олег по привычке «брать что дают» шагал трахаться к Николаевой… А эта золотоволосая красотка в окружении изумительных голубых цветов слишком серьёзно и как-то степенно, «несУетно» смотрела на него. Так смотрит Вечность на своих детей. Со смирением, пониманием и любовью.

Потом была эта единственная, сумасшедшая ночь, когда Олег впервые почувствовал, что значит быть по-настоящему «одним целым». Когда твой разум, твоё тело и твое подсознание в единое слито радостью обретения, страстью соединения и неизбывной нежностью.

Потом неожиданная, как самая светлая радость, эта встреча в Москве… И такое странное расставание, от которого у Олега в буквальном смысле слова болело сердце. Даже к кардиологам ходил показаться.

И напоследок — мимолетное, сказочное видение. Под россыпью гирляндных звёзд и крошечных снежинок.

Так что в ней? Что в этой девушке? С которой не хочется расставаться? Олег судорожно искал слово в своей памяти и не находил его, потому что нет таких слов в лексиконе уставшего от жизненной грязи, циничного врача.

На перроне по приезде в Москву он довольно холодно распрощался со спутницами, которые оставались в столице еще на пару дней: Машина тётка праздновала юбилей. И пошагал на Ленинградский вокзал. У него было ещё время до следующего поезда.

Мама купила ему билет в первый вагон. Вагон, в котором, по её сведениям, из одной столицы в другую всегда моталась «приличная питерская публика». В этот раз там должен был ехать экс-сенатор от Санкт-Петербурга, недавно назначенный распоряжением премьера на пост председателя правления Росавтодора. Это Изольда Юрьевна знала точно, так как её питерская знакомая работала у экс-сенатора секретаршей.

Садясь в поезд, Олег ещё долго смотрел на тёмный экран телефона, понимая, что, когда поезд тронется, связь прервется окончательно до ночи. Ведь поезд идёт без остановки. И сотовая связь там всегда отвратительна. Что будет, если Оля решит позвонить именно в это время? Она подумает, что он пошутил над ней? И Олег, что теперь тоже хранил в своём телефоне её номер, ничего лучшего не придумал, а написал коротко: «еду в поезде, плохая связь». И всё. Ни «здрасьте» тебе, ни до свидания! Не мужик, орёл! Но дело было сделано!

Олег спрятал телефон во внутренний карман пальто и покрутил в руках билет. День — 27 ноября 2009 года, время отправления — 19.40, место — 4. Не у окна. Вот засада! Спасибо, мамочка! А еще и пятница, вечер! Лучше не придумаешь. Интересно, когда же он сам возьмёт свою жизнь в свои собственные руки?! А?! Когда?!

Поезд нёсся по вечерней стране, гулко отстукивая секунды от стальных рельс. В вагоне мерно горел свет. Люди кто читал, кто жевал, кто пил, кто спал. Все занимались своими делами. Текла привычная жизнь. И только Олег чувствовал, что каждое мгновение острыми иглами отчуждения и страшной досады залезают ему под ногти. Словно что-то мрачное и чёрное выгрызает ему нутро своей безысходностью. Олег не знал, что любовь может быть такой.

Оля не звонила. Почему-то ему казалось, что если она не позвонит сейчас, то не позвонит уже никогда… До конца поездки оставалось всего ничего — полтора часа. Олег в который раз достал из внутреннего кармана телефон, и теперь, зажатый в руке, он тяжёлой ношей холодил ладонь. Хотелось взять и со всего размаха швырнуть его об пол! Разбить на сотни маленьких кусков, мстя за то…

Экран вдруг дернулся, загоревшись, и на нем такой радостной. Такой невероятной надписью засияло: Моя Олечка. И вот вроде бы сам так подписал её номер сегодня утром. Что удивительного?! А захотелось весь мир от радости обнять.

— Алло!! Алло!! Оля, Олечка! — крикнул он в трубку слишком громко.

На него обернулись разбуженные криком люди. Но Олегу было всё равно! Лишь бы сейчас услышать её голос. Ах!!! Связь сейчас была до того дурацкая, и в трубке молчали, а потому — Олег рванул из вагона туда, где связь априори должна быть лучше — к локомотиву. Первый вагон, в котором он ехал, оказался с конца, и Олег побежал вперёд, быстро, как спринтер, срываясь по выстрелу. Вагон, тамбур, вагон, тамбур, вагон, тамбур… И брошенные в ещё горящий экраном телефон, как мольба, слова: Оленька, моя Оленька! Я сейчас!! Сейчас!!!Подожди, пожалуйста! Я сейчас!

Когда раздался громкий хлопок и поезд дёрнулся, продолжая по инерции ещё идти вперед, Олег был в тамбуре. Он не понял, что произошло. Его очень сильно дернуло вниз, больно ударив спиной о выступ и коленями о железную основу. Послышался скрежещущий звук то ли торможения, то ли еще чего. Но в это самый момент он услышал лучшие слова на свете, сказанные этим невероятным, самым любимым голосом на свете:

— Олег?

— Всё хорошо, Оля! — успел он крикнуть в отлетевшую в сторону трубку, с трудом пытаясь подняться с тамбурного пола.

— Олег? Что-то случилось?

Но он не успел ответить, как в тамбур влетел мужчина.

— Жив? — громко крикнул он ему, наклонясь к лицу.

— Жив.

— Раз жив, айда помогать. Там людей в вагонах зажало. Вынимать нужно, — и гаркнул, приоткрыв дверь в вагон:

— Эй, мужики, кто в силах, выходите! Там помощь нужна!

— Олег! Что случилось, Олег?! Каких людей?! — снова взволнованный Олин голос, как ушат воды, привёл в чувство.

Олег поднялся, подхватывая телефон. Всё в его жизни стало на свои места. Не осталось сомнений, размышлений, глупых метаний и всего другого. Была только эта минута. И настоящая жизнь, которая, видимо, для многих людей, ехавших сегодня в этом поезде, закончилась.

— Давай живей! Выходи! — снова крикнул ему мужчина в форме проводника, распахивая дверь на улицу. И Олег кивнул:

— Я сейчас! — и добавил в трубку: — Оля, здесь людям нужно помочь, их зажало в вагоне. Я перезвоню. Не беспокойся, пожалуйста. Со мной всё в порядке. И … я люблю тебя. Я правда люблю тебя!