Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ)

Глава 27. Хоть поверьте, хоть проверьте, я вертелась как волчок, и поэтому, наверно, потеряла башмачок…

На следующий день после разгромной, победной игры молодежной команды «Динамо» над ЦСКА, в которой молодая звезда хоккея Тимофей Завирко забил в ворота армейцев целых две шайбы, Олька уехала домой. Неосуществленных планов оставалось в Москве очень много. Но… Ей в одном городе с Олегом стало тесно. Маловата вместе с ним оказалась Москва. Не развернуться…

Зато когда она вернулась в родной городок, то ей в одно место второй пропеллер вживили. Так, по крайней мере, предположил любимый шеф — Савёлов. Слишком уж деятельной стала Олька. До зубной боли! Она и раньше-то повышенным трудоголизмом страдала. А теперь вообще — не остановишь!

— И что там с тобой делали в той Москве, что вернулась такая вжваренная? — недоумевал Савва Маркелов.

Но Олька, как сильно взрослая, только язык показывала коллеге и говорила своё привычное:

— Завидуйте молча, папаша!

— Роман Владимирович, — пришла как-то Завирко к шефу за советом, — там у городской площади, в липовой аллее, старые качели совсем развались. Хочу свою премию от последних двух бюджеток пустить на апгрейдик небольшой. Поможете с мэром поговорить? А то там возле него Гангрена Петровна окопалась — не пройдёшь. Может, разрешил бы мне наш мэр похозяйничать для него и для города забесплатно? Что скажете?

Гангреной Петровной в профессиональных кругах звали зама по социалке — пренеприятную даму, очень любившую, чтобы ей, как носительнице высокой должности, все вокруг выказывали подобострастное уважение, но безумно не любившую, когда ей напоминали о работе. А так как работы у зама априори было невпроворот, то она люто ненавидела всех и каждого. Потому что эти «все» мешали ей любоваться самой собой и ничего не делать. Как таких сук держат на высоких городских должностях, у Завирко не укладывалось в голове. Потому что Олька, как продукт позднего советского времени, ещё верила в совесть и социальную справедливость. Наивная.

— Так вроде площадь собираются в следующем году реставрировать? Разве нет? Мы же вместе в департаменте проект видели.

— Ты серьезно веришь, что Гангрена с места сдвинется? Это когда ещё будет? — махнула рукой Олька. — А мне уже сейчас надо. Хорошие же качели, Роман Владимирович! Жалко! Они развалятся скоро, а местные власти под шумок на их месте какой-нибудь ларек с тошниловкой поставят. А я детскую сказку сберечь хочу!

— Детскую сказу?! Романтичная ты дама, Ольга Николаевна! — недовольно морщился Роман Владимирович, который уже сейчас просчитывал все плюсы и минусы Завирковской затеи.

Но так как шефу это грозило только минимальными репутационными рисками, то он достаточно быстро дал слово Ольке, что в ближайшее время сводит её к мэру. Тем более Гродинка после проекта больницы стала любимой фирмой городских бюджетников. Спасибо, Изольда Юрьевна здесь палки в колеса не вставляла. А везде среди высокого начальства поддерживала версию, созвучную гродинской: о красивом и бескорыстном сотрудничестве благородных людей.

И вот не прошло и недели, а Савёлов взял с собой Завирко на планёрку главы городского хозяйства, куда раз в два-три месяца приглашались также директора всяких строительных и благоустраивающих фирм.

На совещании Олька сидела как мышка, всерьез играя роль немой стенографистки при Савёлове. А когда стали расходиться, настал, что называется её час.

Мэр был мужиком с небольшой с чиновничьей деформацией в анамнезе, но в целом — нормальным. Идея восстановить качели за счет «благотворителя» свелись также к идее облагораживания аллеи в целом. И мэр пообещал дать распоряжение на обновление зеленого фонда, а Олька, в свою очередь, также пообещала, что, помимо качелей, сделает между деревьями выносные сказочные инсталляции и попросила поставить туда два невысоких уличных фонаря для лучшей подсветки. Бюджет установки и сами фонари также пообещала сделать за счёт мифических «благотворителей».

Уходили от мэра Олька с Савёловым в разном настроении. Она в приподнятом. Он — в мрачном.

— И давно ты, Ольга Николаевна, заделалась крутым благотворителем? Деньги не нужны? — рявкнул он, когда они уже подходили к машине.

— Нужны… — Завирко тихо плелась рядом.

— Тогда какого хрена ты творишь?! — снова взорвался Савёлов. — Или ты миллионщица и тебе срочно потребовалось деньги отмыть?! Я чего-то не знаю?! Ты сама не своя после этой поездки в Москву! Мечешься по жизни, словно тебе под ноги кипятку плеснули!

Олька повернулась к Роману Владимировичу. И в её глазах стояли невыплаканные слёзы, но она улыбалась:

— Плеснули, шеф! Как всё-таки верно вы сказали! Ещё как плеснули! Может, у нас в России теперь не принято о других думать, о своём городе, о людях, о красоте и вечности. Только это не про меня. Я приехала из Москвы, полная сказки. Больной, горькой, но сказки! Самой настоящей! И теперь я хочу тоже выплеснуть её из себя, чтобы она мне грудь не давила, чтобы жить мне можно было спокойно и дышать. Так что не мешайте мне, пожалуйста, Роман Владимирович! Если сможете, помогите, буду очень благодарна! А нет — так не мешайте просто! Ладно?

Савелов ничего не сказал, пикнул ключами, открывая машину, и кивнул Ольке на дверь:

— Запрыгивай, миллионщица!

А когда они проехали в тишине почти всю дорогу от мэрии до Гродинки, Савёлов вдруг спросил жестко:

— Это ведь он, Оля? Он? Да?

— Кто? — похолодела Завирко.

— Дед Пихто! — снова рявкнул Роман Владимирович. — Что ж вы, девки, дуры такие! — и резко припарковался у входа в фирму.

Так резко, что Ольку, если б не ремень, в стекло впечатало.

— Твою мать!

Савелов злился ещё день. Ну два, если быть точными. А потом, отложив в сторону все несрочные проекты, приступил вместе с Завирко к её новой истории — волшебному «липовому лесу», старинным кованным качелям на двоих и тыквенной карете для Золушки. Отправил Ольку с её эскизами на завод к своему старому знакомому, гениальному мастеру, настоящему художнику в душе, Матвею Серафимовичу. Договорился с заводским начальством и даже проплатил часть работы из собственного кармана, добавив денежку за срочность и непрофильность.

Олька, не ожидавшая, что её история вдруг обретёт, как в сказке, свою настоящую фею, растерялась. А потом, прорыдав умилённо в кабинете у офигевшего начальства часа два, побежала претворять в жизнь свою самую сказочную идею. И так невероятно теперь горели её глаза, и вся она, поглощённая своей идеей, становилась такой невероятно притягательной, что мироздание не могло не отреагировать самым настоящим чудом.

Вместе с Олькой как-то совершенно неожиданно загорелись идеей и остальные гродинцы, а потом подтянулся и Николай Мамелов, крупный городской бизнесмен и ресторатор. Окна одного его пафосного детища выходили в аккурат на ту самую старенькую липовую аллею. И не заметить странного копошения под своими окнами он не мог. Как не мог остаться в стороне. Уж очень у гродинской девчонки, что рассказывала ему о том, что здесь будет, глаза блестели. Чистым, лихорадочным счастьем!

В общем, к первым числам ноября, прямо к позабытому давно дню Великой октябрьской социалистической революции, должно было пройти торжественное открытие Золушкиной аллеи. Между расчищенных, обкопанных, кое-где заново посаженных деревьев располагались кованные качели. Рядом с ними нависали, создавая сказочную обстановку, резные фонари под старину, а между деревьями располагались небольшие крутящиеся в разные стороны подсвеченные подставки, на которых фигурки из металла и стекла рассказывали чудесную историю про милую Золушку, злую мачеху, добрую фею, хрустальную туфельку, прекрасного принца и огромную карету из тыквы. Почему-то именно эта карета, выполненная с невероятной тщательностью, вызывала у всех особое умиление. Или Оле просто так казалось…

Завтра должно было быть официальное открытие, а сегодня вечером, в морозный ноябрь, Олька делала последние штрихи: она сама докрашивала золотой и зеленой краской кованные завитки на облучке тыквенной кареты.

Везде в городе было ветрено и холодно. Но только не здесь. Может, мягкий оранжевый свет от фонарей и подсветки давал этот невероятный эффект тепла? А может, это опять странное настроение играло с Олькой привычную шутку? Кто знает?

Когда последние штрихи были сделаны, Олька сложила всё в большой пакет и позвонила в Гродинку:

— Ир, а кто сегодня краску заберет? И остальное, что по мелочи осталось?

— А что, Евсеевич не заезжал ещё? — удивилась Шапутко. — Вот жучара! Ему Рома днём поручил всё у тебя забрать. Я сама слышала! Позвонить ему? Я позвоню! Ты это, Оль, оставь всё у Мамелова под лестницей пока. И домой шагай. Вечер уже! Потом заберем, если что.

— С ума сошла? — возмутилась Олька. — То-то же Мамелов обрадуется, когда мы ему на весь ресторан краской навоняем!

На том конце послышалось бурчание:

— Ну тогда жди, роза упёртая! Чего еще могу сказать?! Коньячку выпей, чтобы не заболеть! А я Евсеича вызванивать буду… Слышь Оль, ну чего там? Красиво?

— Очень красиво!

— Эх! — протянула секретарша, и в её голосе появились мечтательные нотки. — Какую всё-таки мы шикарную вещь замутили!

— Мы? — уточняюще хмыкнула Олька.

Но у Шапутко сегодня уже был перейден предел самокритичности и она ответила:

— Ну да… Мы… А кто?

И Завирко вместо ответа рассмеялась только. Умеют же некоторые примазываться!

И в таком хорошем настроении она села на те самые качели, с которых всё началось, и, оттолкнувшись ногами от пола, взлетела ввысь…

На следующий день во всех пабликах и городских СМИ прошёл сюжет о том, как под патронажем городской администрации в лице самого мэра неравнодушными жителями, а также специалистами известной фирмы «Гродинка» был создан в центре города уникальный сказочный уголок. А потом было небольшое интервью, где даже было названо имя дизайнера, создававшего этот проект, — Ольга Завирко. И даже фотография появилась, где мэр, два крупных мужика и красивая золотоволосая девушка позади них собственноручно переворачивали в начале аллеи деревянную табличку с названием. Правда, от девушки на фотографии только плечо было видно и волосы: уж очень крупным оказался мэр города…

— Завирко… Завирко… Знакомая фамилия! — перебирала в кабинете главного врача папки с документами заведующая гинекологическим отделением.

Изольда Юрьевна, что смотрела репортаж с открытия аллеи по планшету, поморщилась:

— Она у нас ремонт делала! Конечно, знакомая фамилия!

Но Елена Александровна покачала головой:

— Нет! Я её раньше откуда-то знаю… Завирко… Ой! Точно! Завирко! Помните тогда, Изольда Юрьевна, года три назад, к нам девушку с кровотечением доставили. А Татьяна её не углядела. Ночь почти пациентка провалялась одна. Кровотечение было жуть! Ну помните?! Её тогда Сергей Александрович чудом спас! Беременность была — пятый месяц. Ну как не помните?! Вы тогда после этого случая Татьяну — то и уволили!

Изольда Юрьевна побледнела.

— Её звали Ольга Завирко? Ты ничего не путаешь, Лена?

— Нет! Не путаю! Мы думали, она нас засудит! Но так как Сережка ей матку спас, так она судиться не стала… Слава Богу!

Изольда Юрьевна всегда умела держать лицо. А потому она почти спокойно приказала:

— А найди-ка мне её карту, Лена! Сегодня найди! Сейчас!