Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ)

Глава 30. Позвони мне! Позвони..

На следующий день после описываемых событий Олька собирала девчонок в школу, а себя — на работу. Родители ни свет ни заря уже побежали на подработку — лопатой махать: выпавший за ночь снег мешал проехать грузовикам к продуктовому магазину.

— Ксанка, Леська, да быстрей давайте! — торопила она после завтрака сестричек, что, ленясь, слишком медленно влезали в тяжёлые, зимние куртки. — И вообще! Пора уже до школы самим ходить! Здесь недалеко! А вы взрослые!

— Вот ещё! — вдруг фыркнула Оксанка. — Тама на улице детям без присмотра ходить опасно. Маньяки по дорогам так и скачут!

— Откуда у тебя мысли такие, да и слово дурацкое появилось — «тама»? — возмутилась Завирко, с трудом влезая в тесной прихожей в тонкие полусапожки на высокой шпильке, потому что лезть за удобными чунями в шкаф не представлялось никакой возможности. И как ей теперь на такой шпильке по снегу топать? А?

— Нормальное слово! — поддержала сестру Леська, не скрывая хитрющей усмешки. — Так баба Шура говорит. А она женщина умная!

Ну и аргумент! Олька закатила глаза к небу! Вот и занимайся с такими болтушками воспитанием! Она им слово — они ей десять! Всех переговорят! Но потом, посмотрев на довольных, хихикающих девчонок, поняла, что они её просто дразнят, поправила им шарфы, завязочки на шапочках и приказала:

— Марш за дверь! И ждите меня «тама», бабшурины подлизы! Дайте мне тоже спокойно одеться!

И выставив девчонок за порог, потянулась за курткой. Быстро влезла в рукава, чиркнула молнией, накинула буквой «У» широкий шарф сверху на шею и выскочила за порог, едва не сбив детский сад, замерший прямо у порога.

— Ой, Лёля, гляди! Золушкин принц! — восторженно выдохнула младшая, глядя, как по ступенькам от подъездной двери к ним поднимается шикарный мужчина в дорогом пальто.

— Маньячина… — старшая Оксанка больше понимала в этой жизни.

Олег был собран, суров и, кажется, немного холоден. Может, озяб на морозе? Там со вчерашнего вечера сильно похолодало.

— И откуда это к нам такого красивого дяденьку занесло? — так и тянуло Ольку спросить словами известной советской героини.

Но испугавшись ненужных ассоциаций, она промолчала.

Олег тоже словно растерялся на мгновение-другое. Стоял там, внизу небольшой лестницы в пять ступеней, и смотрел на неё, словно впервые увидел. Да и понять-то можно. Он к девушке, а тут двое по лавкам — ну не детский сад уже, конечно, а начальная школа! Но всё же…

— Лесь, посторонись, дай дяденьке пройти, — первой опомнилась Олька и подтянула к себе младшую, чтобы дать Олегу места, и не удержалась от шпильки: — Нинка Николаева по-прежнему на пятом.

Сразу потянулась к дверной ручке, чтобы громко щёлкнуть дверным замком.

Но Олег уже ожил. Он перешагнул, казалось, разом все эти пять ступеней и теперь стоял напротив Ольки.

— Привет… Телефон свой дай, пожалуйста, — вдруг неожиданно попросил он тоном, не предполагающим отказа.

Оторопев от невероятной наглости, Олька, что ещё не успела переложить трубку в сумку, послушно, одним движением достала старенькую, складную Нокиа из кармана и протянула ему:

— Психиатру набери тоже. Пусть запишет на прием.

Но Олег только бросил в Олькину сторону быстрый взгляд, обдав на мгновение теплом и сладкой патокой, и стал быстро, сосредоточенно набирать номер телефона. Нажал на звонок. Громкий звук телефона у него в кармане пальто возмутил Завирко.

— Эй, мажор питерский, у тебя, оказывается, свой телефон есть, а ты у знакомых побираешься! Что? Экономишь на звонках? Тариф бандитский? Могу подать на бедность…

— О-о-оля! — очень мягко, но с явной, осуждающей, родительской, интонацией протянул он её имя, возвращая ей в руки средство связи.

Завирко это взбесило не на шутку. Он рванула у него из рук свой телефон и стала нервно запихивать его в свою сумку. Пришел, значит, такой, расфуфыренный, в дорогущем сливочном кашемире, весь пахнущий умопомрачительным парфюмом, бритый до скрипа и без шапки в снегопад, выставив свою шикарную копну напоказ. И наглеет!

— Что-то ещё, господин барон? — зло бросила ему Олька, у которой только молнии не сверкали во взгляде, а так — уже штормило!

— Да!

Олег сделал ещё один шаг навстречу ей. И младшие сестрички расступились. Потому что сбоку смотреть было удобнее.

— Я сейчас уезжаю…

— Скатертью дорога!

Олег вздохнул и начал заново, делая свой голос как можно мягче и членораздельнее:

— Оля, мне сейчас нужно уехать…

— Так никто не держит! Езжай! Я что? На цепочку тебя заперла?

— Завирко! — почти психанул он, а потом вдруг рассмеялся: — Оль, ну дослушай, пожалуйста! Дослушаешь?!

— Нет!

— Тогда не слушай!

— Нет!

— Что «нет»?

— Всё «нет»!

Олег замолчал. И только смотрел, как красная от злости и других, совсем не печатных эмоций Олька тяжело дышит, готовая в секунду-другую вцепиться ему в лицо.

— Я дурак, Оля…

Завирко закатила глаза к подъездному потолку.

— Но я не могу перестать думать о тебе…

— Смешай молоко с солёными огурцами на завтрак, и твои мысли потекут совсем в другую сторону. Проверенный способ! — язвила Олька, судорожно соображая, что ей делать, потому что в сердце такой большой, такой щемящей, незаживаемой раной заныла надежда.

— Я не могу перестать думать о тебе…

— Могу обеспечить тебя по старой памяти кратковременной амнезией! Леся, неси Тимохину клюшку. Дадим гостю по башке!

— Я очень хочу не переставать думать о тебе! — он не сдавался и был теперь серьёзен как никогда.

— Барон! Можно покороче? Нам, простым людям, надобно на работу, хлеб насущный добывать!

— Я записал тебе свой номер телефона, Оля. Позвони мне, пожалуйста, когда успокоишься. Я буду очень ждать! Я буду ждать твоего звонка, Оля! Пожалуйста! Поговори со мной, когда сможешь! Когда захочешь! А я буду ждать! Оля! Я буду ждать!

Он развернулся и быстро спустился вниз. Гулко стукнула подъездная дверь.

Олька оторопело осталась стоять… И что это было? А? Что это было?!

— Лёль, он чё, дурак? — вывел её из ступора Ксанкин голос.

— Ага! — вместо сестры фыркнула Леська и засмеялась: — Принцы, они все дураки!

Разговор с Ольгой получился совсем не таким, как Олег планировал. И это расстраивало. Но ему уже нужно было спешить, а потому такси, что ожидало его у подъезда, неуклюже пробираясь через напавшие за ночь залежи снега, теперь везло его на вокзал.

Он успел в аккурат к отправлению поезда на Москву, и теперь, катя за собой аккуратный, дорожный чемоданчик, размышлял, что же он сделал не так? Конечно, он не думал, что она кинется ему на шею от радости встречи, но ему бы и намека хватило! Хотя бы толику тепла в голосе! Или он опять навязывается, как тогда, в сентябре? Препротивнейшее чувство. Чувство неопределённости.

Вчера вечером, когда он понял, что его вели по жизни, как телка на веревочке со звонком, чтобы чётко отслеживать, в какую сторону он повернёт. Когда осознал, насколько серьёзно его мама восприняла Ольку как угрозу его жизни. Он был взбешен! А потом честно попытался посмотреть на всё с холодной, рациональной точки зрения. Но растерянная Олькина улыбка там, в аллее, на залитой гирляндным светом снежной дорожке всё время сбивала его с толка. Ещё тот мужик, что увел её, оторопелую, в дорогущий ресторан… Вот как оставаться рациональным?! Сотни разных мыслей и чувств! И как разобраться, где твои, настоящие, а где взращенные родителями, социумом или собственным непомерным тщеславием?

В купе на нижних сиденьях расположились удобно две его соседки. Салфеточки постелили, выложили на стол снедь, собранную им в дорогу Изольдой Юрьевной. И теперь лакомились чаем с нежнейшими сырниками, которые Олег очень любил. Сырники таяли во рту наглых соседок с невероятной скоростью. И это тоже портило и без того гадкое настроение. И ведь не скажешь, как в детстве, вытягивая из рук: это мне мама положила! мне! чужое есть нехорошо!

Олег сухо кивнул коллегам и начал складывать чемодан под полку. И зачем он поддался на уговоры матери и поехал не прямым поездом до Питера, а через Москву? Видимо, мать и здесь пыталась каким-то образом добиться приемами «мягкой силы» своих целей. Кого из них, сейчас сжирающих последние остатки творожной прелести она решила подложить под Олега? Светку или Машку?

Олег передернуло от отвращения. А чего их подкладывать? Они и сами не прочь напрыгнуть! Проверено. Вон намеков сколько! И не только намеков.

— Сырнички будешь? Последние два остались… — флегматично спросила Машка с набитым ртом, когда он уже повесил на крючок свое пальто и присел рядом.

Олег ничего не ответил, погружённый в свои мысли. И тогда Светлана с Марией переглянулись и расхохотались. Видимо, их очень забавляло расстроенное лицо Гаарена.

Всё-таки поезд умиротворяюще действует на людей. Мерный стук колес о железное полотно привносит в жизнь какое-то тихое, неспешное очарование. Убегают вместе с пейзажами за окном все тревоги, печали и разочарования.

Олег почти до обеда старался не спускаться с верней полки (и какого хрена он туда залез, если это было место Машки?! Пусть сама скакала бы туда!). Он дремал. Но часам к двенадцати его желудок захотел есть, к тому же природа позвала его ещё и в другие места, так что сползать к народу всё же пришлось. За то время, что он дремал, девчонки тоже немного успокоились и теперь смотрели на него привычно, как всегда.

Он сходил куда нужно было и, вернувшись, подсел к столику, чтобы выбрать себе какой-нибудь лёгкий перекус.

— Ну, подумал о своей жизни, Олег? — наконец спросила его Светлана.

Ровно спросила. Без насмешки. Олег удивлённо посмотрел на девушку, что сейчас, в этот самый момент, своими красивыми руками с красным маникюром на стриженных под ноль ногтях ловко нарезала на аккуратные кусочки осетинский пирог с мясом, сыром и зеленым луком. Не оставляя крошек на салфетке.

— Ну… я об этой девушке, в которую ты влюблён без памяти…

Видимо, что-то такое показалось на лице Олега, что Светлана язвительно хохотнула:

— Да ладно! Так ты сам до сих пор не понял, что влюблён в неё? Гаарен! Господи! Какие вы, мужики, тупые! И это после того, как ты за три мгновения распрощался со звездой испанской хирургии, чтобы только посидеть с ней за одним столом? А на следующий день два часа с семи утра караулил её в фойе гостиницы и умотал с ней куда-то, пропустив выступление хирурга с мировым именем, Юрием Козловым, выступление, о котором ты беспрестанно говорил нам всем в Питере целых пять месяцев? Ты серьёзно?! Да на тебя смотреть было нельзя, когда позавчера её увёл шикарный мужик с часами, кстати, круче, чем твои. Раз в десять круче! А отпуск в ноябре? Отпуск в ноябре?! Ты серьёзно?! Да мы с Машкой специально напросились с тобой, думали, тебя, идиота, спасать придётся от ушлой девицы, что тебе на шею вешается, а ты, оказывается, у нас баран безмозговый, что вообще не видит ничего дальше своего носа!

— Свет, давай без оскорблений, — тихо попросила Машка, который было сейчас безумно жаль этого великовозрастного, молчаливого лопуха.

— А как без оскорблений, Маш?! Я не удивлюсь, что он сейчас подумывает, как привезти свою зазнобу в Петербург и будет в ближайшие дни, как угорелый, носиться по городу в поисках семейного жилья!

Олег ошарашенно икнул. Именно об этом он и думал, когда лежал на верхней полке.

— Хахаха! — громко рассмеялась Светлана. — Что? Опять в точку попала? Я прямо Ванга! Только боюсь тебя расстроить, мой хороший! Она с тобой не поедет!

— Почему? — искренне изумился Олег.

— Как почему?! Чем ты слушал вчера, Гаарен?! Мы за стеной сидели и то — всё слышали, а ты-то рядом стоял, но и половины не понял? У неё там дети, семья!

— Какие дети?! У неё нет детей, только сёстры!

— Дурак, ты, Гаарен! Дурак! Тебе же Изольда Юрьевна всю её подноготную рассказала, что она семью содержит и везёт на себе! Куда она от них? В Питер? И что она там будет делать? Тебя по карьерной двигать? Вместе с такими кобрами, как я или Машка, она будет тягаться за твоё внимание?! Ты прости, Олег, но если нужно, мы такую девочку, как она, раздавим и не поперхнёмся. И знаешь, почему?! Потому что она слишком порядочная! Она не будет ждать, когда ты изменишься! Свои вещички соберёт и — айда домой. Навсегда домой. А тебя — анафеме предаст! Потому что вся наша нормальная жизнь — не для неё! Ей подавай банальные, простые вещи, как в средневековье: семья, дети, огород и церковь по выходным! И муж — на привязи! Она сама тебе будет верна, но и тебе на других не позволит посмотреть даже в шутку! А у вас, мужиков-хирургов, каждая медсестричка вроде той грелки ночной. Что была, что нет. И минет после обхода как обязательное и естественное завершение ночного дежурства! Что, не так?! Разве ж она это поймет? И ты это серьезно…

Она хотела еще что-то сказать, но Олег остановил её:

— Хватит, Свет! За науку, конечно, спасибо, но со своей жизнью я сам разберусь. Без посторонних.

— Да-а? — протянула Светлана ехидно. — Ну-ну! Ну-ну.

Больше до самой Москвы они эту тему не поднимали.