Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ)

Глава 26. Осень, осень... Ну давай у листьев спросим: где он, май? Вечный май

Тимофей тащил Ольгу вперёд, как на буксире. Олег видел их, удаляющихся, сначала только со спины, а потом и в профиль, когда они раз за разом поворачивались друг к другу, чтобы сказать о чём-то очень хорошем. Наверное… Казалось, дай Тимофею волю, он подхватит сестру под коленки, как статую, и побежит. Олег с трудом поспевал за ними, быстро идущими вперёд, оживленными, хохочущими, возбужденными от теплых эмоций и открытой, искренней любви. Тимофей несмотря на свой большой рост и могучую мужскую фигуру сейчас со стороны смотрелся рядом с Олькой ребёнком, еле-еле вышедшим на пубертат. Потому что он всё склонялся к ней, пока тащил Лёльку знакомиться с друзьями, склонялся с высоты своего роста, с этой своей, такой открытой, по-детски ранимой и нежной улыбкой и каким-то явным любованием, обращённом на сестру.

— Мамку нашел, детсадовец! Хвалиться повёл в песочницу, — вдруг неожиданно для себя самого фыркнули губы Олега, совершенно сейчас жившие своей жизнью, вопреки тому, что чувствовал и анализировал его всегда немного холодный, хирургический разум. И это тоже, как оказалось, не доставляло ему комфорта. Олегу почему-то было тяжело сейчас смотреть на весь этот невероятный праздник, удаляющийся вперед. Тяжело смотреть со стороны. Не быть частью этого. А лишь сторонним наблюдателем, которого из милости пригласили за именинный стол. Нда… Дожил, что называется. Завидует? Да быть не может! Завидуют только неудачники… Да и чему тут завидовать? Правда?

Олька с братом как-то быстро вошли в огромное здание, где была база хоккейного клуба «Динамо», минули охрану, и Тимофей даже что-то сказал пожилой женщине в форменной одежде, кивая на припозднившегося Олега. Впереди показался проход в раздевалки, в которых слышался басистый гомон и перестукивание. Тимофей с Олькой нырнули в одну из приоткрытых дверей в этом немного тёмном коридоре.

— Знакомься, братва! Это моя Лёлечка!

— Ооооо! Здрасьте! — зазвучало издалека хором басовитых тонов, пока Олег делал свои последние, неторопливые шаги вперед.

Заходить в раздевалку он не стал. И так всё было понятно: встреча на Эльбе, так сказать… Чуть приоткрытая дверь давала весьма хорошее представление о том, что происходило внутри, к тому же слышно было преотлично. И Олег занял небольшой наблюдательный пост в коридоре.

Это серое пространство с редким освещением очень напомнило Олегу больницу, в которой его маман трудилась начальницей. Ту самую часть, что вела к моргу. Гаарен хмыкнул. Там вела к моргу, здесь, судя по всему, — на ледовую арену. Прямо как в фильме «Гладиатор». И там, и здесь — тлен человеческой жизни. Ведь игра, как символ тщеславия, тоже в своем роде тлен… Её своеобразный итог… Ах, какая параллель!

В щёлочку приоткрытой двери пробивался яркий свет и вместе с ним золотой патокой щедро проливался в холодное, серое пространство коридора красивый и сочный Олькин голос. Она что-то рассказывала замершим мужикам, а потом они взрывались, как по команде, раскатистым хохотом. Все разом.

Олег поморщился: неуютно было стоять здесь. И скучно. Да и ненужно, наверное. Он уже достал телефон зачем-то, скорее всего ожидая, что ему срочно, именно в эту минуту, позвонят коллеги, и можно будет совсем безопасно для своей самооценки вполне прилично распрощаться со старой знакомой. Но видимо, здесь плохо ловила сеть, и Олег тупо пялясь на спокойный, равнодушный к его метаниям экран, остался подпирать спиной стену в этом длинном, неуютном коридоре ещё на какое-то время. Ещё немного…

Кто-то толкнул дверь, словно специально, чтобы Олегу стало видно чуть больше, чем кривые тени на полу. Картину целиком, так сказать. И он увидел. И замер. И любовался теперь, вопреки всему тому, что говорило, как ему три года казалось, его охладевшее сердце.

Он видел Ольку. Он видел её. Нежную, красивую, настоящую. Златовласку из сказки… Что стояла теперь посреди комнаты, окруженная великовозрастными парнями в бело-синей форме. И все они улыбались ей. И больше всех, с каким-то детским, непередаваемым и нескрываемым восторгом следил за каждым движением своей сестры Тимофей Завирко — лучший игрок молодежной команды «Динамо» 2009 года… Так.

А Олька вся словно растворилась в той атмосфере спортивного тестостерона. Хохотала, улыбалась, даже гладила по головам и рукам этих бело-синих парней. И как доставала? Крупные, большие, накачанные, они казались на две головы выше неё. И хотя парням было лет по шестнадцать-семнадцать, Олег с трудом сдерживал внутри себя самую настоящую ревнивую боль. Дожил! Это ж надо! Они дети! Дети! Вот пусть не смотрят на Олю… раз дети! Им не положено! Вот пусть и не смотрят!

Мимо Олега прошел немолодой мужчина:

— Ну, что застыли, олухи! — крикнул он парням суровым голосом, явно привыкшем командовать.

И те сразу загудели виновато:

— Натоль Саныч! Натоль Саныч!

— Что Натоль Саныч? Раскатку я один, сам с собой буду делать? Армейцев кто громить сегодня будет? Тоже я? Или с Иван Егорычем на пару? Учтите! Сегодня на вас вся страна смотреть будет! Сашка Овечкин прилетел, Третьяк с Фетисовым на вас, балбесов смотреть будут! Легенды! А вы тут отдыхать собрались?! Языками без дела — ляляля! Работать кто будет?!

Парни снова виновато загалдели:

— Мы уже идем, Натоль Саныч! Мы будем громить!!! Просто к Тимохе сестра приехала…

— Вижу, что приехала… Красивая! Только вы тут причем! Так и знал, что Завирко опять подлянку подстроил! Эх, не можешь ты, Тимофей без подлянок! Эй! Живо на лед! А ты, Тимофей, сестру-то провожай. На игре встретитесь! И чтобы два гола раскатал армейцам! Слышишь?! Ты обещал! Сделаешь?

Тимофей, довольный, кивнул.

— За мной не заржавеет, Натоль Саныч!

— Ну лады! На лёд! Живо! У вас минута! — и уже выходя, обратился к Ольке: — Хороший у тебя брат, девочка. Хороший!

Команда, ловко вскочив в коньки, пошагала к выходу, прощаясь.

— Лёль, — чмокнув сестру в щеку, сказал Тимофей, — ты это, погуляй пока по Москве, а к двум подъезжай в ЛДС ЦСКА, я тебе адрес скинул: Ленинградский проспект, д. 39, строение 41. Я охрану там предупредил. Твои паспортные данные дал. Пропустят. Напомни им только, чтобы в вип тебя провели. А то мало ли! Они могут учудить! Всё, пока! По коридору назад выйдешь?

Оля погладила его по плечу:

— Не переживай, Тима! Выйду! Ты сам поторопись! Вон последний опять! Анатолий Александрович снова ругаться будет! Иди! — и тоже чмокнула брата в щеку, прощаясь.

И тот побежал вперёд, за остальными… Будущее «Динамо». Крутое, умное, сильное… Её брат…

— Ты куда теперь? — спросил молчавший всё это время Олег, когда они наконец вышли на улицу.

— Хочу Аптекарский огород посмотреть.

— Аптекарский огород? — удивился Гаарен. — Что это?

— Ботанический сад МГУ. Старейший ботанический сад России.

— Никогда не слышал…

— Ничего страшного… В мире много всего, о чем никто из нас никогда не слышал, — тихо сказала Олька… — Ну, я пойду… Спасибо, что составил мне компанию, Олег. Тебя, наверное, коллеги заждались…

И, развернулась, чтобы уйти. Хорошее настроение стремительно испарялось… Но Олька заставила себя идти вперед и не оборачиваться. Хорошего понемножку… Вернее, совсем не надо… Не надо!

Она уже отошла на довольно-таки приличное расстояние. Как вдруг…

— Оля! — остановил её мужской окрик. — Оля, постой!

Завирко замерла. Она спиной чувствовала чужое приближение и медленно повернулась. Олег подбежал к ней какой-то очень растерянный, взволнованный даже. Не похожий на себя. И Олька впервые в жизни увидела, какие у него красивые глаза. Умные, серьезные и…

— Можно мне с тобой. Пожалуйста! — спросил он так серьёзно, словно в ледяной омут кидаться решился.

Завирко так рассмешил этот сосредоточенный принц, стоявший сейчас перед ней мальчонком в песочнице и спрашивавший разрешение, словно у воспитательницы, взять домой чужой совочек.

Олька не сдержала смешок:

— Ну конечно, маленький, пойдём. Туда пускают малышей.

А Гаарен и не обиделся вовсе на «маленького». Даже наоборот! Он с довольным видом ухватил Ольку за руку и стал искать в телефоне номер такси:

— Адрес знаешь? Диктуй!

Они бродили по саду уже второй час, любуясь на россыпь разноцветных хризантем. Потом зашли в павильон, где Олька, совсем забыв о спутнике, восторгалась огромными тыквами, что сейчас были выставлены на всеобщее обозрение в рамках традиционной осенней выставки «Дары садов и огородов».

— Сколько в ней? — от трепета у неё аж голос сел. — 634 килограмма? Серьёзно? И что, её можно будет потом съесть? А внутри, интересно, семечки стандартных размеров или тоже гигантские? — спрашивала она у Олега, потому что больше спросить было не у кого.

И что тот мог ответить? Не знаю? Конечно, не знаю… Но Ольке словно и ответов не нужно было. Главное, чтобы ходил рядом и кивал. Всё! Олег решительно не понимал, что в этих тыквах-переростках так нравится его спутнице, но перечить даже не решался. Ему вообще безумно нравилась эта маниакальная манера Ольги говорить сама с собой, глядя ему при этом в глаза. Сумасшедшая девчонка! Разгорячённая, увлеченная, страстная… Волшебная… Самая настоящая Златовласка из чешской сказки. Разве сейчас бывают такие?

Она облапала собственноручно семь крупнейших тыкв, покатала рукой несколько рекордных арбузов, понюхала гигантский лук и огромную свёклу, померила ладонью сначала большой кабачок, потом длиннющую кукурузу, а завершила все жёлтым гигантским огурцом, больше напоминавшим странный, длинный банан.

После Олька, всё время тихо смеясь, утащила его пробовать северный виноград, что специально привезли на выставку из Екатеринбурга. Ей досталась огромная, сочная гроздь. Она кусала её, как кусают выпеченный хлеб — не по крупинке, а большим куском. Виноград сочными каплями лопался на губах, разбрызгивая вокруг себя влагу и заполняя пространство невероятными, терпкими ароматами. У Ольки всё лицо было в мелкую крапинку. И Олег, достав из кармана белоснежный платок, стирал с её лица следы разгульной, виноградолюбивой жизни.

Он прикасался к ней бережно. И ему очень нравилось это простое, нежное действие. И она очень нравилась ему. Оля. Оленька… И всё время хотелось касаться её. Пусть даже так. Мимолётно. Как в средние века — через платок…

А потом они наткнулись на ещё одно чудо — самую чёрную орхидею в мире, как было написано на дощечке:

— Максиллярия шункеана, — прочитал по-латыни Олег.

— На паука похожа… Бррр! — не понравилась Ольке орхидея. — Не мой вариант.

— Почему? — удивился Олег. — Красивая ведь!

Но Олька уже тащила его дальше, потому что любоваться было чем. В Аптекарском огороде в тот день была представлена одна из крупнейших коллекций орхидей. Больше тысячи видов! Со всех уголков Земли…

Когда у Олега от беспрестанного хождения уже устали ноги, он вытащил Ольгу из сада за руку, обнажив черты будущего домашнего тирана и сатрапа.

— И как тебя такого девушки терпят? — хохотала Олька, когда он тащил её подальше от огородных дел, туда, где есть тишина и какая-нибудь уже еда. Где просто можно посидеть и поговорить.

— У них нет выбора. Я красавец и умница! И вообще — шикарная партия!

— Скромняга! Ага! Я поняла уже!

Ему теперь, как только они покинули сад, беспрестанно звонили. Но он боялся выпустить Олькину руку из своей ладони, а потому не отвечал. Недалеко оказался вполне приличный ресторан с хорошими отзывами, и там нашли для них столик на неполных два часа. И теперь они с Олей сидели друг напротив друга, смотрели друг другу в глаза и ждали, когда принесут заказ.

Олегу снова позвонили. И на этот раз он ответил, хотя поморщился, глядя на экран. Оля, чтобы не мешать, вышла из-за стола в уборную. Помыла руки, сбрызнула водой лицо и вернулась. Очень не вовремя вернулась. Потому что, подходя к столу, чётко расслышала не предназначавшийся для её ушей разговор.

— Так чем ты сегодня всё-таки занимался? — спросили у Олега.

И тот, не смущаясь тем, что Оля снова присаживалась за стол, спокойно отвечал:

— Да странными вещами, если честно. Летом ходил в оранжерею смотреть на цветы. Летом! В оранжерею! Глупейшее занятие, согласись! Ничего полезного для ума и памяти. И кому эти выставки нужны?! А на конференции что? Что там было?

В трубке стали быстро говорить, но Ольга отвернулась к окну и выключила всякий звук у себя в ушах. Потому было опять нестерпимо больно от его обычных, холодных слов. Глупейшее занятие? Что ж… верно. Для него — глупейшее. Для нее — целое море счастья и впечатлений. А она совсем забыла, что он из другого мира. Из другого теста. Из другой песочницы.

Не её принц…

— Оля! — через какое-то время снова позвал её Олег. — Что с тобой? Ты устала?

Она медленно подняла на него глаза, в которых снова холодной осенней стынью проглядывало расставание.

— Нет… Я просто задумалась…

— О чём?

— О твоих словах, Олег.

Он недовольно поморщился:

— Я так сказал. Он бы не отстал. Не принимай всерьёз…

— Да я и не принимаю… Просто… Сейчас уже осень, Олег! Уже осень! Не лето! Последние тёплые денёчки. И всё, что мы с тобой сегодня видели, очень хрупкое. Оно быстротечно наяву, но навсегда останется вот здесь, — Олька постучала по своему сердцу. — И знаешь, я обязательно в своем городе в следующем проекте сделаю что-то похожее на сегодняшний аптекарский сад. Какую-то маленькую частичку. Может, воссоздам ту часть возле домика, где росли хризантемы, а может, у себя в палисаднике выращу гигантскую тыкву для золушки. У меня ведь целых две чудесных девчонки подрастают… Им когда-нибудь очень нужна будет фея, и тыква, и хрустальные туфельки… Знаешь, Олег, — она вздохнула, — этот день, он навсегда останется в моей памяти. Потому что сегодня я была очень и очень счастлива. А счастье не может быть напрасным.

— Я тоже был сча… просто…

— Я понимаю, что просто, Олег, — перебила его Завирко. — Я очень хорошо тебя понимаю… Не нужно ничего больше объяснять… Давай есть. А то мне скоро на игру. Хочу съездить в отель переодеться.