Словно в замедленной съемке вижу, как капли концентрированного щелока летят на дорогой камзол дракона, и меня простреливает испугом. На инстинктах и привычке очень аккуратно, но быстро отставляю котелок с щелоком и лопатку.
— Роувард! Скорее раздевайтесь! — вырывается у меня раньше, чем я успеваю обдумать фразу.
Не тратя время на лишние сомнения начинаю расстегивать пуговицы на камзоле дракона. Пальцы даже почти не дрожат: сейчас надо сконцентрироваться, но сердце колотится где-то в горле. Дракон стоит неподвижно, но я чувствую, как напряжены его мышцы, как сбивается дыхание, когда мои пальцы случайно касаются шеи.
— Рубашку тоже! — вслух говорю я, замечая, что капли попали и на дорогой шелк.
Черт! Да я не расплачусь! Хотя чем мне платить? Я целиком принадлежу этому дракону. Рубашка с трудом стягивается с широких плеч и на меня накатывает раздражение:
— Да помогите же мне уже! — шиплю я, чуть сильнее торопливо дергая ткань.
Костяшки пальцев задевают горячую кожу, и по рукам бегут мурашки.
— Что ты делаешь, Марика? — его голос звучит непривычно хрипло, отзываясь дрожью где-то внутри.
— Свечи! — выпаливаю я, и только потом понимаю, что он вообще не об этом.
Замираю с рубашкой в руках и совершенно бесстыдно пялюсь на его торс, который кажется отлитым из темной бронзы. Мышцы перекатываются под смуглой кожей, и я невольно задерживаю дыхание, завороженная этим зрелищем. Определенно, в прошлый раз я рассмотрела недостаточно!
Поднимаю глаза и тону в его потемневшем взгляде: в синей глубине плещется что-то дикое, опасное, заставляющее сердце пропускать удары.
— В смысле… щелок… надо… застирать, — с трудом заставляю себя говорить, показывая на котел.
Близость Роуварда кружит голову, сбивает дыхание. Я как подросток, честное слово! Но, черт возьми, преступно просто иметь такую фигуру!
Поднимаю с пола отброшенный камзол и кидаюсь к ведру с водой: надо скорее застирать, чтобы щелок не успел разъесть ткань. Запихиваю снятую одежду целиком внутрь, не тратя времени на поиски пострадавших мест.
А Роувард делает то, что мгновенно отвлекает меня от переживаний за ткать. Он оказывается почти вплотную позади меня, вторгаясь в мое личное пространство. От него пахнет дубовой корой и острым перцем. Его запах похож на него самого: под черствой корой мощь, но он способен сделать жизнь ярче. У меня кружится голова от этого аромата, от жара драконьего тела.
— Что же ты делаешь, Марика… — его руки ложатся на мои плечи и прижимают к обжигающе горячей груди, вырывая из моей груди рваный вздох. — Зачем ты играешь…
— Я не играю, — произношу я. — Я… правда делаю свечи. Вам же не нравятся те, что есть. Мне тоже.
Роувард выдыхает, и в этом выдохе я слышу улыбку.
— А суп был вкусный, — дракон склоняется к моему уху и почти задевает его своими губами, когда говорит.
— Борщ, — автоматически поправляю его я, кажется, просто пытаясь отвлечь себя этим от тех ощущений, что обрушились на меня.
Я чувствую каждый палец сквозь ткань платья, и от этих прикосновений по телу разливается предательское тепло.
— Борщ... — повторяет Роувард, и его голос, низкий, с хрипотцой, отзывается дрожью где-то внутри. — Такой же яркий и необычный, как ты сама.
Его дыхание щекочет мою шею, и я едва сдерживаю дрожь. Непрошеные мысли заполняют голову: каково было бы почувствовать не только дыхание, но и прикосновение его губ к этому чувствительному месту? От этой мысли щеки заливает румянцем.
Предпочитаю молчать, потому что знаю, что голос будет предательски дрожать. Прочищаю горло, пытаясь взять себя в руки. Реакцией на это становится его смех, глубокий, бархатистый, который окутывает меня как теплое одеяло. От этого звука что-то сжимается внутри, и дышать становится труднее.
— Мне нравится не только… борщ, — шепчет он, и его пальцы начинают медленное, мучительное путешествие вниз по моим рукам. Каждое прикосновение оставляет за собой обжигающий след, словно он чертит на моей коже огненные узоры.
Роувард резко разворачивает меня лицом к себе, опираясь руками на стол, на котором стояло ведро. Я оказываюсь в кольце его объятий. Поднимаю глаза и тут же жалею об этом, потому что взгляд затягивает, как омут. Замечаю детали, которых раньше не видела: как подрагивают его длинные ресницы, как пульсирует жилка на шее, как чуть приоткрыты его губы...
Он наклоняется ко мне, резко, не давая время отстраниться. Его лицо все ближе, я чувствую его дыхание на своих губах...
Упираюсь ладонями в его грудь, отстраняясь. Горячая кожа обжигает даже через эту мимолетную ласку, и я едва сдерживаю желание провести по ней пальцами, почувствовать, как перекатываются под ней сильные мышцы... Нет! Делаю шаг в сторону, разрывая объятия.
— Нет, — мой голос звучит хрипло, и я качаю головой, избегая его взгляда. Смотрю куда угодно: на стены, на пол, на огонь в очаге,но только не на дракона. — Не надо. Потом снова забудете, а я буду переживать.
— Что забуду? — в его голосе удивление.
Значит, действительно не помнит? Или просто очень хорошо притворяется?
— Неважно, — резко отворачиваюсь к ведру, руки дрожат, но я заставляю себя сосредоточиться на полоскании одежды. — Давайте лучше спасать ваш камзол.
Повисает тяжелая тишина. Дракон делает шаг назад, оставляя меня мерзнуть без его обжигающего тепла, но я чувствую его взгляд на своей спине, даже не оборачиваясь. Только сейчас до меня доходит, что у меня в ведре все, что было надето на Роуварде сверху, ничего из одежды у меня тут нет, и он так и продолжит дальше ходить и смущать меня своим телом. Шикарным телом.
Надо его выгнать.
Злюсь на себя за то, что реагирую так на него, в сердцах сдвигаю мешающую металлическую форму для свечей и…
— Ай! — вскрикиваю я, сжимая кулак.
Край одной из форм был плохо обработан, а, может, просто когда-то пострадал, и теперь всю мою ладонь пересекает глубокий порез. Под манжету тонким ручейком устремляется кровь.
Шиплю от боли, оглядываясь, чтобы найти хоть что-то, чем можно перевязать, но вокруг, к сожалению, сплошняком какие-то грязные тряпки, а мне еще сепсиса не хватало.
Дракон рычит, перехватывает мое запястье и вынуждает распрямить пальцы. На лице появляется неприкрытое раздражение, прекрасно маскирующее беспокойство. Левой рукой он нащупывает в камзоле, плавающем в воде, знакомую баночку, ловко вскрывает крышку и наносит на рану.
Меня ослепляет вспышкой боли совсем как в первый раз. Но если в первый раз дракон просто крепко держал меня, то теперь рвущийся из меня крик он прерывает жадным поцелуем.