Дареная истинная. Хозяйка лавки «С огоньком»

Глава 64

Я давно знаю, что Марта стоит у дверей столовой. Слышу неровное дыхание, чувствую запах тревоги, смешанный с решимостью. Но больше всего ощущаю исходящую от нее надежду. Она словно вибрирует ею на высоких частотах, отзываясь в моей душе. Чисто, как идеально взятая нота.

И до этого я предполагал, что Марта не просто так работает в этом доме, что у нее есть свои причины. Но никак не мог понять, какие именно. Что меня в ней больше всего радовало — то, что она никогда не пыталась скрыть свои настоящие чувства. Она с осторожностью относилась ко мне как к дракону, но никогда не врала, сочувствовала Марике, стойко противостояла Клотильде и по-матерински опекала Ульку.

Теперь же Ригель и мой Дар подсказывают мне истинные причины: Марта соскучилась по брату и готова на многое, чтобы его вернуть. Видимо, зная про то, что Играх исчез на фабрике, она решила, что в этом доме найдет подсказку, как связаться с братом.

В принципе, она оказалась права.

Я оборачиваюсь к ней. В глазах Марты — та же решимость, что звучала в голосе. Фридер хмурится, очевидно, для него появление кухарки оказалось внезапным, и он не доверяет внезапному предложению. На лицах Марики и Рины больше удивления, чем недоверия: они провели с Мартой гораздо больше времени.

— Входи, не стой у дверей, — говорю я, и женщина уверенно проходит ближе к столу, но не решается присоединиться. — Твой брат... Как долго он там работает?

— Давно, — отвечает Марта, а волнение в ней плещется, как море в ненастье. — Сначала простым рабочим, потом его приметили. Говорили, что у него хорошая голова. К тому же он… маг льда, как я — маг огня.

Так вот что я ощущал в ней, но никак не мог раскусить! Она владеет магией, но тщательно это скрывает. И ведь нашла себе идеальное место: у очага. Там она может применять свою силу и не быть замеченной.

— Их охлаждающие установки! — охает Марика. — Они не просто разработали эту систему, они еще и магию там используют!

— Да, — кивает Марта. — Более того. Именно Ганс и создал эту технологию: одной магии для охлаждения таких объемов недостаточно было, поэтому он нашел идеальное сочетание. И сначала был просто счастлив: его повысили, стали больше платить.

— Но он не говорил, зачем это все создается? — строго спрашивает Фридер, все еще неготовый безоговорочно верить.

— Им сказали, что совершенно новые артефакты, от которых город будет процветать, — Марта сжимает кулаки. — А потом он, похоже, стал понимать, что словам Гриндорка не стоит верить. Он стал другим. Замкнутым. Испуганным. А потом… Однажды и вовсе не вернулся.

Марика пристально смотрит на меня, волнуясь и мысленно намекая, на то, что мы прочли в дневнике сына свечного мастера. Мы оба понимаем, что Ганс — еще один человек, попавший в паутину мэра. И таких было действительно немало. Я слышал разговоры о том, что мануфактура убивает, только вот мало кто решается такие вещи обсуждать вслух, потому что это же для многих одно из немногих мест, где можно заработать Хельфьорде.

— Ты готова рискнуть его жизнью? — прямо спрашивает Марту Фридер.

— Хотите сказать, что лучше оставить все как есть? — кухарка даже расправляет плечи, с вызовом глядя на Фридера. — Да, я знаю, что Ганс еще жив: просто потому, что он им нужен, без него работать установка не будет. Но я его не видела слишком давно. Если ничего не сделать, он или сойдет с ума, или просто умрет.

Марика подходит к Марте и обнимает ее:

— Мы поможем твоему брату. Обещаю.

Потом к ним присоединяется и Рина. Конечно, обещание громкое, которое выполнить сложно. Но сейчас любая поддержка, любая помощь будет бесценной. Особенно изнутри мануфактуры.

Слишком долго мы играли в кошки-мышки с мэром. Пора заканчивать эту игру.

— Хорошо, — киваю я, сжимая в кулаке салфетку. — Как я понял, завтра на площади будет праздничное представление о первом главе Хельфьорда. Мэр очень старательно меня приглашал на него, а потом и на праздник, так что я великодушно решил почтить своим присутствием. После представления он непременно выступит, чтобы покрасоваться перед народом. Вот там мы его и возьмем. Публично. При всех.

— Но… Аурика… — произносит Марика, нервно сжимая мои пальцы.

— Именно поэтому ты туда не пойдешь, — отрезаю я. — Марта. Делай что хочешь, как угодно извернись, но Аурика должна быть полностью отвлечена. У нее не должно быть ни минуты свободной, и, желательно, держи ее подальше от мужчины. Руди укажет тебе на него.

Совенок издает согласное “ух-у”, а Ригель внутри смеется над комментарием Руди: “Помечу так, чтобы сомнений не осталось!”

— Фридер, — продолжаю я. — На тебе все те, кто может дать показания против мэра. Особенно во всем, что касается мануфактуры. Они просто инструменты, я больше чем уверен, что про культ ни малейшего понятия не имеют. А если имеют… Что ж, сразу отсечем продажных.

— Они сделают что угодно, чтобы очистить свое имя, если пригрозить конфликтом с Эльвариамом, — усмехается Фридер. — Ведь гораздо проще спихнуть всю вину на кого-то, а самому остаться в белом пальто.

— Именно так, — соглашаюсь я. — А я потом пообщаюсь, узна́ю, кто на самом деле чего стоит. Тардену я тоже письмо написал, чтобы держать в курсе. Потом пришлите ко мне в кабинет Ульку, к ней у меня тоже есть разговор.

— А что… Должна делать я? — все же в голосе Марики чувствуется обида.

И волнение. За меня. И от этого мне прямо сейчас безумно хочется сгрести ее в охапку, а лучше закинуть на плечо и уйти в комнату. Прямо до завтрашнего утра, не меньше.

“Что-то ты как-то недооцениваешь нас”, — ворчит Ригель.

Действительно, чего это я.

Вытащить себя из постели, когда рядом на подушке спит Марика, кажется просто непосильной задачей. Она лежит, уткнувшись лицом в подушку, волосы разметались по плечам, спина обнажена до талии, очертания тела такие хрупкие и такие… мои. Мы заснули ближе к рассвету, но сколько бы времени ни прошло, мне кажется, мне всегда будет ее мало.

Ригель тихо урчит удовлетворенно где-то глубоко внутри, как биение второго сердца. Как же я по нему скучал! По его ворчанию, его комментариям, его саркастическим подколам.

После вчерашнего, после того как мы с Марикой нашли друг друга по-настоящему, мир обрел новую глубину красок и звуков. И новую остроту опасности. Я чувствую, что Марика все испытывает какую-то неуверенность, как будто нам непременно о чем-то еще нужно поговорить.

Однако пока что решаю сосредоточиться на более острой проблеме — сегодняшнем разоблачении мэра. Это, естественно, лишь первый этап в цепочке всего того, что нам еще предстоит. Но все будет зависеть именно от итогов сегодняшнего дня и от того, насколько мы будем убедительны. Проиграем сейчас — проиграем всю войну.

А вот как закончим — непременно поговорим с Марикой. Долго. В тишине. Ну… может, прерываясь на что-то кроме разговоров.

Я одеваюсь быстро, почти бесшумно, стараясь не разбудить ее. Ей нужен отдых, больше, чем она готова признать. Рея сильна, но сражение с Клотильдой и артефакт ослабили ее. Марика просто пока что этого не ощущает, а я совсем не готов ею рисковать.

Мы собираемся в столовой и еще раз обговариваем весь план. Фридер дает мне брошь на шейный платок с защитой: первый удар выдержит, а за это время я должен успеть среагировать. Если они решатся что-то предпринять сегодня, конечно.

Рина прячет в сумку подсвечник и нож, которые предназначались для Ригеля, но в итоге оказались уликами в наших руках, Марта раскладывает на лоток свежие пирожки с повидлом, а Руди мужественно ерошит перья, готовый к настоящей битве.

Хотя я искренне надеюсь, что все пройдет более чем спокойно. Для нас, конечно.

Когда мы прибываем к представлению, на площади уже гудит толпа. Сцену украсили флагами Хельфьорда, актеры в ярких костюмах готовятся к выходу на сцену. Сюжет постановки банален и в то же время символичен: классическая история о том, как в день середины зимы благодаря честности и самоотверженности героя боги объявили его первым главой города, наделив его мудростью и справедливостью.

Мы рассредотачиваемся по площади: Марта ищет Аурику, Рина занимает место на противоположной от меня стороне, Руди крутит головой на карнизе ратуши, голова Ульки мелькает в толпе поближе к сцене, а Фридер прибудет чуть позже. Со свидетелями и документами.

Представление начинается. Актеры разыгрывают сцены из жизни легендарного правителя — как он судил споры, защищал слабых, боролся с несправедливостью. Толпа завороженно следит за действием, и я чувствую в толпе искренний восторг и восхищение идеалами, которые воплощает на сцене актер.

Удивительно, как те, кто верит в честное и справедливое начало города, могли так относиться к девушке, которая ничего им не сделала, которой просто не повезло. Или какое предубеждение можно иметь к дракону, которого никогда не видели. Где их мудрость?

Наверное, там же, где и совесть Гриндорка.

Как я и предполагал, сразу после окончания представления на сцену поднимается мэр.

Гриндорк выглядит торжественно в темно-синем костюме с золотыми нашивками. Он широко улыбается толпе, раскидывает руки в приветственном жесте.

— Граждане Хельфьорда! — его голос разносится по площади. — Сегодня мы вспоминаем великого человека, который стал символом нашего города. Человека, который понимал — власть дается не для личной выгоды, а для служения народу!

Одобрительный гул проходит по толпе. Я оглядываюсь, ищу глазами всех участников нашего плана. Рина на месте, Фридер держится в стороне, чтобы раньше времени не светить козыри. Марта…

Ее приходится поискать, но я все же замечаю, как она затаскивает возмущающуюся Аурику в… Магазинчик женского исподнего? Какой интересный выбор. Впрочем, я довольно быстро понимаю, почему Марта сделала именно так. За ними почти сразу заходит мужчина в сером пальто с яркой белой отметиной на плече и так же быстро выходит. Злой. Зато я теперь тоже знаю, как выглядит наш главный оппонент.

Тем временем мэр на сцене входит во вкус:

— Первый глава нашего города был честен с собой и со своим народом! Он не скрывал правды, как бы горька она ни была. Он не боялся трудных решений, если они были справедливыми!

"Лицемер", — рычит Ригель, и я полностью с ним согласен.

— И мы должны следовать его примеру! — продолжает мэр. — Быть честными, справедливыми, думать о благе города превыше всего! Полагаю, наш многоуважаемый гость, его величие Роувард Даррел тоже поделится с нами мыслями о честности и доброте!

Именно этого момента я и ждал. Делаю шаг вперед, и толпа расступается, давая мне дорогу. Поднимаюсь на сцену под удивленные взгляды актеров и откровенно недружелюбный взгляд мэра.

— Прекрасные слова, — говорю я, и мой голос звучит достаточно громко, чтобы его услышали все. — О честности. О справедливости. О том, что власть дается для служения народу. Я готов подтвердить каждое ваше слово.

Мэр пытается улыбнуться, но улыбка получается натянутой. Я чувствую, как внутри него сначала маленькими искрами, а потом уже и обжигающими язычками пламени разгорается страх.

— Господин Роувард... Что вы… имеете в виду?

— Я хочу, чтобы эти слова соответствовали действительности, — объясняю я. — Скажите, все ли происходящее на мануфактуре делается во благо жителей города? Или… есть иные выгодоприобретатели?

Толпа начинает волноваться. Мне становится тяжелее: все же я отвык от большой концентрации эмоций. К горлу подкатывает тошнота. Мэр бледнеет, внутри него уже пожаром бушует паника, но пытается сохранить самообладание:

— Я не понимаю, к чему вы клоните...

— К тому, — повышаю голос, чтобы меня слышали даже на краю площади, — что очень большая доля производства мануфактуры работает вовсе не на артефакты, нужные для торговли и для людей. И… расскажете ли жителям, куда ушел воск, предназначенный для ИХ свечей?

Гул толпы становится громче. Я вижу, как мэр оглядывается, ища пути к отступлению, но Фридер с Риной уже перекрыли выходы со сцены.

— Это... это наговор! — кричит мэр, но в его голосе уже слышна паника. — Клевета! Господин Роувард пытается очернить мое имя!

На сцену поднимается Фридер с одним из наемников и Клотильдой. Надо сказать, несмотря на наш вчерашний очень жесткий разговор, она выглядит очень сносно, даже спину прямо умудряется держать. Ее бы силу воли да в мирное русло.

Но она выбрала свой путь. Так же как и мэр.

— Тогда скажите это в лицо тем, кого наняли для того, чтобы ограбить свечную лавку и… совершить покушение на меня. — Мне кажется, Гриндорк вот-вот сгорит от своего же собственного ужаса, когда поднимается Рина и показывает артефакты. — И эти артефакты: многие видели, как вы подарили мне этот подсвечник, а моя бывшая экономка принесла вчера этот нож в мой дом. На обеих вещицах магическая печать мануфактуры. И обе, королевский представитель Эльвариама подтвердит, способны отрицательно воздействовать на дракона. Вы действительно готовы к государственному конфликту, мэр Гриндорк?

Толпа теперь откровенно шумит, а меня чуть не сносит волной возмущения. Слышны требования объяснений и откровенные обвинения.

Клотильде и наемнику даже не приходится ничего говорить, одного взгляда, полного ненависти вполне достаточно. Мэр отступает, но за спиной у него уже стоит Фридер.

— Граждане Хельфьорда! — обращаюсь я к толпе. — Вы только что слышали красивые слова о честности и справедливости. Но какова цена этих слов, если тот, кто их произносит, сам нарушает все, о чем говорит?

— Довольно! — кричит мэр. — Я не позволю...

— Вы ничего не позволите, — обрываю я его. — Потому что ваша власть заканчивается здесь и сейчас. Граждане имеют право знать правду о том, кто ими управляет!

Поворачиваюсь к толпе:

— Мануфактура по производству артефактов превратилась в производство орудий убийства! Люди исчезают или умирают при загадочных обстоятельствах! А ваш мэр получает за это деньги и покрывает преступников!

Площадь взрывается криками. Кто-то требует немедленного ареста мэра, кто-то кричит, что давно подозревал неладное.

Мэр делает отчаянную попытку:

— Не верьте ему! Он дракон! Они все лгуны и убийцы! Он хочет захватить власть в городе!

— Возможно, я и дракон, — говорю я спокойно. — Но в отличие от вас, я не прячусь за ложью. И у меня есть свидетели каждого моего слова!

Одна из женщин, та,что стоит рядом с Улькой выходит вперед из толпы:

— Мой брат пропал на мануфактуре! — кричит она. — Он рассказывал, что их заставляют делать страшные вещи! А тех, кто отказывается, убивают!

— И мой муж не вернулся с мануфактуры! — вторит ей другая, тоже там рядом.

Еще несколько голосов присоединяются к ним. Люди начинают рассказывать о пропавших родственниках, о странных смертях, о том, что они давно боялись говорить вслух.

Мэр понимает, что проиграл. Его лицо перекашивает ярость.

— Да, я дракон. И я не скрываю этого от вас. В отличие от вашего мэра, который скрывал свои преступления. Теперь выбор за вами — кому доверить судьбу города.

Тишина длится несколько секунд. А потом кто-то из толпы кричит:

— Долой мэра!

И площадь взрывается одобрительными криками. Стоящий рядом со сценой богато одетый седовласый советник из торговой гильдии лишь едва заметно кивает, и на сцену поднимаются местные стражи порядка, довольно быстро подхватывая под руки мэра.

Гриндорк еще пытается сохранить лицо, хотя внутри него страх начинает затапливать едкая ярость.

— Думаешь, победил, дракон? — цедит сквозь зубы он.

Его вряд ли кто-то слышит, кроме меня — слишком шумно. Но эти слова и адресованы именно мне, потому что он знает, что я услышу. И мне это уже не нравится.

— А есть сомнения? — спокойно спрашиваю я, но Ригель уже начинает рычать.

Делаю знак стражникам, чтобы задержались.

— Я же понял, дракон, что наш подарок тебе пришелся по душе, — с язвительным наслаждением произносит мэр. — Только вот печать на ней не простая, привязанная к месту. Захочешь забрать ее — убьешь. И да… Печать не снять.