Глава 47

Я удивленно смотрю на нее, потому что совершенно не понимаю, причин для смеха. Что я такого сказала? Ей надо что-то другое?

— Марика, — девушка подходит ближе и кладет руку мне на плечо, а я поднимаю голову, заглядывая в ее глаза. — Наверное, надо было сразу начать с этого, но что-то наша встреча стала для меня сюрпризом. Вард не писал. Меня зовут Ринару Даррел, можно просто Рина.

Гостья делает паузу, убеждаясь, что я ее услышала. Я растерянно вглядываюсь в лицо Рины и жду продолжения.

— Я двоюродная сестра Варда, — говорит она. — Я смела предполагать, что любимая, но раз он обо мне ничего не рассказывал, ставлю этот под сомнение.

С души словно камень сваливается. Сестра. Да, не родная, но и не жена. Для меня, оказывается, это важно: я как будто чуть не провалилась в пропасть, но Рина помогла мне удержаться.

— Ну… учитывая, что обо мне он тоже не писал, то…

— То Вард просто-напросто скрытный чешуйчатый, — фыркает гостья. — Ну что, покажешь мне, где я могу устроиться? Конечно, от ванны я бы тоже не отказалась, но напрягать тебя еще и этим я точно не буду.

Благодаря тому, что Улька пару раз упоминала, где у нас лежит чистое белье, я нахожу простыни и наволочки. Рина решает выбрать комнату рядом с комнатой Варда, чуть дальше по коридору.

В два подсвечника вставляем свечи, чтобы было лучше видно, пока перестилаем.

— Давай я тебе помогу, — говорит Рина, стягивая с кровати тяжелое покрывало.

— Не надо, — пытаюсь остановить ее я.

Неудобно мне. Мало того, гостья, так еще и герцогиня ведь. Не по статусу ей возиться с простынями, а я тут, вроде как, прислуга.

— Только вот не надо там в головке своей додумывать ничего, — она как будто читает мои мысли. Точно родственница Роуварда. — Я никогда не была аристократической неженкой, да и вообще очень долго прожила очень просто, зарабатывая на жизнь трудом.

Я удивляюсь, но не расспрашиваю. Захочет — сама расскажет. Но мне очень нравится ее живость и неуемная энергия, которая как будто вот-вот снесет.

— А ты?..

— А я… Меня подарили Роуварду, — говорю это, и как будто уже и не так страшно.

Мы как раз расстилаем простыню, и Рина от неожиданности сильно дергает угол на себя, вырывая ткань у меня из рук.

— Что значит, подарили?

— Ну… в дар. Чтобы задобрить, наверное. Чтобы нескучно было ночами. Чтобы… Ну мало ли применений подарков можно придумать, — пожимаю плечами и подтягиваю непослушный угол на себя, заправляя под перину.

— Вот только не говори, что Вард воспользовался и даже не подумал освободить, — Рина повторяет мое действие и берет одну из подушек.

— Нет-нет… Он меня не тронул, — говорю я. И фактически даже не вру: то, что было не в счет. — А отпустить не может. Из-за дарственной метки.

— Вот они с… — девушка сдерживается, сцепив зубы. — Их самих бы прижечь этой печатью покрепче. А Вард что?

— Он делает все, чтобы я не чувствовала себя вещью.

— Мне кажется… — она начинает что-то говорить, потом замолкает и отмахивается. — Впрочем, ладно.

Мы какое-то время молчим, заканчивая застилать постель. Потом желаем друг другу добрых снов, и я ухожу в свою комнату. События и впечатления прошедшего дня крутятся в голове.

Кручусь с боку на бок, но сон не идет, а эмоции продолжают бурлить. Решаю, что лучшее снотворное — это книга с легендами. Они редко бывают какими-то столь увлекательными, что до самого утра не заснуть.

Потому достаю из комода книгу “Драконьи сказки” и открываю на первой попавшейся странице. Буквы словно сами собой выстраиваются в замысловатые ряды, словно без этого мне не удастся их прочитать.

“Давным-давно, когда горы были молодыми, а реки только прокладывали свои русла, жил на свете юный дракон по имени Вереск…”

Сказка рассказывает о драконе, сильном духом, отважном и верном своему роду. Он пожертвовал собой, чтобы в миг жуткого ненастья спасти жителей своего гнезда, но потерял дракона.

“Не желая быть изгоем среди своих, Вереск пошел искать себе приюта среди скал, долин и рек. Многие годы он бродил в одиночестве. Хоть он и потерял дракона, долгая жизнь осталась при нем, поэтому он наблюдал смену лет, природы, издалека порой позволял себе подсматривать за своими сородичами, но никогда не показывался им. Довольствовался тем, что смог сохранить им жизни.

И все было бы так и дальше, если бы однажды на берегу реки он не нашел молодую, еще неокрепшую драконицу. Рядом не было гнезд, в которых она могла бы жить, а сама драконица едва дышала.

Вереск не смог оставить девушку без помощи. В своем горном убежище Вереск бережно выходил раненую драконицу. Лунная Роса — так звали ее — оказалась созданием удивительной чистоты духа, изгнанной из родного гнезда за отказ причинять зло другим существам.

В тишине гор их одинокие души потянулись друг к другу. Там, где прежде царствовала пустота, расцвела нежная любовь, подобная первым весенним цветам на склонах древних скал. И свершилось волшебство: чистота Лунной Росы и сила их любви пробудили в Вереске утраченного дракона, вернув ему не только священное пламя, но и веру в себя.

Их род благословила сама Праматерь, за умение чувствовать послав им Дар Душевного эха. Эта легенда разносится ветром по горным вершинам, напоминая всем, что истинное сокровище можно найти, лишь открыв свое сердце”.

До меня доходит бессмысленность затеи: эта сказка не только не настроила меня на сон, более того, отозвалась в душе каким-то странным волнением.

Недовольно захлопываю книгу и убираю ее на столик рядом с кроватью. Да что же за ерунда-то такая? Всегда не любила, когда днем переутомляешься настолько, что к ночи нет сил даже успокоиться и заснуть.

В доме тишина. Едва доносится стук часов из холла и какие-то то ли шорохи, то ли поскрипывания досок. Тем больше раздражает то, как я дышу — какое уж там поспать.

В голове крутятся мысли о том, что мне надо бы рассказать обо всем Роуварду, но как — не знаю. И еще… надо было сразу этот гребаный подсвечник забрать у него и зашвырнуть куда подальше.

“Зло в нем”, — как будто вторит внутренний голос.

Сажусь на кровати и тру виски. Меня, конечно, вдохновляет уверенность Руди во мне, но сама я пока этой самой уверенности-то и не чувствую. И голова, пересыщенная мыслями, не соображает.

По полу ползет тонкий серебристый лунный луч, испуганно замирая в метре от тающего ореола камина. Огонечки над остатками поленьев уже еле-еле трепещут, даже скорее лениво ползут по обгоревшей древесине. Жар уже не так сильно пышет, поэтому постепенно воздух становится прохладнее.

Стягиваю со спинки кровати шаль, накидываю на плечи и, захватив огарок свечи, выскальзываю из комнаты. Раз уж не спится, то хоть подумаю. А думается лучше всего когда? Правильно! Когда руки заняты.

Поэтому я спускаюсь во флигель и принимаюсь за работу. В прошлый раз я успела расплавить сало, так что сейчас мне, по сути, только разогреть и продолжить.Проверяю, что щелока пока хватает, но завтра лучше попросить Ульку еще набрать золы — уже пора.

Мои знания и умения все больше вызывают подозрение у дракона. И наверное, было бы неплохо уже рассказать ему все от начала и до конца. Но где уверенность, что он все поймет и поверит? Не думаю, что это прям распространенные случаи, когда в этот мир “прилетают” из другого.

Скорее, у виска покрутит, если не обвинит в том, что намеренно пытаюсь его обмануть.

Но что точно я должна ему рассказать, так это то, что подсвечником пользоваться не стоит. Понятия не имею, что у него за действие, но…

Кстати! Я же смогла практически обо всем рассказать Руди! А он может рассказать Роуварду! Раз-раз, и мы в дамках!

И как мне раньше это в голову не пришло? Вот растяпа!

Я как раз оставляю стеарин оседать, вытираю руки и, наспех прибравшись, бегу на чердак. Но не добегаю: из-под двери, ведущей в комнату Роуварда, пробивается полоска света.

По спине пробегает холодок: а что, если именно сейчас, в этот самый момент, дракон использует подсвечник, который ему дал мэр? Что, если этот артефакт может нанести вред очень быстро?

Подчиняясь внутренней панике и неожиданному порыву, я кидаюсь к двери дракона и, едва постучавшись, скорее для приличия, открываю. Роувард медленно поворачивается и поднимает брови, удивленно глядя на меня.

— Марика? — произносит он, а вибрация голоса проносится по позвоночнику.

Он сидит на диванчике, перед столиком со свечой как раз в том самом проклятом подсвечнике. Не зря переживала. Мои пальцы сжимаются на дверной ручке, и отпустить ее, чтобы закрыть дверь оказывается очень сложно.

— Роувард, — выдавливаю из себя я, переводя взгляд с дракона на подсвечник и обратно. — Вы же понимаете, что мэр — лжец?

Дракон выгибает бровь и кивает. Я делаю пару шагов к нему.

— И что с мануфактурой, на которой сделали этот артефакт все нечисто?

Он снова кивает. Еще два шага, но теперь сместившись к столику. Получится ли?

— А еще то, что просто так вам ничего не стали бы дарить?

“В том числе меня”, — мысленно заканчиваю фразу и оказываюсь совсем рядом со столом, собираясь схватить подсвечник и выкинуть его… да хоть в камин.

На лице Роуварда появляется ухмылка, за которой мне никак не удается увидеть его настоящую эмоцию. Но как только я уже протягиваю руку к артефакту, дракон перехватывает ее, тянет на себя, и я оказываюсь у него на коленях. Прижатой к горячему телу. В ловушке. Не смертельной, но опасной для моего здравомыслия — потому что в таком положении моя логика выходит из чата.

— Удивительная догадливость, моя Марика, — шепчет он, зарываясь носом в мои волосы. — Совсем не похожая на мышление простушки из приюта.


Ощущение, что он идет по лезвию бритвы, а я вынужденно следую за ним. Кто первый поранится?

— А что будет, если я скажу, что этот подсвечник для меня абсолютно безопасен? Как и ты, — его губы касаются тонкого чувствительно места за ухом. — Потому что у меня… нет дракона.

Загрузка...