Девушки бури и тени

7.

Дворец горит.

Оранжево-золотые, мерцающие языки в небе цвета индиго.

Запах пепла и крови.

Король лежит мёртвый, один глаз изуродован, горло разорвано в том месте, куда ты ударила его ножом — ты, да, ты, — где ты снова и снова вонзала лезвие, разрывая плоть, связки и царапая кость.

Это сделала ты.

Не отворачивайся — посмотри на свои руки.

Я сказала, посмотри…

– Вставай, Леи.

Низкий голос разрывает мой кошмар и будит так резко, что я сажусь, тяжело дыша. Тёмная фигура, склонившаяся надо мной, отходит назад.

Я протираю глаза тыльной стороной ладони:

– Ш-шифу Цаэнь?

– Пойдём со мной. Возьми кинжал, – затем, не сказав больше ни слова, он выходит из палатки.

Я на мгновение сажусь в темноте, пытаясь отогнать ужасные образы, которые ещё носятся в голове. Рядом со мной шевелится Майна. Она сонно переворачивается и удовлетворённо вздыхает, её дыхание шевелит завитки волос, рассыпавшиеся по щеке. Я сопротивляюсь желанию свернуться калачиком вокруг неё и зарыться в её тепло. Осторожно, чтобы не потревожить её, я сбрасываю одеяла и встаю. Остальные, за вычетом Цаэня, кажутся бугристыми фигурами в темноте. Палатка трясётся от грохочущего храпа Бо. Во сне они с Меррином повернулись друг к другу, Бо свернулся калачиком, как зародыш, в сторону Меррина. С кривой улыбкой — оба будут очень недовольны, когда проснутся, — я роюсь в вещах, хватаю пальто, перчатки и кинжал, который дал мне Кетаи, и выскальзываю наружу.

Шифу Цаэнь стоит у остатков вчерашнего костра и завязывает свои длинные волосы в узел на макушке. Холодный воздух неподвижен, ничто не колышет хрустальные деревья и снежную подстилку леса, равно как и длинную дорожную мантию Цаэня, которая свисает с его крупного тела почти до земли.

Я подавляю зевок и спешу надеть пальто и перчатки.

– Что происходит? – я оглядываю рощу.

Слабый утренний свет окрашивает всё в бледно-серебристо-голубой цвет. У меня по спине бегут мурашки, когда я представляю тёмные фигуры, прячущиеся за деревьями, кошмар по-прежнему не отпускает.

– Мы в опасности?

– Не совсем. Но будем и не раз в ходе этой миссии. Вот почему Кетаи попросил меня обучить тебя, – глаза Цаэня прищуриваются, а я не в силах сдержать очередной зевок. – Ты готова к первому уроку?

Несмотря на боль в мышцах после целого дня пешего похода и желания прямо сейчас нырнуть обратно в тёплую постель к Майне, меня охватывает прилив нетерпения. Я этого долго ждала.

– Да! – с жаром отвечаю я.

Цаэнь поворачивается и идёт:

– Тогда давай начнём.

Сапоги хрустят – я спешу за ним. Щурясь от ледяного воздуха, я сжимаю в кармане пальцы на рукояти кинжала, вспоминая, когда в последний раз держала что-то подобное в руках и что я им делала.

Не так давно я была девушкой с огнём в венах – девушкой, которая принесла пламя и разрушения в королевский дворец. Девушкой, которая взяла запал, загоревшийся от жестокости короля и силы своей возлюбленной, и подожгла весь мир одним движением.

Не так давно я была девушкой из бумаги и огня. И будь я проклята, если позволю горстке снега затушить это пламя.

Воспоминание о кошмаре возвращается: жар, жжение, выражение его лица – лицо Короля, когда он впервые в жизни осознал, что проиграл эту битву.

Сдерживая дрожь, я придаю лицу стальное выражение и прячу кинжал в складках плаща. Что бы ни подумали некоторые другие, я всё та же девушка из бумаги и огня — и я им это докажу.

Я стискиваю зубы. Я докажу это самой себе.

Сапоги проваливаются в снег, лагерь остаётся позади.

– Разве мы не выйдем из-под защиты Хиро и Майны? – спрашиваю я. – Дао будет скрывать нас только до тех пор, пока мы сами не выйдем из защитного поля, верно?

– Защита уже спадает, – отвечает Шифу Цаэнь. – Кроме того, остальным скоро вставать. Каждое утро Хиро встаёт на рассвете и молится, – его голос смягчается. – У шаманов трудная жизнь.

Я смотрю на него снизу вверх. Несмотря на широкие плечи и мускулы, в его движениях есть деликатность, элегантная целеустремлённость. Этим он напоминает мне Майну. Каждое её движение кажется выверенным. Она движется по миру, будто знает его секреты, а мир – её.

– Ты был знаком с Хиро? – спрашиваю я.

Он кивает:

– Кетаи привёл его во дворец 3 года назад после набега на его клан.

– Зачем был нужен этот набег? Я думал, Король уважает шаманские кланы.

– Несколько лет назад в Сокрытом Дворце издали королевский указ, – голос Цаэня становится каменным. – Все шаманы Ихары, независимо от того, из какой провинции или клана они происходят, должны служить двору, если Король призовёт их. Тех, кто откажется, приведут силой.

Моё сердце гулко бьётся.

– Звучит знакомо, – бормочу я.

– Хиро был полумёртвым, когда его нашёл Кетаи. Бедный мальчик потерял весь свой клан, всю семью.

– Это тоже звучит знакомо, – я бросаю на него ещё один косой взгляд.

Если он и уловил нотку насмешки в моём голосе, то проигнорировал её:

– Кетаи пытается заплатить ему за работу, но Хиро отказывается. Говорит, что ему ничего так не нужно, как место для сна и еда, а также следовать своему учению и продолжать работу своего клана.

Мы идём дальше, утренний снег хрустит под нашими сапогами. Вокруг нас возвышаются деревья, покрытые гирляндами инея.

– Разве Шаманы уже не рождаются с магией? – спрашиваю я его через некоторое время. – Как у Майны – я знаю, что ей пришлось учиться использовать свои магические способности, но у неё уже был талант, поскольку она Сиа. Разве оно так не у всех, кто творит магию?

– Вовсе нет. Шаманов обучают с юных лет. Им прививают понимание техник и тонкостей манипулирования ци, а язык дао передается из поколения в поколение. Шаманские кланы чрезвычайно скрытны в этом отношении. Но пока у тебя есть доступ к этому языку и ты знаешь, как правильно черпать ци из окружающего мира, то любой может овладеть магией. Однако немногие из нас бы выбрали такой путь добровольно. Как тебе известно, этот процесс не обходится без жертв.

– Откуда мне это знать? – хмурю брови я.

– Это моя ошибка, – колеблется Цаэнь. – Я предполагал, что Майна поделится этим с тобой.

– Чем она должна со мной поделиться?

Но он молчит, и я замолкаю, надувшись и глядя вперёд, на тенистый, мягко мерцающий лес. Так что... даже сейчас — тайн становится всё больше и больше.

Ещё через несколько минут до моих ушей доносится звук текущей воды. По мере того, как мы подходим ближе, звук усиливается до сильного, размеренного прибоя. Мы выходим из-за костлявых деревьев на крутой берег реки – выступающий утёс, усеянный камнями. Внизу по руслу бежит вода, её поверхность сверкает серебром, как чешуйчатые спины рыб. Река кажется глубокой; вода тёмная, почти фиолетовая.

Цаэнь указывает вперёд, на углубление в берегу, где животные проложили тропинку к усыпанному галькой берегу внутреннего изгиба реки.

– Иди вперёд, – просто говорит он.

– Хотите, чтобы я пошла туда? – я вытаращила на него глаза.

Он бесстрастно ждёт:

– Первое, с чем сталкивается воин в битве, – это страх. Второе – неожиданность. Ты должна всегда быть готова и к тому, и к другому – не для того, чтобы преодолеть их. Наверное, никому из нас это недоступно, какими бы спокойными или уверенными мы ни казались. Но мы всегда должны быть готовы к ним. Знать, как противостоять им и побеждать, – он складывает руки на груди. – Сегодня утром твоя задача – полностью погрузиться в реку, а затем вернуться ко мне сюда. Это всё.

– Тогда какой смысл брать с собой оружие? – я поднимаю кинжал, недовольно глядя на него.

– Воин должен всегда быть при оружии. С этого момента ты должна всегда носить оружие на поясе. Но, возможно, для этого задания можешь оставить его мне, – он протягивает руку. – На всякий случай.

Я нерешительно передаю ему кинжал и смотрю вниз, на реку. Я уже дрожу всем телом, просто стоя здесь; последнее, чего хочется, это промокнуть. Вода движется быстро, как свирепое дикое животное, и сердце замирает. Но я вспоминаю обещание, которое дала себе ранее. Громко фыркнув, я направляюсь к вершине утёса.

– Осторожнее, – добавляет Цаэнь, когда я пробираюсь по снегу. – Течение сильное.

– Спасибо за напоминание, – хмурюсь я.

Внизу блестит вода, прозрачная, как стекло. Сначала я сбрасываю длинное дорожное пальто, подбитое мехом. Уже после этого приходится задержать дыхание; утренний воздух бодряще холодный, а хлопчатобумажная рубашка и брюки почти не защищают. Босые подошвы скрипят по мёрзлой земле, когда я сбрасываю сапоги. Скрестив руки на груди, я спускаюсь по крутому склону. Река протекает в нескольких дюймах от пальцев. Я планировала войти в воду медленно, держась за выступающие корни, свисающие с неровной поверхности скалы, но здесь так холодно, что нырнуть кажется лучше всего. Итак, разминая и без того онемевшие пальцы, я делаю глубокий вдох, сгибаю колени — и бросаюсь в воду.

Вода сжимается вокруг меня – сильная, свирепая и шокирующе холодная, как будто какое-то гигантское ледяное существо схватило меня огромной лапой. Это намного хуже, чем я ожидала. Меня немедленно тянет вниз по течению, ни секунды не давая среагировать, двинуться обратно к берегу. Пузырьки срываются с моих губ – я кричу, барахтаясь в потоке. Под поверхностью вода тёмного, глубокого цвета индиго. Я брыкаюсь и молочу руками, ища, за что бы ухватиться.

Но река слишком бурная. Она движется с силой и решительностью стада диких бизонов. Меня так сильно крутит, что я не знаю, в какую сторону подняться. Крик, после которого нужно ещё отдышаться, переходит в удушье, лёгкие наполняются водой. Перед глазами плывёт.

Затем впереди в темноте возникает картинка.

Она набухает, расширяется, пока не становится размером с саму реку, настолько реальная, что страх разливается по венам, вытесняя ледяной холод: злобное лицо Короля Демонов.

Безумные арктически-голубые глаза сверкают из тёмного вихря.

Его рот раскрывается в рёве.

Кажется, что вся река кричит на меня, наполняет уши теми же словами, которые я слышала в лесу, когда охотилась с Ниттой и Бо; словами страха и досады, которые преследуют меня в ночных кошмарах.

Я ЗНАЮ, ГДЕ ТЫ.

А затем течение протаскивает меня сквозь зияющую пасть Короля, и видение исчезает в водовороте пузырьков. Когда я понимаю, что всё это — видение, ненастоящее, оно не может быть реальным, то чувствую, как вода сворачивает за угол. Меня швыряет на берег реки. Я ударяюсь лбом о выступающий камень. Перед глазами расходятся пятна. Но боль будит меня, пробуждает инстинкты. Широко раскинув руки, я карабкаюсь по берегу, цепляясь за затопленные корни дерева, выступающего из скалы.

Сердце колотится, мышцы ноют, я цепляюсь. Течение сильное. Я стискиваю зубы, перекладывая одну руку через другую, чтобы подтянуться к берегу.

Вокруг меня лопаются пузыри. Надо мной нависает огромное существо, которое хвататет меня прежде, чем я успеваю вырваться. Оно тащит меня сквозь пену. Голова показывается на поверхности воды, и я борюсь, ужас пронзает меня, потому что… Король. Это он.

Он пришёл за мной.

Я извиваюсь, кашляю и отплевываюсь, отбиваясь от руки, схватившей меня.

Но Король не отпускает. Он поднимает меня выше, взбираясь по крутому обрыву на берегу реки. Только когда мы добираемся до вершины и вдвоём падаем на припорошенную снегом землю, я понимаю, что рука, схватившая меня, бледная и без шерсти.

Я выбираюсь из-под неё, тяжело дыша. Шифу Цаэнь раздет до штанов. Похожие на валуны мышцы его плотного, скользкого от воды торса перекатываются. Он опускается на колени и тянется ко мне.

– Уйди! – кричу я, отбиваясь от его рук.

– Леи! – кричит он. – Ты умрёшь от холода, если не позволишь мне согреть тебя!

– Мне п-просто н-нужно моё пальто!

У меня стучат зубы. Я пытаюсь подняться, но мышцы свело, суставы скованы холодом. Разочарованно зарычав, я заставляю себя встать на колени, но через секунду падаю обратно – колени подгибаются.

– Позволь мне помочь, – настаивает Цаэнь. Капли воды стекают по его лицу, прилипая к волосам и бороде. – У тебя идёт кровь.

Игнорируя его, я снова подтягиваюсь, и, хотя у меня подкашиваются ноги, мне удаётся удержаться на ногах. Я тащусь мимо него обратно по скалистому выступу туда, где оставила одежду. Тело сотрясает дрожь, но другая дрожь, совершенно не из-за холода, пробегает по телу, когда я вспоминаю, что видела под водой.

– Я убила т-тебя, – еле слышно рычу я. – Просто оставь меня в покое!

Никогда.

Голос похож на шёпот, кошмарный шелест ветра.

Я поворачиваюсь с дикими глазами и тяжело дышу.

Цаэнь удерживает мой взгляд, кожа на его торсе покрывается мурашками. Лес вокруг нас затих.

Чувствуя, как что-то капает мне в глаза, я провожу рукой по лбу. Рука становится красной. Отогнав воспоминания о кошмаре прошлой ночи — кошмаре каждой ночи — я бросаюсь туда, где на краю обрыва лежат мои вещи, и натягиваю пальто и сапоги. Шифу Цаэнь ждёт, пока я полностью оденусь, и подходит ко мне. Он снова в рубашке и плаще. Он проводит рукой по своим влажным волосам, по-прежнему собранным в узел на макушке. Мои волосы прилипли к коже неровными узорами. Он молча тянется к моему лицу, и хотя я вздрагиваю, я позволяю ему прикоснуться к себе. Одной рукой он обхватывает мой затылок, а другую поднимает и осторожно давит на порез у меня на лбу.

– Рана не такая глубокая, как я опасался, – говорит он, вытирая кровь рукавом. – Но всё равно надо попросить Хиро залечить её. Нельзя, чтобы туда попала инфекция, – когда он отстраняется, свет отражается от аметистовых искорок в его тёмных глазах. – Что там было? Ты что, не поняла, что это я?

– Я просто не ожидала, – я складываю руки на груди. – Вот и всё.

– Как скажешь, – кажется, он хочет спросить ещё, но только вздыхает.

Мы молча возвращаемся в лагерь, лес вокруг нас медленно просыпается. Свет — более тёплый, розоватый, золотисто-голубой – пробивается сквозь крону деревьев. Утреннюю тишину нарушает пение птиц. Добравшись до кленовой рощи, мы застаем Меррина и Нитту за приготовлением завтрака. Они разожгли огонь, Меррин склонился над плитой, подвешенной над пламенем, и ковыряется во том, что находится внутри, а Нитта нарезает кусок вяленого мяса. Остальные, должно быть, ещё спят.

Заслышав наши шаги, Меррин поднимает голову, его покрытое перьями лицо дружелюбно.

– Доброе утро, друзья. Как это… о… – его оранжевые совиные глаза замечают мой порез.

С криком Нитта бросает дела и кидается ко мне.

– Она просто немного поскользнулась на снегу, – говорит Цаэнь, когда девушка-леопард крепко меня обнимает. – Тренироваться достаточно сложно и на незаледенелой земле. Ничего такого, с чем Хиро не смог бы помочь.

– Он занимается утренней медитацией, – говорит Нитта, указывая. Она убирает мокрые волосы с моего лица. – О, Леи, – она бросает на Цаэня сердитый взгляд. – Не надо заставлять её перенапрягаться.

– Я в порядке, – я с улыбкой отстраняюсь. – Но знаешь, что на самом деле опасно для жизни?

– Что?

– Моё чувство голода.

Хотя Нитта по-прежнему выглядит обеспокоенной, в уголках её глаз появляются морщинки. Она отдает мне честь:

– Завтрак сейчас подадут, генерал.

Я вижу Хиро сразу за лагерем, в густой роще. Утренний свет создаёт решетчатые узоры на обледенелой земле. Он стоит на коленях на участке, расчищенном от снега, руки на коленях, глаза закрыты. Его губы шевелятся, но не издают ни звука; богам не нужно слов, чтобы слышать наши молитвы.

Я замечаю маленькую лакированную шкатулку, стоящую на сложенном куске ткани рядом с ним. Что-то выглядывает из её крышки. Я наклоняюсь ближе, чтобы посмотреть, что это такое, и тут мальчик-шаман открывает глаза.

Я отступаю с виноватым видом.

– Прости, что побеспокоила тебя, Хиро, – я указываю на своё лицо. – Я… э-э… немного переусердствовала сегодня утром на тренировке.

Хиро жестом предлагает мне сесть. Я стряхиваю немного снега и опускаюсь на колени напротив него.

– Всё повторяется, – говорю я, подмигивая. – Надо прекратить встречаться подобным образом.

– Тебе следует перестать раниться, – отвечает он и закрывает глаза. Мне тоже приходится прекратить свои шутки.

Не открывая глаз, Хиро осторожно, но твёрдо надавливает мне на лоб. Сначала ничего не происходит. Затем: вот оно. Изменение невидимо, но безошибочно. По телу Хиро пробегает рябь, от которой волосы у меня на затылке встают дыбом. Лес затихает, как будто тоже чувствует его сосредоточенность. В отличие от тех случаев, когда я видела, как колдует Майна, Хиро всегда делает это с закрытыми глазами. Он бормочет что-то под нос на том странном, искажённом ихаранском, который я знаю как язык магии – секретный код для манипулирования ци, который, как Шифу Цаэнь объяснил мне ранее, шаманские кланы передают из поколения в поколение.

Лоб покалывает от жара. Под его рукой моя кожа, кажется, натянулась до предела. Боли почти нет — ничто не сравнится с часами дискомфорта, которые потребовались, чтобы залечить мои раны после Лунного Бала, не говоря уже о зуде после. Несколько дней я каталась по полу, просто чтобы получить хоть какое-то облегчение. Однажды Майна застала меня такой и засмеялась в своей громкой, неистовой манере, когда она забывает о смущении, а я схватила её и потянул вниз, заглушив её смех своими губами, а потом снова стала кататься по полу – уже с совершенно другой и гораздо более приятной целью.

Через несколько минут Хиро убирает руку:

– Лучше?

– Намного, – говорю я, проводя кончиками пальцев по идеально сросшейся коже. От последних следов его магии ещё немного покалывает. – Благодарю тебя.

Я жду, пока он встанет. Обычно он уходит, как только заканчивает, и мне кажется, что это почти вежливость с моей стороны – позволить ему уйти первым. Но он остаётся сидеть, слегка нахмурив брови.

– Хиро? Что случилось?

– Извини, – он мотает головой и поднимается на ноги. – Просто немного устал.

Когда он разглаживает свою мантию, один из краёв его рукава задирается, и я замечаю там отметины. Аккуратные линии сморщенной розовой плоти.

Хотя я отвожу глаза, он замечает, что я всё вижу. На его щеках проступают пятна, и он быстро одёргивает рукав.

– Знаешь, – говорю я, вставая, – тебе необязательно помогать мне в таких вещах, Хиро. Рана легко зажила бы сама. Надеюсь, ты знаешь, что всегда можешь отказаться.

– Моя задача – защищать всех вас, – он слегка пожимает плечами. – Кроме того, мне повезло, что Кетаи заставляет меня использовать магию в защитных и лечебных целях. Это не... — Хиро замолкает, в его глазах вспыхивает беспокойство, как будто он и так сказал слишком много. Он с трудом поднимает маленькую шкатулку, которая лежит на земле рядом с ним, и прячет её в складках своей мантии. – После завтрака мне станет лучше, – бормочет он.

– Это если там что-нибудь останется после Бо, – желая поднять ему настроение, я добавляю: – Нам повезло, что он не шаман. Он бы применял магию только затем, чтобы набить живот едой, а дом золотом.

Хотя я смеюсь, лицо Хиро остаётся серьёзным.

– Её можно применять и для гораздо худшего, – тихо говорит он и снова опускает свои серые глаза в пол, когда мы возвращаемся в лагерь.