Девушки бури и тени

36.

Меррин сажает нас примерно через 20 минут, когда полёт становится слишком неровным. Из-за раненой руки он, как пьяный, кружит в небе. Должно быть, ему больно, и нести нас с Ниттой всё это время было нелегко. Но вместо жалости я лишь злорадствую его боли.

Пусть ему будет больно – это меньшее, чего он заслуживает.

Мы тяжело приземляемся, наполовину врезавшись в песчаную гряду.

Я осторожно слезаю со спины Меррина, стараясь не сдвинуть Нитту, а он придерживает её левой рукой, пока я опускаю её на землю. Мы где-то в пустыне, воздух сухой и холодный. Ветер шепчет сквозь песок.

Нитта шевелится и смотрит на меня, лунный свет отражается в белках её глаз.

– Где мы? – еле слышно спрашивает она.

– Мы в пустыне, – я поглаживаю пальцами её мех. – Но… остальные далеко. Ты ранена, Нитта. Ты больше не можешь сопротивляться. Меррин отнёс нас в безопасное место.

Безопасное. Это слово – лезвие, режущее мне язык, когда я его произношу.

Я никогда не буду в безопасности. Безопасность – это для Меррина и Нитты, а я должна сейчас быть на горящем корабле с Майной и остальными. Там небезопасно, но мне нужно сражаться. Небезопасно, но так правильнее.

Небезопасно, но я пытаюсь добиться безопасности.

Нитта дрожит в моих руках, хотя я не могу сказать: от боли или от холодного ветра. Жаль, что у меня нет пальто, чтобы укрыть её. Вместо этого я злобно шиплю на Меррина:

– Иди сюда! Согрей её.

Он садится рядом и накрывает Нитту неповреждённой рукой-крылом, как одеялом. Он взъерошивает перья, чтобы ей было теплее.

– Их было так много, – хрипит Нитта. Её глаза закрываются, затем снова открываются. – Они умрут без нас.

Тошнота захлёстывает меня с такой силой, что я чуть не давлюсь.

– Нет, – выдавливаю я. – Нет, они сильные. С ними всё будет в порядке.

Она бормочет что-то неразборчивое.

– Там... там на востоке есть река, – бормочет Меррин. – Я видел её, когда мы летели. Это недалеко.

– Что? – рявкаю я.

– Нам понадобится вода, – продолжает он как бы про себя, – чтобы напиться и промыть раны, прежде чем мы двинемся дальше. Я не могу летать, и нам небезопасно оставаться здесь без крова и еды. Надо следовать за рекой. Она приведёт нас к поселению. Может быть, у них найдётся песчаный корабль или лошади, которых мы могли бы одолжить. Если мы продолжим путь на север, то доберёмся до Хребта Демона. К тому времени моей руке станет лучше. Я могу перелететь через горы к перевалу в Анг-Хен, где мы договорились встретиться с Кетаи перед отъездом.

– Я никуда с тобой не пойду! – я смотрю на него, не веря своим ушам.

Меррин не поднимает глаз.

– Я понимаю твой гнев, – слабо отвечает он.

– Ты оставил их там умирать! – рычу я. – А теперь ты говоришь о возвращении к Ханно, как будто нет смысла даже пытаться вернуться и спасти их!

Меррин еле-слышно фыркает, но ничего не отвечает; Нитта спит.

Я осторожно отступаю назад и поднимаюсь на ноги. Меррин остаётся на месте, продолжая укрывать её одной рукой. Его пушистые бело-серые перья напоминают толстое одеяло.

Когда он, наконец, поднимает голову, его глаза тусклые и пустые, лицо вялое.

– Кстати, хотел тебе сказать, – он прерывисто вздыхает, затем продолжает тихим, обречённым голосом: – Это я во всём виноват. Это я сказал им. Так они нас и нашли. Так они узнали, где мы.

Пульс грохочет в ушах. Я скрещиваю руки на груди, судорожно вцепляясь в себя, ногти впиваются в окровавленную ткань топа-кебая.

– Но так не должно было случиться! – его глаза расширяются, в них появляется паника и мольба. – Канна же обещала мне! Она сказала, что ей нужны только ты, Майна и Лова. Она хотела помешать Ханно и Кошачьему Клану объединить силы. Она сказала, что пришлёт своих солдат, и они схватят вас, не применяя силы, насколько это возможно. Она… она обещала мне...

Он замолкает, увядая под моим пристальным взглядом.

– Канна? – еле произношу я. – Дочь леди Дуни?

Меррин выглядит опустошенной.

– После гибели сестры она устроила переворот – при поддержке командира Тео и остальной стражи отняла власть у матери. Мать с отцом она держит взаперти, а сама захватила Облачный Дворец. На вечеринке у лорда Мвулы была представительница от Белого Крыла, и леди Канна приказала ей следовать за нами и передать мне своё предложение…

– Какое предложение?

– Принять меня в Белое Крыло.

Ужас пробегает по телу.

– То есть когда ты улетел от нас после ссоры на яхте – именно тогда она и вышла на тебя?

– Пойми же, Леи, – умоляет Меррин, – я этого не хотел! Меня вообще это не волнует! Я всегда был предан клану Ханно, но после того, что они сделали... – его голос становится кислым. – Кетаи Ханно – неподходящая кандидатура для руководителя этой войной. Ты это прекрасно понимаешь, Леи. Ты не доверяла ему с того момента, как встретила. Я это видел. Но это было до тех пор, пока Бо...

Он замолкает, отводя взгляд.

– Майна и Цаэнь – они позволили ему умереть. А потом они использовали Хиро, как будто он для них ничего не значил, как будто его жизнь – всего лишь разменная монета в их стремлении к власти. Когда я понял, что именно Майна убила Эолу в Облачном Дворце, это стало последней каплей. Я знал, что не смогу поддержать лидера, который настолько пренебрегает жизнями других. Такой Король у нас уже есть. Другого нам не надо.

Хуже всего то, что Меррин прав. И это злит меня ещё больше всего. Мне приходится напоминать себе дышать; я впиваюсь ногтями глубже.

На лице Меррина написано страдание.

– Я понятия не имел, что она выдаст королевской армии расположение лагеря! – плачет он. – Она пообещала, что будет только отборная стража Белого Крыла – ровно столько, чтобы справиться со всеми без особого применения силы. Вот почему я велел всем вернуться на лодку – чтобы больше никто не пострадал. Тебя должны были доставить во дворец Белого Крыла и держать там с леди Дуней и лордом Хидейем, с которыми клан обращается хорошо. Леди Канна обещала мне, что никто из вас не пострадает, – повторяет он, как будто от этого его слова станут правдой.

Однако, пока мы говорим, это становится неправдой.

Прямо сейчас, преодолевая мили пустой, залитой лунным светом пустыни, Майна, Цаэнь, Лова, Оза, Нор и другие воины Клана Кошек в одиночку противостоят армии из сотен демонов.

Я отшатываюсь в сторону, меня тошнит.

— Леи... – начинает Меррин.

– Не подходи ко мне! – я сглатываю, пытаясь унять бешеный стук сердца и крови в ушах. Я провожу тыльной стороной ладони по рту, затем объявляю: – Я возвращаюсь.

– Ч-что?

Не обращая на него внимания, я разглаживаю одежду и проверяю дрожащими пальцами свои раны. Бинты Озы на предплечьях держатся хорошо, но левое плечо ободрано там, где меч демона-собаки пронзил плоть. Боль пульсирует внутри и становится всё сильнее. Со временем она будет только усиливаться. Я изо всех сил поправляю ткань рубашки, чтобы внутрь не попал песок.

– Оставайся с Ниттой, – приказываю я Меррину. – Убедись, что она доберётся до Ханно в целости и сохранности.

– Тебе не дойти до них пешком! – кричит он, когда я трогаюсь в путь, еле волоча ноги по песку. – До них отсюда много миль!

Я поворачиваюсь, мои глаза сверкают:

– Не указывай, что мне делать! Ты даже не представляешь, на что я способна!

Он не отвечает, и я разворачиваюсь, сжимаю руки в кулаки и тащусь дальше. Пустыня колышется передо мной. Песчаные холмы, залитые звёздным светом, простираются до мерцающего горизонта, где зарождаются первые признаки нового дня. Небо окрашено бледно-розовым – цветом единственной капли крови в воде.

Идя дальше, я вспоминаю, как мы с Майной в последний раз нормально разговаривали – ту ужасную ночь в хижине, когда казалось, что наступает конец света.

Всё рано или поздно закончится.

Сколько ещё убийств ты совершишь во имя справедливости, пока не поймёшь, что ничем не отличаешься от тех, против кого мы призваны бороться?

Я ничем из этого не горжусь. Но если это поможет нам свергнуть Короля или остановить террор против Касты Бумаги по всему королевству и сделать Ихару снова безопасной для нас всех, тогда всё это стоит того.

Ничто не стоит того, чтобы потерять себя.

Я от этого не стала другой, Леи, Леи. Такой я была всегда. Вот что я пыталась рассказать тебе касательно своего слова на благословение рождения.

Жертвовать – не значит быть бессердечной! Знаешь, всё это время я считала, что Король – наш единственный враг. Теперь я понимаю, что всё это время был ещё один — твой отец, Ханно, все вы.

Как я могла так ей говорить? Майне, которая всегда любила и защищала только меня. Которая борется за то, во что верит. Которая готова сжечь дотла весь мир, лишь бы уберечь меня.

Она считает, что я её ненавижу.

Она умрёт с мыслью, что я её ненавижу.

Ноги скользят по песку, пока я взбираюсь на дюну. Я падаю. Левое плечо пронзает боль. С низким, гортанным рычанием я снова поднимаюсь, но потом опять падаю.

Боль, обезвоживание и истощение накатывают на меня волнами, после каждой из которых я становлюсь ещё несчастнее. Ноги подгибаются. Я падаю на песок ничком и беспомощно хватаюсь за прохладные крупинки, просачивающиеся между пальцами, столь же неуловимые, как и энергия, которую я пытаюсь призвать.

– Вставай! – кричу я себе. – Вставай!

Песок забивается в рот, но тело уже не подчиняется. Голова кружится. Чернота расползается по краям зрения.

– Майна… – шепчу я, прежде чем темнота окутывает меня полностью, как одеяло ребёнка или мёртвое тело.

Когда я просыпаюсь, уже светло. Должно быть, рассвело совсем недавно, горизонт светится тем же красновато-розовым цветом, который я видела ранее. Бледный свет заливает пустыню, ещё не жарко.

Во рту у меня пересохло, в горле першит.

Я медленно поднимаюсь. Плечо ноет от боли, когда я опираюсь на левую руку. Кровь и песок покрывают рану. Я шевелюсь, и рана открывается, оттуда выглядывает сырая плоть. Морщась, я осторожно поднимаюсь на ноги. Меня шатает, но я остаюсь стоять.

Во все стороны бесконечными золотыми волнами тянутся дюны. Никаких признаков Меррина и Нитты.

Облегчение захлёстывает меня, хотя оно и омрачено страхом.

– Огонь внутри, – шепчу я потрескавшимися губами и, собравшись с духом, иду дальше, к бесконечным склонам дюн.

Я не знаю, долго ли так шагаю. Внимание сужается до шарканья собственных ног, усилия, с которым я волочу одну ногу перед другой. Солнце припекает, поднимаясь всё выше и выше, обжигающий прожектор бьёт мне в затылок. Голова раскалывается. Всё кружится вокруг, как глазированная, медовая дымка. Иногда я спотыкаюсь. Некоторое время стою на четвереньках, позволяя себе мгновение, всего лишь мгновение, чтобы отдышаться. Затем вновь встаю.

Майна.

Её имя, эти простые, совершенные слоги, становится мантрой. Молитвой. Она звучит в ритм моему пульсу, вздохам и толчкам лёгких.

День затягивается жгучей жарой, а потом медленно погружается в сумерки.

Всё это время я почти не останавливаюсь. Похолодание и темень на мгновение ошеломляют меня, и я поднимаю голову, впервые их замечая. Передо мной расстилается пустыня, точно такая же, какой она была, когда я вышла в путь этим утром, – море перекатывающегося песка, почти совершенно безликого. Над головой небо тёмно-пурпурного цвета, тронутое первым блеском звёзд.

Это так прекрасно, что я запрокидываю голову и почти задыхаюсь, наслаждаясь видом.

У меня кружится голова. Я раскидываю руки, чуть не падая.

Майна: снова её имя зовёт меня – к ней. Слабо выдыхая, чувствуя, как сухой воздух режет мне горло, я заставляю себя идти дальше.

Как только взгляд опускается обратно к ногам, я останавливаюсь. Поднимаю голову.

Там, в нескольких дюнах, прямо по курсу, стоит фигура.

Майна.

Её имя стучит быстрее, громче, следуя за биением сердца.

Майна, Майна, Майна!

Фигура движется ко мне. Она высится на фоне темнеющего горизонта, её крадущаяся походка вселяет надежду в сердце, как внезапный прилив.

Майна!

Я, пошатываясь, перехожу на бег.

Фигура продолжает неуклонно приближаться.

Мои движения небрежны. Такое чувство, что земля уходит у меня из-под ног, пытаясь помешать мне добраться до неё. Но я не поддаюсь. Рыдания пронзают меня, пока я двигаюсь вперёд, подчиняя тело своей воле. Кровь шумит в ушах. Зрение пульсирует. Но я почти на месте, как и фигура – девушка, которую я теперь вижу. Это Майна, это она, моя любовь, мои крылья – она идёт спокойно, на ней ни шрама. Она улыбается, как мечта.

Её руки раскрываются, взывая ко мне.

"Я нашла тебя", – думаю я, падая в её объятия.

Она крепко сжимает меня. Слёзы застилают глаза. Я смаргиваю их, не желая пропустить ни секунды нашей встречи. И постепенно, когда зрение проясняется, я замечаю прямую линию следов, тянущуюся за ней.

Следы.

Они не похожи на следы от сапог или даже человеческих ног.

Это отпечатки лап – мягкие лапы, длинные и тонкие, с когтями на концах.

– Майна… – хриплю я.

Я пытаюсь отстраниться, но покрытая белой шерстью рука, перекинутая через мою спину, сжимается крепче, пока мне не становится трудно дышать. Я начинаю вырываться из её хватки, во мне поднимается вспышка паники, хотя уже слишком поздно.

– Не сопротивляйся, – мурлычет Наджа своим высоким шелковистым голосом, нежным, как колыбельная. – Не сопротивляйся, Леи-чжи. Пора отвести тебя обратно в Сокрытый Дворец. Ты возвращаешься домой. Не сопротивляйся, – повторяет она, теперь немного резче.

Но я не слушаю.

Я сопротивляюсь, трясусь и кричу, пока из туманных дюн не выскакивают новые демоны, как мёд, соскальзывающий с ложки. Они одеты в королевское чёрное и красное. Они крепко держат меня, не дают вырваться.

С рычанием я бодаю Наджу головой. Она шипит, хватая меня за подбородок. Пальцами она открывает мне рот.

Рядом с ней появляется демон-лось с рогами. Он засовывает что-то мне между зубов, прежде чем я успеваю их сомкнуть.

Оно горькое. Землистое.

Смесь мака и корня валерианы. Знания из травяной лавки не сразу подсказывают, что мне дали успокоительное. Тело уже становится слабее и легче, как пёрышко. Когда глаза закрываются, я снова слышу голос, тот самый, который всё это время шептал мне на ухо. Слова, которые всего несколько мгновений назад наконец-то превратились во что-то прекрасное, теперь снова насмешливые и холодные.

Я знаю, где ты.

Спустя столько времени это наконец сбылось.

А потом чёрное притяжение становится слишком сильным. Я падаю, поглощённая широкими, залитыми звёздным светом руками сумеречного неба и шелковистым белым мехом.