Девушки бури и тени

14. Аоки

Аоки шла через купальню, и её дыхание поднималось паром в прохладном воздухе. Наполовину погребённые под снегом деревянные кадки стояли пустыми и неиспользуемыми, похожие на выброшенные раковины странных океанских существ. Тишину нарушали только лёгкий шорох хлопьев снега и её быстрые шаги. Во дворе, как и во всём Бумажном Доме, было до жути тихо для столь позднего утра. Не было ни ветра, который шелестел бы бамбуковыми стеблями, ни птиц, с шумом кружащих над головой, ни смеха, ни болтовни на фоне плеска воды и влажных шагов по половицам – утренних звуков, которые она так полюбила.

Поначалу тишина действовала ей на нервы. Она вздрагивала при каждом малейшем шорохе, всё время держалась поближе к остальным, боясь оставаться одна. Но, как и к большинству изменений после Лунного Бала, за прошедшие недели она привыкла и к этому. Сейчас её взгляд лишь на мгновение скользнул по ваннам. Знакомый укол потери пронзил её, прежде чем она отогнала его и вздрогнула, шмыгнув носом. Не потрудившись стряхнуть снег с сапог, она поправила в руках завёрнутый в ткань свёрток и вошла в дом.

Внутри было сумрачно, узкие коридоры освещались только слабым зимним светом, просачивающимся сквозь решётчатые окна. Тишина здесь была ещё гуще – в здании не наблюдалось обычной жизни. Но когда она свернула в коридор, где располагались их комнаты, из дальнего конца, комнаты Ченны, донеслись голоса. Аоки прошла через коридор. Только одна дверь была открыта. Проходя мимо неё, она изо всех сил старалась не заглядывать в неё и в пустую комнату за ней, хотя они пульсировала в её сознании, как больной зуб.

К этому отсутствию она так и не смогла привыкнуть.

Аоки натянула на лицо широкую улыбку и открыла дверь в комнату Ченны.

– Доставка для комнаты номер один! – пропела она, врываясь в комнату с гордо поднятой посылкой.

Две девушки внутри засмеялись, а третья поморщилась.

– Прекрати, Аоки! Ты так доведёшь меня до инфаркта.

– Прости, Ченна, – Аоки бросила на неё виноватый взгляд.

Тем не менее, лицо темнокожей девушки было доброжелательным. Она встала вместе с двумя другими, чтобы посмотреть, что принесла Аоки.

– Пожалуйста, скажи, что здесь свежие фрукты, – пробормотала Чжэнь, когда Аоки опустилась на колени и начала разворачивать салфетку. – Сейчас я бы не отказалась даже от гнилого банана, у нас их так давно не было.

Она посмотрела на девушку рядом, у которой было почти точно такое же лицо, их миниатюрные черты были симметричны, как у кукол: маленькие прямые носики; розовые губки, изогнутые, как бантики Купидона; алебастровая кожа – нежная, что казалась почти прозрачной. Их длинные тёмные волосы были стянуты сзади.

– Мне снова приснилось мамино дерево ямболан, Чжинь. Помнишь, как мы старались не ходить в двор, где оно росло, потому что брат сказал нам, что оно плодоносит сморщенными головками детей, которые не слушались родителей?

Сестра-близнец рассмеялась:

– Мы не ели его ягод до тех пор, пока нам не исполнилось 15.

– Я бы с удовольствием съела сейчас всё дерево, – вздохнула Чжэнь.

– Даже если бы это правда были сморщенные детские головы, – согласилась Чжинь.

– Странные вы какие-то, – хмуро посмотрела на них Ченна.

Аоки, довольная тем, что принесла хорошие новости, вынула зелёный фрукт с шипастой скорлупой, который Чжинь тут же схватила.

– Джекфрут! – радостно объявила она. – Ками сказала, что такой подарил ей милый демон-лев из чайного домика по соседству. Ещё она нашла на улице несколько выброшенных мангостанов. Они перезрелые, но...

– Осторожнее! – предупредила Ченна.

Чжэнь нашла в пакете фиолетовый фрукт и уже сдавила один ладонями. Сок, печально известный тем, что оставляет самые стойкие пятна, стекал по её запястью. Она вытерла его мантией и продолжила есть.

– Какое это имеет значение? – спросила она за едой. – Всё равно никто не заметит.

В одно мгновение настроение у всех испортилось.

– Госпожа Эйра и мадам Химура могут в любое время вернуться, – после паузы напомнила Ченна, нахмурив густые брови.

Девушки инстинктивно посмотрели на дверь. Но за стенкой из рисовой бумаги не было ни высокой тени, ни стука когтистых лап по тиковому дереву. В коридоре было тихо. В комнате Блю, как обычно, стояла тишина. В Бумажном Доме находились лишь их горничные, чьи комнаты располагались в нескольких коридорах отсюда, и их число сократилось до трёх. Остальные разбежались по своим семьям в ночь Лунного Бала, включая горничную Аоки. Горничную Леи, Лилл, стражники увели той же ночью.

Никто не знал, что с ней случилось. Аоки надеялась, что ничего плохого.

Она надеялась, что все из тех, кто исчез той ночью, были в безопасности.

– Именно так нам и говорили в первые дни, – напомнила им Чжинь. – Сколько недель уже прошло?

Аоки подавила нарастающую волну паники, которая сопровождала любой разговор об их положении.

– Они ещё могут вернуться, – пробормотала она, и слёзы защипали ей глаза. Затем она фыркнула и бросила вызывающий взгляд на близняшек. – Знаете ли, горничная Ченны не рисковала жизнью, чтобы добыть вам эти фрукты.

С виноватыми лицами Чжэнь и Чжинь вручили Аоки и Ченне остатки фруктов.

Они разложили и остальные продукты, которые Аоки принесла с кухни: маринованные овощи, солёное вяленое мясо, холодный чай с хризантемами, заваренный перед уходом слуг. Свежие продукты давно закончились, и только Ченна и её горничная Ками умели готовить, поэтому большая часть их обедов и ужинов состояла из тарелки риса в одной из заброшенных гостиных.

За едой настроение поднялось, но они беседовали осторожно, стараясь не переходить на опасные темы. Это было почти нормально. Но их улыбки исчезли на секунду раньше, чем следовало, а смех стал слишком пронзительным.

Когда они закончили, Аоки взяла свою порцию еды, которую отложила в сторону, и встала.

– Не понимаю, почему ты продолжаешь беспокоиться о ней, – Чжэнь искоса взглянула на неё. – Не помню, чтобы она когда-нибудь благодарила тебя или горничных.

– Кто-то должен ей помочь, – Аоки прикусила нижнюю губу.

– Ты же знаешь – она оставила бы нас умирать с голоду, будь на то её воля, – сказал Чжинь.

– Тогда, к счастью, это не так, – ответила Ченна, и от её резкого голоса близняшки замолчали. Она встала, вложив что-то в свободную руку Аоки. – Скажи ей, чтобы не тратила понапрасну. Больше не осталось.

– Ками сказала мне, что хочет проверить и остальные сады, – с надеждой сказала Аоки. – На всякий случай, если семена занесло ветром...

– Вчера я помогала ей с поисками, – Ченна покачала головой. – Мы ничего не нашли. Конечно, никто из нас не эксперт в таком вопросе. Мы не... — она замолчала, беспокойство отразилось на её лице, когда она поняла, что сказала и чьё имя чуть не произнесла.

Аоки почувствовала, как сжалось её сердце.

– Всё в порядке, – кивнула она, стараясь дышать ровно. – Я знаю, что Л-Леи, — она выдавила её имя из себя, — лишь немного научила её различать травы.

С облегчением на лице, Ченна улыбнулась:

– Она спросит у женщин, которые нам помогали. Держу пари, кто-нибудь из них сможет раздобыть ещё, – она коснулась руки Аоки. – Не волнуйся. Блю скоро придёт в норму.

– Судя по тому, как часто она хмурится, – проворчала Чжинь, – можно подумать, что она уже в норме.

Аоки вышла из комнаты Ченны и подошла к противоположной двери. Она постучала в дверной косяк. Через некоторое время она постучала снова.

– Я не голодна, – раздался резкий голос изнутри.

Это был самый лучший приём, которого она могла ожидать.

– И тебе доброго утра! – пропела Аоки, открывая дверь.

Бледная девушка хмуро смотрела на неё с другого конца комнаты. Блю сидела на полу под окном, подтянув костлявые колени к груди, в меховой шубе, накинутой вместо одеяла. Длинные лазурно-чёрные волосы, которым Аоки раньше так завидовал, спутались и потускнели.

– Боги! – пожаловалась Блю, закатив глаза. – Почему вы не дадите мне спокойно умереть?

– Не надо так драматизировать, – Аоки не смогла удержаться от смеха.

Она поставила еду и протянула лекарство, которое приготовили Ченна и Ками.

– Травы закончились, так что расходуй понемногу, – её голос был серьёзным. – Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы достать тебе ещё. Я обещаю.

Блю взяла пакет. От Аоки не ускользнуло, что даже это небольшое движение, казалось, причиняло ей боль, она поморщилась, когда слишком сильно пошевелила ногой. Блю осторожно откинулась на спинку стула, тёмные глаза сверкнули из глазниц.

– Тебе ещё плохо? – осторожно спросила Аоки.

– Я в порядке. Это просто порез.

– Порез, который ты получила четыре недели назад от меча.

– Спасибо, что напомнила, – Блю нахмурилась ещё сильнее.

– Тебе надо… – Аоки склонилась над ней. – Я могу помочь тебе почистить рану, может быть...

– Я же сказала, что со мной всё в порядке! – огрызнулась Блю, теперь жёстче, и грозно прищурилась.

Аоки знала этот взгляд. За свою жизнь во дворце она много раз сталкивалась с ним, как до, так и после Нового Года. Раньше это обычно сопровождалось каким-нибудь едким комментарием, например, о том, во что одета Аоки, или об оплошности, которую она допустила на ужине с придворными чиновниками. Теперь, однако, складывалось впечатление, что Блю беспомощна без своих обычных язвительных комментариев. Она по-прежнему глумилась, огрызалась и хмурилась через слово, но это было уже не то, а её поведение становилось неконтролируемым. В ней было что-то сломленное, как будто в любой момент она могла либо разразиться криками, слезами, либо и тем и другим вместе.

Когда стража привела всех Бумажных Девушек — ну, почти всех — обратно в Женский Двор во время нападения на Парящий Чертог, им приказали оставаться внутри до дальнейших распоряжений. Аоки, Ченна, Чжэнь и Чжинь были слишком расстроены, чтобы заметить, что Блю ранили в бою. Следующие две ночи Блю пряталась в своей комнате, а остальные девушки ждали новостей, но так и не дождались. Только после того, как паника рассеялась, уступив место тлеющему смиренному страху, с которым можно было справиться, Аоки с другими девушками, наконец, осмотрели Блю. Аоки сразу же почувствовала себя виноватой за то, что так долго оставляла её одну. Половицы в её спальне потемнели от засохшей крови, Блю была болезненной и подрагивала, из глубокой раны на левой икре сочился гной.

Теперь взгляд Аоки скользнул по половицам. Они сделали всё возможное, чтобы прибраться, но на коричневом фоне по-прежнему виднелись сероватые пятна. Чувство вины снова охватило её.

– Пожалуйста, Блю, – попросила она. – Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. Мы все в одной лодке, ты же знаешь...

Звук бегущих шагов в коридоре снаружи прервал её.

– Госпожа! – раздался испуганный голос. – Госпожа, поторопитесь!

Ченна и близнецы выбежали в холл. Несколько раз переглянувшись с Блю, Аоки спотыкаясь вышла в коридор и увидела Ками.

Девушка Касты Стали тяжело дышала, снежинки запорошили её волосы и завивающиеся бараньи рога.

– В чём дело, Ками? – спросила Ченна, которая единственная сохраняла спокойствие.

Та едва дышала:

– Прибыл генерал Ндезе с посланием от Короля, – объявила она.

Аоки показалось, словно за долю секунды она ушла глубоко под воду. Она оглохла от пульсирующего гула, и всё, казалось, раскачивалось в медленном океанском потоке. Ей казалось, что голос Ками доносился откуда-то издалека, хотя девушка стояла прямо перед ней.

Прямо перед ней — и смотрела прямо на неё.

– Король хочет видеть вас, госпожа Аоки.

Повисла напряжённая тишина. Аоки скорее почувствовала, чем увидела, как другие девушки повернулись к ней. Её поле зрения сузилось до колеблющейся точки где-то над головой Ками.

Она почувствовала руку на своём плече.

– Аоки, – голос Ченны был резким. – Ты идёшь?

Это был бессмысленный вопрос. Как будто кто-то из них мог проигнорировать вызов Короля.

Они видели, что случалось с теми, кто пытался это сделать.

Аоки провела языком по губам. Она открыла рот, но не произнесла ни слова и поняла, что впервые за долгое время, с тех пор как она поселилась здесь, в Сокрытом Дворце, она искренне не знала ответа на этот вопрос.

Король хочет видеть её. Её.

Раньше это было бы хорошей новостью. Лучшей новостью. Даже сейчас её сердце билось одновременно от ужаса и виноватой, сияющей радости.

После Лунного Бала прошёл месяц, и за это время Король не позвал ни одну из своих Бумажных Девушек. Он даже не прислал никаких вестей, не подал признаков того, что жив. Та скудная информация, которой они располагали, поступала от горничных, которые узнавали последние новости о положении во дворце и королевстве от добрых демонов Женского Двора, которые контрабандой доставляли им еду и другие предметы первой необходимости, или от случайных сочувствующих стражников. Они узнали, что Король жив, но тяжело ранен. Что нападение спланировали Леи и Майна вместе с генералом Рю. Что Король вскоре отправится на войну с Ханно. Но у них не было возможности узнать, было ли что-либо из этого правдой.

Аоки собиралась это выяснить.

– Генерал Ндезе ждёт, – торопила Ками. – Надо идти!

Аоки кивнула, по-прежнему пребывая в оцепенении. Она почувствовала уверенное прикосновение Ченны, крепкие объятия близняшек, услышала их ободряющие слова. Но над ней словно захлопнулась крышка, и ничего из этого до неё не доходило. Направляясь вслед за Ками по коридору, Аоки оглянулась на комнату, из которой она только что вышла.

Блю продолжала сидеть под окном. Её поза была такой же, как и раньше: ноги подтянуты, руки обхватывают ноги. И всё же вместо хмурого выражения, которое было у неё всего несколько минут назад, выражение её лица сменилось таким, какого Аоки никогда у неё не видала, хотя достаточно часто видела у других — и у самой себя, — что сразу узнала его.

Страх.

Генерал Ндезе со стражниками молча отвели Аоки в Королевский Двор. Как и в Бумажном Доме, Аоки поражалась тому, насколько тихо в остальной части дворца. Улицы были почти пусты, лишь изредка снующие горничные или придворные чиновники быстро проходили мимо, опустив головы, при виде стражников, марширующих чётким строем. В крепости Короля их шаги гулко отдавались от тёмного каменного пола. Здание всегда производило впечатление холодного и внушительного, но без обычной активности неприветливая атмосфера стала просто гнетущей.

Сердце Аоки колотилось в такт тяжёлым шагам когтистых лап генерала Ндезе, пока они шагали по гулким коридорам. Беспокойство росло с каждой секундой. Двери, ведущие в красивые сады во внутреннем дворе и сверкающие бальные залы, были наглухо закрыты. По углам раздавались шепотки, но едва они приближались, как сплетничавшие слуги разбегались.

Они были на полпути к длинной мраморной лестнице, ведущей в личные покои Короля, как дверь на нижнем этаже распахнулась. Появились два демона-стражника, они тащили человека-льва, который отчаянно сопротивлялся.

– Прошу вас! – крикнул он, и его голос отразился от каменных стен. Стражники дёрнули его так грубо, что он упал на колени. Его канареечно-жёлтая мантия вся сбилась, бусины из заплетённой гривы выпали и отскочили от пола во время борьбы. – Отведите меня к тому, кто обвиняет меня в этих преступлениях. Я хочу знать, кому сказать "спасибо" за такую ложь!

– Тебя арестовали именем Короля, – прорычал один из стражников.

– Но... но это безумие! – человек-лев искренне удивлялся. – По крайней мере, у меня есть право на справедливый суд! Я могу заверить вас, что вообще не связан ни с каким кланом Амала!

Второй стражник, дородный демон-обезьяна, ткнул человека-льва коленом в бок.

– Тогда, возможно, в будущем не стоит носить их цвета, – усмехнулся он и мерзко ухмыльнулся. – Собственно, его у тебя и не будет.

– Вы про мою одежду? Но это же ничего не значат! Жёлтый – любимый цвет моего мужа, только поэтому я и одеваюсь в жёлтое. Пожалуйста, вы должны мне поверить! – его полные паники глаза расширились. Человек-лев поднял голову и заметил генерала, стоявшего с Аоки на лестнице. – Генерал Ндезе! Хвала богам! Пожалуйста, прекратите это безобразие. Мы с вами работали вместе много лет. Вы знаете, что я верен Королю. Скажите же им! Нельзя же забирать меня вот так, без доказательств. Я же советник Лунного Двора, а не какой-то обычный раб из Касты Бумаги!

Лицо генерала Ндезе оставалось бесстрастным. Он ещё на мгновение задержал взгляд своих крокодильих глаз с оливкового цвета на человеке-льве, а потом отвернулся.

– Здесь я бессилен, советник Чун. И Небесный Владыка может поступать так, как считает нужным, – он взмахом руки подал знак Аоки и стражникам продолжать подниматься по лестнице.

На последних нескольких ступеньках её руки дрожали. Отчаянные крики человека-льва не прекращались и затихли, только когда они вышли за пределы слышимости.

– Что это было? – шёпотом спросила потрясённая Аоки, вытягивая шею, чтобы посмотреть на генерала Ндезе.

Человек-крокодил продолжал смотреть вперёд.

– При Дворе выявили нескольких неверных Королю, – категорично ответил он. – После инцидента в канун Нового года Король издал указ, позволяющий арестовывать обвиняемых и предъявлять им обвинения без суда.

– Но этот человек говорил, что против него нет улик. А наказание за государственную измену... – Аоки замолчала, внутри у неё всё сжалось.

Генерал не ответил. Они подошли к покоям Короля.

Аоки уставилась на высокую арку и тяжёлые деревянные двери, уходящие глубоко в ниши. За те месяцы, что она пробыла Бумажной Девушкой, эти тёмные деревянные двери стали многое для неё значить. Сначала они означали страх, огромное напряжение и тревогу, которые сопровождали встречи с Королём наедине. Но напряжение медленно превратилось во что-то более змеиное и скользкое, смешанное с желанием доставить удовольствие демону, сидящему за этими высокими дверями, и новой надеждой, что он ожидает её прихода так же, как и она.

Когда она была здесь в последний раз, от вида дверей её сердце засияло. Теперь прежний ужас вернулся. Но радость, надежда и желание никуда не делись и беспокойно ворочались у неё внутри, как неудобные соседи по постели.

Генерал Ндезе указал на дверь кончиком когтя.

– Иди, Аоки-чжи, – указал он.

Уже несколько недель её так никто не называл. Она моргнула, поражённая, и, спотыкаясь, шагнула вперёд. Двери со стоном распахнулись.

В коридоре царила кромешная тьма. Аоки вздрогнула от звука закрывающихся за ней дверей, но прерывисто вздохнула и продолжила идти. Её легкие шаги едва нарушали тишину. Впереди горел рубиновый свет, в тёплом воздухе разливался сладкий аромат свечей, наполнявших покои Короля. Аромат всегда был приятен ей, девушке, которая любила десерты почти так же сильно, как Короля. Но сегодня аромат был столь тяжёлым, почти удушливым.

Он любит тебя, напомнила она себе. Он сказал, что любит тебя. Он хочет сделать тебя своей Королевой. Он не причинит тебе вреда. Он не будет винить тебя за то, что Л...

За то, что они сделали.

Как всегда, незамедлительно последовал ещё один вопрос.

А разве он виноваты в том, что они сделали?

Затем среди мерцающего красного света раздался голос Короля, и всё остальное вылетело у неё из головы.

– Аоки-чжи.

Голос был какой-то неправильный, грубый, надтреснутый и гортанный. Но это был его голос.

Что-то ожило в её душе.

– Мой... мой Король, – выдохнула она, слёзы защипали ей глаза.

Она ускорила шаг, выйдя из коридора в залитую свечами комнату, где на золотом троне восседал Король.

– Дорогая моя, я так по тебе скучал, – улыбнулся он, увидев её.

Аоки опустилась на пол в низком поклоне, пульс участился. Она прижалась пальцами к холодному камню, пытаясь скрыть потрясение на лице. Но она ничего не могла поделать со слезами, которые потекли по её щекам при виде него.

Его лицо. Его прекрасное лицо.

Ками и другим служанкам рассказали о травмах Короля, а они, в свою очередь, поделились сплетнями с Бумажными Девушками. Но то были всего лишь сплетни: кто-то сказал, что король потерял обе ноги по колено; другой – руку; ещё один – глаза. Одна женщина даже сказала, что ему вырвали сердце, а на его место пересадили сердце шамана, и другие шаманы, колдующие круглосуточно, поддерживают его биение.

– Если подытожить всё то, что он, по слухам, потерял, останется только один локоть, – как-то язвительно заметила одна из близняшек, отчего Аоки разрыдалась и выбежала из комнаты.

Ченна тогда подошла к ней и заключила в объятия.

– Не волнуйся, с Королём всё в порядке. Уверена, что с ним всё в порядке, – сказала она, поглаживая себя по волосам, хотя в её голосе звучали жёсткие нотки, как будто слова давались с трудом.

– Тогда почему он не хочет меня видеть? – в истерике рыдала Аоки.

Теперь она знала почему.

Она выпрямилась в поклоне. На этот раз, подняв глаза на лицо Короля, она улыбалась, хотя по её щекам продолжали течь слёзы.

– Я… я тоже, – сказала она ему через сбившееся дыхание. – Я скучала по вам каждый день, мой Король, каждый миг. Жаль, что вы не вызывали меня раньше.

Его арктическо-голубой взгляд был пронзительным.

– Ну, теперь мы наконец увиделись, – его надломленный голос ощущался, как грубое прикосновение к коже. – Скажи мне, милая Аоки, тебе по-прежнему нравится то, что ты видишь?

Хотя ей было больно, она заставила себя посмотреть на него и сморгнула слёзы, когда её взгляд с любовью скользнул по натянутой, внешне огрубевшей коже, которая натянулась над неровной впадиной его пустой правой глазницы, по сморщенным бороздкам на его горле, куда, должно быть, вонзилось что-то острое. Отсутствие правого глаза нельзя было не заметить, и ей пришлось заставить себя посмотреть в его оставшийся глаз, обращаясь к нему.

– Да, – прошептала она. – Я буду любить ваше лицо, каким бы оно ни было, потому что оно принадлежит вам.

Его улыбка стала шире, обнажив зубы.

– Иди сюда, – он раскрыл объятия.

Она подбежала к нему и растаяла в его объятиях.

Час спустя Аоки по-прежнему была в объятиях Короля, хотя теперь они лежали в его огромной кровати под простынями. Пот выступил на её обнажённой коже. Сердце радостно билось, словно крошечные крылышки колибри в груди. Король обнимал её, как всегда, когда они были наедине, одной рукой обхватив за спину, а она прижималась к нему, уткнувшись подбородком и щекой в его грудь, и улыбалась.

– Мне этого очень не хватало, – пробормотал он. Его пальцы сжали ей плечо.

Его надломленный голос по-прежнему звучал хрипло, и ей захотелось захныкать, когда она подумала о той агонии, через которую он прошёл, о боли, которую он ещё может испытывать. Он рассказал ей о ежедневных посещениях шамана. Долгие, неприятные сеансы, когда его кожу, кости и ткани сращивали, насколько это было возможно. Ни один из двоих не упоминал, кто его так покалечил. Конечно, об этом тоже ходили слухи, и, в отличие от других слухов, у Аоки были некоторые сведения, из которых можно сделать собственные выводы. Но она была слишком напугана, чтобы задать подобные вопросы вслух.

Если это она — Леи, — значит её лучшая подруга пыталась убить её любимого мужчину.

Если это не она, то ей невыносимо было думать о том, что случилось с Леи. Почему бы ей не вернуться в Бумажный Дом вместе с остальными, если она никак не связана с предательством Майны и Ханно?

Её пальцы играли с короткими каштановыми волосами, покрывавшими тело короля, и свет свечей подчёркивал их золотистые тона.

– Давайте поскорее увидимся ещё, – попросила она, задыхаясь. – Пожалуйста?

– Я очень занят, Аоки, – он прищёлкнул языком. – Даже больше, чем раньше.

– К-конечно. Я не хотела вам перечить. Я просто… не могу так долго быть без вас. Мне так тяжело в Бумажном Доме. Мы там одни, а Блю ранена, ей нужно лекарство...

– Так вот оно что? – Король отстранился от неё так быстро, что она почувствовала холод воздуха на коже. Теперь он свирепо смотрел, рубец вокруг его правого глаза сморщился. – Ты пришла жаловаться на то, как вам, девочкам, трудно?

Аоки приподнялась на руках.

– Нет! – закричала она, потянувшись к нему. — Мой Король, я...

– Я отдал вам всё, – он оттолкнул её руку. – И как вы мне отплатили? – его голос превратился в грохот, который прокатился по зеркальной комнате. – Одна из вас переспала с моим солдатом! Двое других переспали с друг с другом. И те же двое...

Король зашёлся отрывистым кашлем. Его лицо исказила судорога боли, он схватился за шею и сжали её, пока лёгкие разрывались от кашля.

Аоки хотелось обнять его, прогнать поцелуями боль. Но она знала, что сейчас он этого не оценит, поэтому ждала, прикрывая простынёй грудь и смотря на него заплаканными глазами.

Когда кашель утих, его голос звучал ещё более нервно, чем раньше:

– Слишком многие из вас, девушки, предавали меня. Я думал, ты не такая, Аоки.

– Я действительно не такая! – её сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Его единственный глаз посмотрел на неё и мрачно блеснул. Мгновение спустя гнев сошёл с его лица. Он опять расслабился на подушках, протянул руку и уложил Аоки обратно на сгиб своей руки. Он прижал девушку к себе, чуть крепче, чем следовало, но она не возражала. Она закрыла глаза и прижалась к нему, чувствуя головокружение от облегчения.

– Простите меня, – прошептала она.

– Нет, – сказал он, знакомое мурлыканье в его голосе проступало сквозь грубость. – Ты была права. Ты не такая, милая Аоки. Ты всегда была не такой. На самом деле, я должен поблагодарить тебя.

– Меня?

– Да. Ведь это ты рассказала мне, что две девушки стали любовницами. Если бы не ты, я бы не был готов к их второму предательству. Наверное, тогда мне было бы ещё больнее, – теперь его рука действительно сильно сжималась. – Ты помогла мне, дорогая. Спасибо тебе.

Аоки онемела. Она попыталась поднять голову, но рука Короля лежала у неё на затылке и прижимала её к своей груди, так что она видела только его торс и ноги – их обнажённые тела, переплетённые во множестве осколков зеркала, окружавших комнату, напоминали сломанный панцирь какого-то гигантского жука.

Тишина пульсировала.

Она прерывисто вздохнула:

— Я... я ничего о них не знала, – солгала она.

– Милая Аоки, не нужно стыдиться, – фыркнул Король. – Мне известно, что она была твоей подругой. Может быть, ты даже любила её. Но я знаю, что ты любишь меня больше, – он говорил так успокаивающе, так нежно, как только позволял его надломленный голос. – Ты же помнишь – это было в один из вечеров, которые мы провели вместе за пару недель до Лунного Бала. Я спросил тебя, как дела у других девушек. Ты сказала, что беспокоишься о… – он запнулся. Рука на её затылке дёрнулась. – …о подруге, – продолжил он через несколько секунд, хотя обоим было ясно, что он имел в виду Леи. – Ты говорила, что в последнее время она усталая и какая-то отстранённая. Ты сказала, что давно с ней не общалась, а когда я спросил тебя, почему вы в последнее время не общаетесь, ты замолчала и покраснела. Ты стала такой же, как и когда я целую тебя — или когда ты говоришь что-то, чего не стоило говорить.

Аоки будто окатило ледяной водой. Она снова попыталась поднять голову, и на этот раз Король помог ей, почти болезненно повернув ей шею и приблизив к себе. Он улыбался, но его единственный глаз был холоден. Он очень нежно провёл шершавым пальцем по её щеке.

— Я ничего такого не имела в виду... – слёзы навернулись ей на глаза.

– Ты помнишь, что сказала мне потом? Когда я начал выпытывать, с кем ещё она дружит, ты назвала Майну-чжи и снова очаровательно покраснела, – он скользнул рукой по её щёчке, запустив пальцы в волосы. – Конечно, это было не всё. Ты мне рассказала ещё много чего, но кое-что я заметил и сам или услышал от других. Но именно тогда я и понял, что происходит. Уже на следующий день я послал солдат в Сяньцзо, чтобы её семью привезли на Лунный Бал.

Аоки чуть не стошнило. Её сердце бешено колотилось, по щекам текли слёзы, она смотрела на Короля, которого так сильно любила. Как и голос, его лицо сильно пострадало от того, что произошло в ночь под Новый Год. Но кроме того, он казался оскорблённым. Теперь она ясно это видела. Что-то в нём было не так. Тьма, которой она раньше не видела, вырвалась на свободу внутри него, как будто шаман наложил проклятие на его душу.

Чувство вины пронзило её, едва она подумала об этом. Но она не могла этого отрицать.

– Мне ж-жаль, – хрипло сказала она. – Мне не хотелось причинять вам боль.

– Тише, – Король привлек её к себе, вытерев слёзы кончиками пальцев. – Я знаю, милая. Ты пыталась защитить меня. Вот как ты меня любишь. И я делаю всё это для тебя, потому что тоже тебя люблю. Ты ведь это понимаешь, не так ли?

– Конечно, – пробормотала она, прижимаясь к нему дрожащими пальцами.

– Вот почему я держу вас, девушек, в Бумажном Доме. В мире много жестокости. Многие готовы причинить боль вам, чтобы добраться до меня. Я не вынесу, если это случится. Ты ведь тоже не позволишь этому случиться, правда, милая Аоки? Ты останешься с остальными девушками в доме, чтобы я мог обеспечить вашу безопасность?

– К-конечно, – выдохнула она. — Мне так жаль, так жаль...

– Тише, – снова проворковал он. – Моя милая, сладкая Аоки. Скоро всё закончится. У меня есть план. Те, кто восстал против меня, будут наказаны, а такие, как ты, кто продолжает быть верными мне, будут вознаграждены. Так что тебе не о чем беспокоиться, не так ли? Ты всегда была верна мне.

Слёзы текли по её щекам на мех Короля.

– Д-да, – пробормотала она, запинаясь.

Это не было ложью, но и не было до конца правдой.

Потому что плакала она не из-за себя или Короля. Аоки думала и о Леи – прекрасной, храброй подруге, благодаря которой она чувствовала себя во дворце в безопасности и была любима ещё до того, как её полюбил Король. Леи всегда окружала Аоки добротой, смехом и заботой. Леи доверяла ей свои секреты, но Аоки рассказала самую большую её тайну Королю.

Она снова задалась вопросом: что случилось с подругой? И снова страх удержал её от вопроса – не только из-за того, насколько ужасным может оказаться ответ, но и из-за осознания того, что она сама, пусть и невольно, сыграла свою роль в произошедшем.