Девушки бури и тени

31.

На следующее утро я стараюсь не встречаться с Майной, а посвящаю себя занятиям с Шифу Цаэнем. Он, кажется, удивлён, но доволен, когда я спрашиваю его. Сначала он впечатлён моей силой, хвалит мою новую энергию и страстную решимость, с которой я сражаюсь. Но по мере того, как я веду атаку за атакой, не останавливаясь, чтобы перевести дух, не делая даже глотка воды после почти часа, проведённого на пекле, он начинает беспокоиться.

– Пора остановиться, – приказывает он, отражая мои агрессивные удары мечом.

Полчаса назад он перестал нападать сам и стоит в оборонительной стойке спиной к мачтам.

Я продолжаю бороться. Пот стекает со лба. Кровь стучит в ушах, заглушая почти всё остальное. Я смутно ощущаю свои потрескавшиеся губы, прилипший к коже песок и вкус крови во рту. Должно быть, я прикусила язык.

Я выплёвываю комок кровавой слюны и продолжаю.

На палубе вокруг нас собралась толпа, но я игнорирую их, моё внимание сосредоточено на Цаэне. Я двигаюсь механически, движимая яростью и чувством вины, настолько сильными, что вряд ли ощущаю разницу. "Ты этого всё это время ждал? – хочется прорычать ему. – Ты этому пытался меня всё это время научить – как объединять тело, разум и душу?" Вот кем я стала: просто движущимся телом; разумом, сосредоточенным на Цаэне; и душой, разбитой, изорванной в клочья, сломленной и бушующей.

Душой солдата.

Ты этому меня учил?

Майну ты уже этому научил? Сделал из неё идеального воина?

Да, Цаэнь и Кетаи своего добились – они сломали её. Это они виноваты в том, кем она стала.

Прошлой ночью Майна была права. Быть невероятной – не значит быть хорошей.

Милое лицо Аоки вспыхивает в сознании, но в следующую секунду его сжигают образы её семьи – обугленные тела, сваленные в кучу в руинах их дома. Из горла вырывается рычание, столь же дикое, как рычание снежного барса, с которым Нитта, Бо и я столкнулись в горах Гоа-Чжень много месяцев назад.

– Леи, пора остановиться! – снова выкрикивает Цаэнь, уже громче.

Я отвечаю высоким ударом ногой. Он отходит назад, уворачиваясь от моего бедра. Я быстро прихожу в себя; с воплем прыгаю вперёд.

Мне повезло с выбором времени. Когда корабль переваливает через вершину дюны, я набираю побольше воздуха и несусь на Шифу. Мы вдвоём приваливаемся спиной к мачте, прижавшись грудь к груди – как любовники, как враги.

Держась одной рукой за его плечо, я подношу вложенный в ножны кинжал к его шее, издавая торжествующий выкрик.

Цаэнь отбрасывает моё оружие и отталкивает меня от себя. Я на секунду спотыкаюсь, чтобы восстановить равновесие. Затем снова бросаюсь на него, целясь сжатым кулаком ему в челюсть.

– Я сказал, хватит! – он отталкивает локтем мою руку.

Я замахиваюсь на следующий удар, когда чьи-то руки обхватывают мне талию.

– Умоляю, Леи! – кричит Нитта. – Так ты навредишь только себе!

– Мы тренируемся! – кричу я, отбиваясь от неё.

– Это уже не тренировка, – тяжело дыша, Цаэнь откидывает со лба мокрые пряди волос. – Мы честные воины, а не головорезы с большой дороги. Сражаться нужно с уважением и самоконтролем. Неужели я ничему тебя не научил?

– О, ты многому меня научил, – мои губы кривятся. – Меррин был прав. Вы с Кетаи пойдёте на всё ради достижения своих целей. Не важно, кто при этом пострадает.

– Идёт война, Леи. Сражаться нужно с убеждением.

– Тебе не кажется, что именно этим Король Демонов тоже оправдывает свои поступки?

– Он сражается без чести, – сердито смотрит на меня Цаэнь. – Король стремится только к разрушению.

– Тогда какая разница? – я стряхиваю с себя Нитту, хотя та держится рядом, готовая снова прыгнуть, если понадобится. – Вся борьба сводится к тому, кто первым нанесёт смертельный удар, – мой взгляд перемещается туда, где Майна наблюдает за происходящим с задней части палубы, её лицо наполовину скрыто длинными прядями волос, развевающимися на ветру. – И к тому, сколько раз ты сможешь это сделать.

По палубе раздаются шаги острых когтей.

– Знаете, а она абсолютно права, – говорит генерал Лова, уперев руку в бедро. Другой рукой она протягивает кожаную фляжку. – Держи, маленькая воительница. Тебе надо попить.

Я с хмурым видом беру у неё флягу и осушаю её одним глотком.

– Это был впечатляющий бой, – она с уважением смотрит на меня. – По выносливости и скорости ты могла бы соперничать с моими лучшими воинами. У тебя не было опыта до тренировок с Цаэнем?

– У меня… мне преподали пару уроков во дворце, – я избегаю смотреть на Майну.

– Неужели наложниц теперь учат драться? – хотя у Ловы лёгкий тон, в её глазах есть твёрдость, а в улыбке – жёсткость. – Как раз, чёрт возьми, вовремя, – она собирается сказать что-то ещё, но тут поднимает голову – и мгновенно скисает. – Что он там делает?

Мы все оборачиваемся и следим за её взглядом. Полуденное солнце светит так ярко, что поначалу трудно что-либо разглядеть. Песок и небо сливаются воедино, образуя огненно-белую глазурь. Затем глаза привыкают.

Силуэт крылатой фигуры вырисовывается на фоне туманных облаков и несётся к нам.

Ахнув, Нитта подбегает к перилам и приподнимается на цыпочки, чтобы оглядеть золотые холмы.

— Это он! – кричит она. — Это Меррин!

Знакомый силуэт приближается. Теперь он опускается, длинные руки-крылья сверкают золотом в солнечном свете там, где они раскинуты по бокам. Как только он оказывается достаточно близко, чтобы я могла разглядеть его прищуренные глаза и графитовые кончики перьев, раздаётся грохот.

Что-то летит к нему по воздуху.

Меррин сворачивает. Пороховой шар взрывается снопом искр и клубами дыма там, где он летел всего несколько секунд назад.

Я оборачиваюсь. Дым клубится вокруг Ловы, вскинувшей на плечо свою пушку.

– Лова! – кричит Майна.

– Что ты делаешь? – кричит Нитта.

– Полегче, генерал, – спокойно добавляет Нор, прислонившись к каюте рядом с Озой и скрестив руки на груди. – Давай сейчас не будем тратить порох впустую.

Лова игнорирует их всех, её лицо превращается в свирепую маску. Она шагает вперёд.

– Птица! – кричит она, её глубокий голос перекрывает шум лодки. Она не опускает пушку. – В последний раз, когда я видела тебя, ты оскорбил одну из моих самых любимых людей в мире. С чего ты взял, что я приму тебя обратно на свой корабль с распростёртыми объятиями?

Меррин держится на расстоянии.

– Я не жду прощения за свои слова! – кричит он в ответ, пролетая рядом с кораблём. – Но я пообещал Кетаи, что доведу эту миссию до конца, и намерен это сделать.

– Неужели? Поэтому несколько дней назад ты в гневе улетел?

– Прошу вас, генерал, – Меррин обводит взглядом палубу, останавливаясь на мне взглядом. На его лице появляется странное выражение, которое я не могу определить — что-то вроде вины, но печальнее. – Я вёл себя, как ребёнок. Мне просто нужно было немного времени. Этого больше не повторится.

Шифу Цаэнь делает шаг вперёд, его загорелый лоб наморщен:

– Меррин работает на нас много лет, генерал. На него можно положиться.

Девушка-львица поднимает брови.

– Вы оба назвали меня "генерал". Вы правда пытаетесь перетянуть меня на свою сторону, – весёлый изгиб её рта исчезает. Она поудобнее сжимает пушку, но не опускает её. – У меня вошло в привычку не доверять дезертирам. Подведёшь меня однажды, потеряешь моё доверие на всю жизнь, – говоря это, она переводит взгляд на Нитту. — А теперь улетай, Птичка, или...

– Ло.

Майна подошла к Лове сбоку, встав к ней чуть ближе, чем мне бы хотелось. Склонив головы, они разговаривают тихими голосами, чтобы остальные не слышали. Стоя вот так бок о бок, когда горячий ветер пустыни треплет им одежду и волосы, они похожи на пару богинь, отлитых из золота в Царстве Небесного, и у меня внутри всё переворачивается от того, насколько прекрасно они смотрятся вместе.

Меньше чем через минуту Лова опускает пушку и поворачивается обратно к Меррину.

– Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, что на твоей стороне такая, как Майна. Но не обольщайся. Если ты отступишь хотя бы на один коготь от линии, я без проблем разорву тебя на тысячу кусочков.

Когда Меррин делает петлю вокруг жёлтых парусов, чтобы зайти на посадку, Лова добавляет, пожимая плечами, почти про себя:

– Может быть, я воспользуюсь вместо этого своим мечом – будет меньше грязи, – она смотрит на Нор и Озу. – Помните, как я в последний раз разнесла демона на части этой штуковиной?

– Мы несколько дней находили его останки на лодке, – ухмыляется Нор.

– Во всяком случае он пригодился в качестве приманки для пустынных собак, – самодовольно говорит Оза.

Когда Меррин приземляется, только Нитта, Майна, Цаэнь и я подходим к нему. Амалы заняты корабельными работами, упорно игнорируя его.

Нитта обвивает руками его шею.

– Я так рада, что ты вернулся! – всхлипывает она, зарываясь лицом в его взъерошенные ветром перья.

Меррин моргает, выглядя почти рассерженным, и грубо отталкивает её. Его перья колышутся. Он распушает их, а потом складывает и прижимает к телу, его руки уменьшаются вдвое.

– Уйдя, я совершил ошибку, – хрипло говорит он. – Я… реагировал на недавние события, недавние потери. Но, как я сказал Лове, я обещал Кетаи. Я не нарушаю своих слов, – его глаза скользят по нам, что-то тёмное появляется в них, когда они останавливаются на Цаэне и Майне. Выражение его лица смягчается, когда он смотрит на Нитту и меня. – Надеюсь, вы сможете простить меня.

– Конечно, Меррин, – Нитта кладёт руку ему на плечо.

– Мы уже простили тебя, – улыбаюсь ему я.

– Спасибо, что вернулся, Меррин, – говорит Шифу Цаэнь.

Майна мотает головой.

– Мне так жаль, что я не смогла защитить Бо и Хиро. Ты был прав. Я подвела вас, – её голос срывается. – Вас всех.

Меррин прочищает горло.

– Спасибо, Майна, – натянуто отвечает он.

– Обед готов! – раздаётся крик с другого конца палубы.

Мы собираемся под брезентом. Когда Лова проходит мимо меня с тарелкой чечевицы с орехами кешью, политыми мёдом, она наклоняет голову к моему уху. Её голос напоминает шелковое мурлыканье.

– Какая жалость, что в меню нет птицы, запечённой целиком. Также нет сладкого соуса чили, с которым чечевица была бы просто восхитительна, – она причмокивает губами; её глаза озорно блестят. – Это почти лучшее, что когда-либо касалось моего языка, – когда румянец заливает мне щёки, она поднимает голову, повышая голос, чтобы обратиться к группе. – Птица очень вовремя. Мы всего в двух часах пути от лагеря. Так что не ешьте слишком много — сегодня вечером мы будем пировать в истинном стиле Амалы, и вам захочется чтобы в желудке было пусто, чтобы как следует наесться.

– Никогда не думал, что увижу одно из тайных убежищ печально известного Кошачьего Клана, – криво усмехается Меррин.

– Никогда не думала, что вернусь,– бормочет Нитта.

– Вообще-то, – говорит Лова, – я думаю, будет лучше, если вы двое останетесь за воротами лагеря, учитывая все обстоятельства. Уверена, вы понимаете. Я распоряжусь, чтобы на корабль прислали еду, одежду и постельные принадлежности вместе с ваннами для купания. У вас будет всё, что нужно.

К моему удивлению, Меррин, кажется, испытывает облегчение от этой новости, а Нитта кивает.

– Хорошая идея, – коротко говорит она. – Спасибо.

– Подождите, – говорю я. – Так нечестно. Нитта и Меррин сражались на нашей стороне на каждом шагу этого пути. Они заслуживают такого же тёплого приёма, как и все мы.

– Вот именно, – соглашается Лова. – Но боюсь, что кошки не будут им рады. У нас давнее недоверие к птицедемонам, а Нитта – изгнанница, – она пальцами зачерпывает чечевицу и отправляет её в рот. – Так будет намного удобнее для всех.

– Всё в порядке, Леи, – шепчет мне Нитта. – В любом случае, у меня и так много друзей, и все они здесь.

Мы сталкиваемся плечами, улыбаясь. По другую сторону от неё Меррин отворачивается.

С уколом грусти я понимаю, что после слов Нитты он, должно быть, вспомнил о Бо.

После обеда Лова, Оза и Нор готовятся к прибытию в лагерь, остальные помогают, чем могут. Амалы – кочевой клан. Они путешествуют по пустыне пятью группами на случай засады, никогда не останавливаясь в одном месте дольше двух месяцев. Пока я помогаю ей надежно закрепить наши припасы на палубе, Нор рассказывает мне, что каждый лагерь назван в честь одного из богов, которым поклоняется Кошачий Клан.

– В какой из них мы идём? – спрашиваю я.

– Лагерь Самси. Он самый маленький, но, безусловно, самый шумный, чего и следовало ожидать, поскольку назван в честь Бога Проказ и Неприятностей, – она подмигивает. – Надеюсь, ты в праздничном настроении.

– Что-то мне не кажется, что сейчас лучшее время для вечеринки, – сухо отвечаю я.

Старая женщина-тигрица становится серьёзной.

– Иногда, Леи, вечеринка – это именно то, что нужно в такие моменты, как этот. Всё становится очень мрачным, и надолго. Всем нам пойдёт на пользу немного повеселиться, пока можно, – она поднимает глаза на свист Ловы. – Я бы посоветовала тебе взобраться на планшир и крепко держаться. Мы уже несколько недель не были в лагере. Генерал наверняка захочет выступить в своей любимой манере.

— Дай угадаю, – вздыхаю я. – С помпой?

Когда мы все направляемся к перилам, я переглядываюсь с Ниттой. Она выглядит взволнованной.

– Давно ты тут не была? – киваю я в сторону лагеря.

– Слишком долго, – она проводит рукой по своим песочного цвета волосам и выдыхает. – И недостаточно долго.

– Что именно у вас произошло? – спрашиваю я, понижая голос. – Не могу представить, чтобы вы с Бо сделали что-то такое, что могло бы кого-то расстроить, – когда она приподнимает бровь, я добавляю: – Хорошо, может быть, виноват только Бо. Но всё же, ничего настолько серьёзного, чтобы это каралось изгнанием.

Бледно-зелёные глаза Нитты печальны.

– Помнишь, я говорила Меррину, что тайны – это самое опасное в мире? – она бросает взгляд через плечо в направлении Ловы. – Ещё хуже, когда те, с кем ты делишься тайнами, не доверяют тебе.

Прежде чем она успевает что-то объяснить, Лова свистит снова, и мы спешим к перилам. Лова в одиночестве восседает на носу лодки, словно ожившая фигура, её мускулистые львиные бёдра согнуты, роскошные светлые волосы развеваются на ветру. Солнечный свет переливается золотыми нитями на её рубашке персикового цвета и расклёшенных хлопчатобумажных брюках. От парусов к её запястью тянется веревка. Лодка движется быстро, легко скользя по песку, как стрекоза.

Высокое солнце освещает плотное скопление палаток и юрт из лоскутного материала, все из разноцветных тканей. Между ними натянуты плетёные ленты, украшенные фонариками и талисманами на удачу. Лагерь расположен рядом с оазисом. Палатки стоят рядом с берегом, вода в оазисе искрится. Финиковые и фиговые пальмы отбрасывают тень на песок. Несколько лошадей привязаны к их стволам. Они вытягивают шеи, чтобы глотнуть воды.

Когда мы подъезжаем ближе, со смотровой вышки в центре лагеря раздаётся звук горна. Некоторые из Амалов выбегают, радостно крича и хлопая в ладоши.

Лова взволнованно вскрикивает.

– Кошки, – ворчит Меррин рядом со мной. — Всегда такие шумные...

Он подпрыгивает, когда Нор отвечает на зов, дуя в рожок из слоновой кости прямо ему в ухо.

– Приготовьтесь! – кричит с носа Лова.

Она отскакивает назад.

Пальцы едва успевают схватиться за поручень. Лова отплывает назад, скользя по воздуху. Веревка на её запястье натягивается. С радостным воплем она огибает центральную мачту, разворачивая паруса. Корабль кренится в сторону. Мы падаем на планшир, а противоположный борт лодки высоко вздымается. Песок летит мне в глаза. Я кашляю и отплевываюсь, цепляясь за корабль. Горячий ветер обжигает кожу и треплет одежду, а лодка делает резкий поворот. Смех Ловы разносится в воздухе, когда она снова прыгает и разворачивает паруса в противоположном направлении, чтобы повести нас вокруг лагеря Самси по широкому кругу.

Когда мы, наконец, останавливаемся, нас приветствуют хриплые возгласы. Руки колотят по бортам лодки. Нор, Оза и Лова улыбаются и уже спрыгивают вниз к радостной толпе.

Я поднимаюсь с того места, где свернулась в клубок у перил.

Майна подходит и протягивает руку.

– Лова... немного экстравагантна, – признаётся она.

– Ты думаешь? – я откидываю волосы с глаз.

Меррин взъерошивает перья, чтобы стряхнуть песок, а Нитта цепляется за поручни, чувствуя тошноту. Тем не менее, оба выглядят довольными, что не присоединятся к нам, и я коротко прощаюсь с ними, а потом схожу с лодки вместе с Цаэнем и Майной. Лова, Нор и Оза уже далеко впереди, их поглотила толпа собратьев по клану, едва они оказались на земле. Мы спешим за ними через пески.

После целой недели путешествий по пустынным просторам дюн, от шума и суеты лагеря я немного нервничаю — не говоря уже об огромном количестве демонов. Везде сверкают кошачьи зубы и блестят острые глаза, провожающие нас взглядом. Воздух пустыни насыщен запахами меха, пота и готовящейся пищи. Дым благовоний вьётся от больших уличных горелок, покрывая всё вокруг дымчатой пленкой. Мы пробираемся сквозь извилистый лабиринт проходов между палатками, где члены клана обмениваются товарами, сплетнями и шутками. Большинство из них одеты в ткани того же оттенка, что и расстеленные поперёк улиц. Некоторые предпочитают погреться на солнце: дети лежат, растянувшись, на прочных крышах юрт, сбросив сапоги и заложив руки за голову, а старые высохшие представители семейства кошачьих загорают в золотых лужицах солнечного света, пробивающегося сквозь щели в покрывалах, выплевывая семена лангсата и папайи на пыльный пол.

Несмотря на весь этот шум, невозможно не услышать шёпот, который доносится до нас по лагерю.

— ...дочь Кетаи Ханно...

– ...разве она не спала с генералом...

— ...без сомнения, они просят нашей помощи...

– ...Лунная Избранница – всего лишь девушка из Касты Бумаги, можешь в это поверить...

Наконец, мы подходим к большой круглой палатке, стоящей на несколько футов выше остальных. С куполообразной крыши свисают ленты, увешанные амулетами, и вымпелы с эмблемой Амалы – тремя отпечатками лап с обсидиановыми когтями на жёлтом фоне — танцуют на ветру. Двое стражников в белых рубашках и саронгах с капюшонами стоят у входа. Отодвигая ткань, они кивают в знак приветствия, явно узнавая Майну и Цаэня.

Как только за нами закрывается полог палатки, шум лагеря стихает. Внутри удушающе жарко, в полумраке светят масляные лампы, вокруг их пламени жужжат мухи. Ковры беспорядочно разбросаны по пыльному полу. Лова, Нор и Оза сидят за дальним столом с несколькими другими членами Кошачьего Клана.

Их разговор прекращается, едва они замечают нас.

Сияя, Лова встаёт из-за стола.

– Совет клана! – объявляет она. – Вы уже знакомы с Шифу Цаэнем, помощником лорда Ханно, и леди Майной, его блестящей дочерью, – она обнимает меня за плечи. – Познакомьтесь теперь с Леи. Некоторые из вас, возможно, знают её по прозвищу — Лунная Избранница.

Покрытые шерстью лица расплываются в улыбках. Раздаются одобрительные возгласы и аплодисменты, и Лова подталкивает меня вперёд, гортанно смеясь, пока меня осыпают комплиментами и хлопками в спину. Старшие члены клана щиплют меня за щёки, что, должно быть, является знаком уважения среди кошачьих демонов к тем, кто моложе.

– Аламак! Такая крошка, как ты, напала на Короля?

– Посмотри на эти глаза! Ты должна быть наполовину демон.

– Спорю, что она – наполовину лев.

– А я говорю – наполовину тигр!

– Наверное, она сервал – такая же тощая, как собака.

Лова машет им, чтобы они замолчали.

– Ладно, отстаньте от девушки. У неё было тяжёлое путешествие. У всех наших гостей тоже, – она щёлкает пальцами в сторону Стальной девушки, терпеливо стоящей на коленях у двери. Из-под её саронга выглядывает пушистый хвост. – Принеси ещё два кувшина сока алоэ. И скажи поварам, чтобы начинали готовиться к сегодняшнему банкету.

Девушка кланяется и выбегает из палатки. Лова привлекает внимание другого молодого слуги. Он также из Касты Стали, его голая кожа бросается в глаза, если не считать кошачьих задних конечностей, покрытых пятнистым белым мехом. Это напомнило мне, что даже среди демонов существует иерархия власти.

– Плио, мне нужно приготовить две палатки для гостей. Им также понадобится смена одежды. Спроси старую мадам Чокри – она знает, что делать.

– Две палатки? – переспрашивает Цаэнь, когда мальчик выбегает из палатки.

– Полагаю, наши голубки будут спать в одной, – говорит Лова, её взгляд скользит по нам с Майной с лёгким намёком на ревность.

Мы с Майной напрягаемся, но ничего не говорим. Совет приглашает нас сесть за стол, и вскоре разговор углубляется в политику Ихары. Демоны сообщают нам новости со всего королевства: конфликты кланов, новые перестановки и беспорядки из-за Порчи, разоблачённые укрытия повстанцев. Их информация важна, и я пытаюсь сосредоточиться на обсуждении, даже когда в голове вертятся слова моего вчерашнего спора с Майной, как гнилой, наполовину расшатавшийся зуб, которого всё время касается язык.