Девушки бури и тени

16.

Люна и Стрела едут без устали. Первые 2 часа мы с шумом спускаемся по горному перевалу, лошади преодолевают узкую тропу с отработанной скоростью. Следующие часы проходят спокойнее, мы достигаем нижних склонов горного хребта, заснеженные хребты становятся более гладкими и менее бесплодными, выносливые кустарники и деревья без листьев цепляются за скалы. Тем не менее, Люна несколько раз заносят копыта на осыпи, входя в пару опасных поворотов. К обеду мы добираемся до равнин, которые занимают большую часть северного Шому. День безоблачный и солнечный. Свежий воздух врывается в окна кареты, а Люна скачет по утоптанной дороге.

За окном проносятся сельскохозяйственные угодья и рисовые поля. Хотя ещё стоит зима, свежевыпавшего снега здесь больше нет, земля буро-зелёная, в некоторых местах растрескавшаяся от холода. Я смотрю в окно, вдыхая запах земли и молодой травы, такой свежий после нескольких месяцев, проведённых в обществе льда, и чувствую тоску по дому — местность здесь так похожа на Сяньцзо. Экипаж начинает замедлять ход.

На другом конце скамейки Хиро садится немного прямее. Мы обмениваемся нервными взглядами. Нам нельзя останавливаться, если только не возникнет чрезвычайная ситуация.

Напротив Нитта и Бо развалились на своей скамье, открыв рты после ланча. Храп Бо наполняет карету. Пульс учащается. Мы с Хиро ждём, наберёт ли Люна скорость снова. Вместо этого она переходит с галопа на рысь.

Голова Нитты скатывается с плеча Бо при замедлении темпа.

– Уже приехали? – сонно спрашивает она, протирая глаза.

– Непохоже, – отвечаю я. – Ещё день.

Она хмурит брови. Затем в её глазах вспыхивает настороженность; нос подергивается.

– Пахнет дымом? – спрашивает она.

Волна страха пробегает рябью по телу. Я сама пока не чувствую этого запаха, но доверяю демоническим инстинктам Нитты. Я поворачиваюсь и смотрю в окно туда, куда мы едем. Рисовые поля простираются до плоского горизонта, где лазурный цвет встречается с поблекшим изумрудом, аккуратного, как складка на листе оригами. Я ещё больше вытягиваю шею и вижу вдалеке поднимающийся столб дыма.

Раздаётся зевок.

– Почему мы останавливаемся? – бормочет Бо.

Никто из нас не отвечает ему. Напряжённое молчание стоит ещё несколько минут, пока мы неуклонно приближаемся. Вздымающиеся облака дыма затемняют небо, и теперь я чувствую горький привкус пепла на ветру. Под клубами дыма лежат рухнувшие остовы деревянных домов. Если стиль хижин на рисовых полях здесь, в Шому, такой же, как и в Сяньцзо, то до пожара они должны были стоять над грязной водой на сваях.

Теперь от них остались только дымящиеся обломки.

– Ещё один налёт, – выдыхает Нитта.

Я сглатываю приступ тошноты, внутри всё сводит судорогой. Потому что если она права, то это моя вина. Если бы мне удалось убить Короля, а Кензо был бы жив, чтобы направить двор в нужное русло, набеги бы прекратились. Вместо этого моё нападение только разогрело гнев Короля. Может быть, он приказал продолжить набеги.

От этой мысли меня разрывает на части. Я пыталась защитить своих, а сама подвергла их ещё большей опасности.

Прежде чем экипаж окончательно останавливается, я распахиваю дверцу и выпрыгиваю. Сапоги с глухим стуком ударяются о землю. Люна ржёт, когда я пробегаю мимо неё. Раздаются крики, снова глухие шаги – остальные следуют за мной.

Меррин выглядывает со своего места на крыше другой кареты и хватает меня, когда я пробегаю мимо.

– Леи, – предупреждает он, – не надо.

– Тогда почему мы остановились? – грубо спрашиваю я.

– Меня попросил об этом Цаэнь.

– Вот именно.

Я оборачиваюсь на голос Шифу Цаэня. Он стоит рядом с Майной, остальные позади них. Майна выходит вперёд, Меррин выпускает меня и берёт за руку. Но я отстраняюсь. Как можно искать утешения и любви в нескольких метрах от сгоревших домов и того, что могло быть внутри, чем я могла бы их наполнить...

Майна открывает рот, чтобы заговорить, но Цаэнь успевает опередить её.

– Кетаи просил меня останавливаться во всех местах, которые подверглись налёту, чтобы проверить, нет ли выживших, – объясняет он ровным и покорным голосом. – Но тут надежды никакой, – он кивает в сторону экипажей. – Остальным лучше подождать внутри.

– Как ты можешь так говорить? – издаю мерзкий смешок я и срываюсь на бег, прежде чем кто-либо из них успеет меня остановить.

Мои шаги гулко раздаются в жуткой тишине заброшенного рисового поля. В воздухе плывёт пепел, уродливая имитация снегопада, его тёплые хлопья касаются моей кожи. Я приближаюсь к домам. То, что, по-видимому, было тремя или четырьмя зданиями, теперь не более чем маленькие квадратные лачуги. Из выжженной земли торчат пни и груды почерневшего дерева. Я подхожу к первому дому и осторожно ступаю в кучу мусора. Смутно осознаю, что руки по-прежнему сжаты в кулаки, ногти впиваются в ладони.

Это был чей-то дом. Здесь жили люди.

Жили.

– Есть кто-нибудь? – зову я.

В ответ только тишина. От обгоревших останков поднимается жар, бисеринки пота выступают у меня на лбу и под мышками. Я провожу тыльной стороной ладони по лбу.

Позади меня раздаются шаги.

– Леи, – мягко говорит Майна, – кажется, здесь никого нет.

Мои глаза наполняются слезами.

– Они могли попасть в ловушку, – парирую я, в моём голосе слышится яд, который направлен не на неё. – Им… им может понадобиться наша помощь.

Я хватаю ближайший кусок дерева: цилиндрический шест, возможно, одну из свай, на которых стоял дом. Он ещё горячий. Кожа на руках визжит от боли, но я стискиваю зубы и заставляю себя поднять его и отбросить в сторону. Я оцепенело замечаю, как на ладонях появляются волдыри. Не обращая на них внимания, я наклоняюсь и смахиваю комочки пепла.

Майна кладёт руку мне на затылок. Затем, не говоря ни слова, она присаживается на корточки рядом со мной и помогает расчистить мусор.

Мы работаем молча. Остальные осторожно перебирают оставшиеся завалы, следуя нашему примеру. Послеполуденное солнце бьёт нам в спины, прогоняя зимний холод, и жар от ещё дымящихся руин обжигает кожу. Но я не обращаю внимания на стекающий пот и волдыри на руках.

– Нашёл.

Я не сразу обращаю внимание на слова Хиро. Его мягкий голос стал жёстче; он сам на себя не похож. Я поднимаю глаза и вижу, как он делает несколько шагов назад, а затем сгибается пополам, его рвёт.

Нитта перепрыгивает к нему через упавшую деревяшку.

– Всё в порядке, – говорит она и гладит его по спине. – Вставай.

Мы направляемся к ним. Майна отрывается от меня и обнимает Хиро.

– Давай принесём тебе воды, – она бросает на меня странный, острый взгляд, а потом уводит его обратно к экипажам.

Остальные смотрят на меня. Я выпячиваю подбородок и делаю шаг вперёд.

— Леи, – начинает Цаэнь, – не нужно...

Я прохожу мимо него.

Трупы лежат кучей, как будто все умерли в объятиях друг друга. Невозможно различить отдельные тела. От жара они слиплись и обуглились до неузнаваемости. Сквозь тлеющую черноту проглядывают кусочки розовой плоти – такие сырые, что у меня болят глаза.

Я смотрю вниз, сердце бешено колотится. Секунды тянутся в молчании. Я не сразу замечаю, что дрожу, а потом – что не дышала с тех пор, как увидела трупы. Тяжело дыша, я делаю прерывистый вдох, но чувствую лишь запах горелой плоти. Меня тошнит, глаза слезятся. Трясущимися руками я призываю небесных богов.

– Леи. Пора ехать дальше.

Услышав нежный голос Нитты, я разворачиваюсь, оскалив зубы. Она отшатывается.

– Возможно, кто-то из них пытался сбежать, – говорю я. Голос срывается, и я кашляю, выдавливая слова громче. – Нужно проверить вокруг!

Сворачивая с тропинки, я спускаюсь в утоптанные грязью траншеи на рисовом поле, спотыкаюсь и падаю на твёрдую землю. Сквозь рык слёзы теперь свободно текут по моим щекам, я беру себя в руки. К моим ладоням прилипли кусочки земли и сломанные рисовые стебли. Я вытираю руки о пальто и издаю прерывистое шипение, когда ожоги начинают жечь.

– Леи.

На этот раз голос принадлежит Меррину и доносится откуда-то сверху. Его летящая фигура отбрасывает на меня тень. Он парит над головой, размахивая крылатыми руками, чтобы удержаться на месте.

– Не уйду, – рычу я.

– Я знаю. Я пришёл помочь.

– Хорошо, – всхлипываю я.

– Проверь дома, – предлагает он. – Я посмотрю дальше.

Взмахнув крыльями, он отклоняется в сторону и высоко поднимается в небо. Я щурюсь – зимний солнечный свет снова заливает меня. Затем я провожу рукой по мокрому от пота лбу и нервно тащусь дальше.

Через 2 часа я возвращаюсь к руинам, измученная, продрогшая – и в одиночестве. Остальные ждут меня. По выражению лица Меррина ясно, что он тоже не нашёл ни единого выжившего.

Единственное, что остаётся делать, – это похоронить трупы. В северных провинциях касты кремируют умерших, чтобы их души отправились на небо. По той же причине южные ихаранцы хоронят мёртвых, возвращая души земле, а их ци возвращается земле, которая её им одолжила. Поскольку трупы уже обгорели, остаётся только очистить пространство вокруг них, чтобы хоть немного облагородить останки. Нитте и Бо пришла в голову идея укрыть тела свежими листьями. Хиро возносит молитву, в его слова вплетена нотка магии, от которой воздух мерцает, дым рассеивается, позволив лучам золотого солнечного света проникнуть внутрь и залить светом разрушенный дом.

Когда мы уезжаем, я замечаю флаг, поднятый за руинами и развевающийся на ветру – чёрный бычий череп на алом шёлке.

Тут нет ничего удивительного. Я поняла всё с той минуты, как Нитта сказала, что почувствовала запах дыма, и едва я увидела тёмные клубы, поднимающиеся вдалеке. И всё же гнев всё равно проникает внутрь, отдаваясь глухим стуком где-то внутри, когда я думаю обо всех загубленных Королём жизнях, о безрассудном самодурстве его жестокого правления.

Только когда мы возвращаемся в экипаж — Майна настаивает, чтобы на этот раз я поехала с ней, а Цаэнь отправляется к Нитте и Бо, чтобы мы могли побыть одни, пока она залечит волдыри на моих ладонях, — меня осеняет догадка.

Рисовое поле. Северное Шому.

Её имя врывается в разум с такой силой, что я задыхаюсь, согнувшись пополам.

Аоки.

Семья Аоки занималась выращиванием риса. Семья Аоки жила в северном Шому. Аоки, моя подруга, моя милая, прекрасная подруга, которая осталась во дворце с Королём, которому известно, что его предала её подруга.

– Подожди! – кричу я, колотя по стенке кареты позади себя.

Стрела останавливается.

– Леи? – спрашивает Майна. – Что случилось?

Я выскакиваю из кареты, не отвечая. Я подхожу к передней части, где Стрела фыркает и нетерпеливо потряхивает гривой. Смущённый Меррин сидит на скамейке для наездников, держа поводья в когтистых руках.

– Когда вы летели, – спрашиваю я, – когда вы были в небе, вы видели озеро к востоку отсюда? В форме сердца?

– А что? – кивает он.

Вой сам вырывается из горла. По крайней мере, так мне кажется: как будто звук исходит прямо из глубины тела и с трудом пробивается наружу, срываясь с моих губ со всей болью и ужасом, которые приносит его ответ.

Я падаю на колени.

Ещё во дворце, в одну из чудесных ночей, когда мы болтали в наших комнатах, перекусывая сладостями, которые Лилл украла для нас с кухни, Аоки рассказала о своём доме на рисовом поле. Как летом она с тремя сёстрами купалась нагишом в озере в форме сердца к востоку от своих полей, веря, что это принесёт им удачу в любви. Если только здесь нет другого рисового поля, точно такого же, как это, то это её дом.

Её разрушенный дом.

Её убитая семья.

Из горла вырывается прерывистое дыхание. Вокруг меня какое-то движение: хлопают двери экипажа, обеспокоенно бормочут остальные. Кто-то присаживается на корточки рядом со мной. Я напрягаюсь, когда Майна кладёт руку мне на спину.

Слёзы утихают не сразу. Проходит несколько минут, прежде чем я могу выпрямиться и отдышаться.

Майна нерешительно наклоняется.

– В чём дело, Леи? – тихо спрашивает она.

– А-Аоки, – выдыхаю я.

Её глаза расширяются. Она резко оборачивается и смотрит на дымящиеся руины.

– Не здесь! – говорю я, понимая, о чём она, должно быть, подумала. – Но... это её дом. Это... она отсюда родом.

Глаза Майны вспыхивают. Затем они расплываются, эти тёплые коричневые радужки, кажется, выходят за границы по мере роста.

– Мне очень, очень жаль, – шепчет она.

Я хватаю её за руки. Она сжимает их, прижимаясь ко мне, а в груди разгорается сильный жар. Я говорю очень осторожно:

– Мы заставим его заплатить за это, Майна. За Аоки.

Её взгляд становится жёстче. Она отводит взгляд, по её лицу проходит болезненная судорога.

Она медленно помогает мне подняться на ноги. Никто из остальных не задаёт вопросов о том, что только что произошло, и не допытывается дальнейших подробностей. Мы молча возвращаемся в кареты. Следуя за Майной внутрь, я слышу, как Бо шепчет Нитте:

– Кто такая Аоки?

Гнев струится по венам. Действительно, кто она такая? Весь мир должен знать, кто она такая. Моя храбрая, прекрасная подруга, которая своей добротой и жизнерадостностью помогла пережить самые тёмные времена в жизни. Которая сияла, как факел в ночи.

Я смотрю на Бо. Ветер, смешанный с пеплом, развевает волосы вокруг моих щёк.

– Аоки – моя лучшая подруга, – говорю я ему. – Она одна из самых добрых, великодушных и храбрых девушек, которых я знаю, – мой взгляд переходит к Майне, и яростно добавляю: – А я знаю многих.

Когда мы прибываем на луга Фухо, солнце уже садится. Золотистый свет заливает волнистые равнины. Неудивительно, что этот регион прозвали Янтарным Морем – здесь ветры колышут траву, и воздух наполняется журчанием, похожим на шум бегущей воды, а мягкие изгибы холмов, имитирующие прибой, окрашены в золотой цвет. Но когда я смотрю в окно, в глазах пусто, воспоминания заменяют прекрасный пейзаж пеплом и разрушениями, а привкус свежей травы – привкусом дыма и горелой плоти.

Полчаса спустя мы останавливаемся и разбиваем лагерь. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, его рассеянный свет золотит наши темнеющие силуэты, когда мы выходим из экипажей. Все спокойно приступают к работе. Меррин устанавливает палатку вместе с Бо, а Цаэнь отправляется на патрульную прогулку, чтобы убедиться, что периметр свободен, прежде чем Хиро и Майна сотворят свою магию. Хиро помогает Нитте с костром. Успокаивающее потрескивание пламени дополняет свистящий порыв ветра на лугах.

– Поможешь мне позаботиться о лошадях? – спрашивает Майна, беря меня за руку.

Я рассеянно киваю, и она ведёт меня туда, где мы привязали Стрелу и Люну. Их головы опущены, они тычутся носами в траву и издают свои сладкие лошадиные звуки – тихое фырканье и ржание. Она протягивает мне пригоршню твёрдых лепешек размером с монету. Когда она протягивает их Стреле, та их тут же обнюхивает.

– Их мне дали люди Белого Крыла из караулки, – объясняет она. – В них финики, жареный арахис и немного витаминного порошка, чтобы восстановиться после долгой езды.

Я протягиваю горсть Люне. Она поглощает угощение, несколько раз шмыгнув тёплой мордой. Выпустив влажную струю воздуха, она поднимает нос к моему лицу, как будто я могу что-то скрыть от неё. Я слегка улыбаюсь ей, проводя рукавом по лицу.

– Спасибо, Люна.

– Леи, прости меня, – внезапно говорит Майна, заставляя меня поднять глаза.

– За что?

– За это, – её плечи напряжены. – За всё. Я просто хочу, чтобы ты знала, что мне жаль. Я хочу, чтобы ты была счастлив, а вместо этого ты... видишь подобные вещи.

Она резко двигается в темноте, прохладные руки нащупывают мои, её лицо так близко, что я чувствую её морской запах – этот аромат я помню так хорошо, что могу вызвать его в памяти, как цвет или какую-нибудь детскую мечту, укутываясь в него, как в любимое одеяло.

– Я так люблю тебя, Леи, – шепчет она, – и после всего этого я обещаю, что проведу остаток нашей совместной жизни так, чтобы ты была счастлива. Каждый божий день.

– Кажется, этого придётся ждать ещё долго, – мои глаза блестят.

Майна сжимает мои пальцы, в её голосе снова появляется твёрдость.

– Один клан мы уже привлекли. Остаётся ещё двое, и тогда у нас будет сила, необходимая для свержения двора. Скоро всё закончится.

Я думаю об Аоки. О её семье.

О своей семье.

– Кое у чего нет конца, – говорю я.

И без единого слова — потому что она понимает, что нет слов, которые могли бы это исправить, потому что она понимает, что я говорю правду, что некоторые раны слишком глубоки, чтобы когда-либо зажить, и остаётся просто жить с ними, любить тех, кто рядом, признавать их боль, когда ты касаешься их ран, а затем просто продолжать жить дальше, — Майна притягивает меня к себе. Её руки тёплые и сильные. Я поворачиваюсь к ней щекой, и она кладёт голову на мою, прикасаясь губами к моим волосам.

Мы остаёмся так до тех пор, пока не опускается ночь и не раздаётся голос Нитты:

– Ужин готов!

Мы присоединяемся к остальным у костра. Меррин раздает кружки с чёрным чаем, приправленным мёдом. Я смотрю на пламя – бронзовый свет играет на моём лице, пока чай согревает руки. Хотя хватка зимы не столь сильна так далеко на юге, в Шому, воздух ещё хранит память о льдах и покалывает мне кожу сквозь края пальто.

Шифу Цаэнь прибывает последним.

– Вокруг всё чисто, – объявляет он, с благодарностью принимая горячую кружку, которую протягивает ему Меррин. – Можно сотворить дао, у нас всё готово.

Услышав это, Хиро вскакивает на ноги, но Цаэнь отмахивается от него.

– Это может подождать, Хиро. На многие мили вокруг нет поселений. Сначала как следует подкрепись.

– И выпей чаю – Нитта берёт чайник с огня, наклоняется и наполняет чашку Хиро. – Сахар для тебя полезен.

– Я... не уверен, что это правда, – говорит Цаэнь.

– Ты думаешь о здоровье, Шифу, а это две разные вещи, – Бо поднимает палец. – В большинстве случаев, когда что-то хорошо для тебя, это вредно для здоровья. И вообще, кому нужно это здоровье? Идёт война. Здоровый образ жизни не очень-то поможет нам перед лицом зубов и мечей.

– Вот именно, – Нитта мило улыбается. – Итак, ещё чаю?

Со вздохом поражения Цаэнь протягивает свою кружку.

– О нет… – Меррин мрачнеет.

– Что случилось, пернатый? – Бо бросает на него усталый взгляд.

– Кажется... – Меррин вздрагивает. – Кажется, я согласен в этом с вами двумя.

Брат и сестра-леопарды разражаются смехом. Бо хлопает Меррина по руке:

– Приятное ощущение, не так ли? Наконец-то уступаешь кошачьим взглядам?

Демон-филин откидывает голову назад и приглаживает перья.

– Я бы не спешил с выводами, кот, – фыркает он.

Но он произносит это прозвище с любовью, и когда Бо обращает своё внимание на то, что у нас на ужин, я замечаю, как глаза Меррина задерживаются на нём, в их взгляде есть что-то горячее и любопытное.

После того, как мы заканчиваем есть, Бо достает бутылку саке, украденную из дворца Белых Крыльев. Мы передаём её по кругу, по мере того как опускается ночь, темнота наполняется потрескиванием костра и пением сверчков в траве. Это наша первая ночь в дикой природе, и хотя остальные отдыхают в тепле походного костра, я не могу не вздрагивать при каждом отдалённом зверином звуке. Даже голос ветра, кажется, обретает форму. Я и не подозревала, насколько расслабилась в безопасности Облачного Дворца. Без каких-либо стен я ощущаю безграничное пространство вокруг. В голове крутятся все демоны — в буквальном или ином смысле, — которые могут прятаться в тени. Пока остальные обсуждают планы на завтра, я прижимаю колени к груди и нервно тереблю резинку для волос на запястье.

Я знаю, где ты.

Я слышу эти слова краем уха.

Я оборачиваюсь с бешено колотящимся сердцем. На простирающихся вокруг лугах колышущиеся травинки, освещённые пламенем, становятся густыми, непроницаемо чёрными.

"Его здесь нет", – говорю я себе. Тогда...

Но он здесь может быть. Он ведь жив.

– Всё в порядке? – Майна обнимает меня за талию, притягивая ближе. – Леи, ты вся дрожишь. Может быть, тебе будет теплее в палатке?

– Я в порядке. Мне просто нужно выпить.

Я перегибаюсь через её колени и тянусь к бутылке, которую Бо небрежно сжимает в руке.

Он лишь недовольно протестует.

Я делаю большой глоток. Это приятно, тепло алкоголя ополаскивает внутренности, дурманящее сияние притупляет границы бдительности. Я пью ещё, хотя у меня слезятся глаза и горит горло.

Выражение лица Бо меняется. Я замечаю переход от раздражения к озабоченности. Затем я вскрикиваю, когда бутылка внезапно выскальзывает у меня из рук.

Шифу Цаэнь сердито смотрит на меня и протягивает руку.

Остальные замолчали.

Теперь моя очередь возмущаться.

– Дай допить! – протестую я.

– Я всё видел, – у Цаэня подрагивает челюсть. – Тебе не кажется, что хватит?

Прежде чем я успеваю возразить, Майна встаёт.

– Наверное, нам всем пора немного отдохнуть. Мы устали и по-прежнему не можем забыть того, что произошло ранее, – она смотрит на Хиро. – Нужно сотворить дао сейчас, чтобы все могли лечь спать, – она протягивает руку, чтобы помочь мне подняться. – Я присоединюсь к тебе, как только закончу.

На мгновение я подумываю, не отказаться ли. Затем снова вспоминаю шёпот: "Я знаю, где ты" – и шею начинает покалывать. Бросив последний хмурый взгляд в сторону Цаэня, я, спотыкаясь, бреду к палатке. Там я раздеваюсь в темноте, снимая только сапоги и пальто. Через минуту после того, как я устраиваюсь поудобнее под одеялом, мои глаза закрываются. То ли из-за алкоголя, то ли из-за тяжести дневных событий, сон поглощает меня так быстро и полностью, что, когда я снова открываю глаза, кажется, что прошло всего несколько секунд.

Я вздрагиваю и прихожу в себя.

Я лежу на спине, во рту пересохло. В палатке темно. Слышен храп Бо. Лицо Майны рядом, она тяжело дышит. Конец моего сна затягивается, и сначала мне кажется, что именно это меня и разбудило – какой-то крик или паника из кошмара донеслись до моего сознания.

Потом я понимаю, что мне просто нужно отлить. Осторожно, чтобы не потревожить Майну, я встаю, натягиваю сапоги и пальто.

Снаружи густая и глубокая ночь. Небо усыпано звёздами. Лёгкий шелест колеблемых ветром трав наполняет мне уши, осколки лунного света отражаются на их колышущихся лезвиях, как блеск крошечных звериных глаз. Я дрожу. Без тепла костра становится намного холоднее. Я нахожу местечко на безопасном расстоянии от палатки и, присев на корточки, снимаю пальто и брюки. Закончив, я выпрямляюсь, не в силах подавить громадный зевок. Продолжая зевать, я натягивая брюки. Темнота рядом со мной сдвигается.

Мой зевок резко обрывается, когда из тени появляется меч. Его холодное лезвие прижимается к моему горлу.

– Это за Короля, – шепчет мне на ухо знакомый голос.