Дикарка для Хулигана

Глава 14

Я готова идти до конца

— Что же мне с тобой делать, Ди? — сипит парень, глядя на меня сверху вниз.

Растягиваю губы в лёгкой улыбке и качаю головой.

— Я бы тебе сказала, но, боюсь, такой вариант тебе не понравится.

Он тихо смеётся, пожирая глазами моё лицо.

— А-уу! Больно!

— Значит, перестань ржать. — отбиваю со смехом, вытирая запёкшуюся кровь в уголке его всё ещё искривлённых ухмылкой губ.

— Ты права. Тут плакать стоит, а не смеяться. — продолжает подкалывать с задорным смехом.

— Егор, блин. — стукаю его кулаком по плечу, а он только громче ржёт. — Хватит уже! — отсекаю чуть злее, повысив голос на пару тонов. — Дай мне нормально раны обработать.

— Я тебе не мешаю.

— Харе угорать, а то я так и до утра не закончу. И вообще, — пробегаюсь хмурым взглядом по его лицу, — надо было дать Андрюхе сдачи. Он перегнул. Сильно.

— Порядок, Дикарка. И не так доставалось. Не парься. — отбивает, ни на секунду не переставая лыбиться.

Молча кивнув, продолжаю промывать царапины и смазывать синяки. На протяжении всего процесса он вообще не отводит от меня внимательного взгляда, а я чувствую себя слишком неуютно, потому что он сидит на краю кровати, а я стою на коленях между его раздвинутых ног в просвечивающейся рубашке и широких спортивных штанах без нижнего белья.

Обрабатывая рану над бровью, приподнимаюсь выше, обжигая его нестабильным дыханием свои губы. Еле сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться ими к его рту. Парень глухо выдыхает. Поднимая руки мне на плечи, прижимает ближе. Между нашими лицами остаётся всего пара сантиметров.

— Я не смогу тебя переубедить, Ди? — хрипит с тяжёлым отчаянием, всматриваясь в мои глаза.

Задевает до глубины души то, что он всё равно ищет способы меня оттолкнуть, пусть я и ясно дала понять, что не собираюсь отступать.

Подаваясь вперёд, задеваю его губы.

— Нет, Егор. Я же вижу, что и ты не можешь справиться с этой тягой. Ты сам подошёл ко мне в клубе. Когда я пришла к тебе, именно ты сделал шаг навстречу. И если бы ты не хотел, чтобы я была рядом, то не стал бы не только терпеть удары моего брата, но и говорить с ним.

— И почему ты так уверена, что я отстаивал тебя, а не просил его увезти тебя домой? — отбивает с грустной улыбкой.

Пробегаюсь глазами по его лицу. Провожу пальцами вокруг разбитой брови, давая ответ, но всё равно говорю:

— Потому что моих слов было недостаточно, чтобы убедить его. Что ты ему сказал?

Он вздыхает так, будто у него на груди лежит каменная глыба, а потом опускает веки и хмуро выталкивает:

— То, чего не стоило.

— Я так понимаю, что спрашивать бесполезно? — поднимаю вверх бровь, а он открывает глаза и проводит пальцами по моей щеке.

— Правильно понимаешь, Дикарка. — ничего не ответив, продолжаю заниматься его лечением. — Не верю, что ты так просто сдаёшься. — толкает с усмешкой.

Прижав ватный диск к брови, ухмыляюсь и отбиваю:

— Это не сдача, а тактическое отступление. Подожду лучшего момента и более подходящей ситуации.

— Как же меня от тебя прёт, Диана. — говорит сиплыми интонациями, замирая взглядом на моих глазах.

Убирая мою руку от своего лица, сжимает локти, вынуждая подняться. Когда оказываюсь на ногах, он подтягивает ближе, утыкаясь лицом в мой живот. Даже через ткань рубашки его дыхание обжигает до открытых ран. Придерживает ладонями за талию. Мурашки скачут по моему телу. Пружина внизу живота идёт на нагрев. Опускаю руки ему на голову, прочёсывая пальцами спутанные белые волосы. Перебирая их. Вызывая дрожь и в его стальном теле. Его кисти опускаются ниже, сдавливают задницу, а потом пробираются под край рубашки. Как только касается голой кожи, пробивает током по всем нервным окончаниям.

— Иди ко мне.

Только собираюсь возразить, что и так, как парень давит под коленями, отчего они подгибаются, а он сдвигается назад, чтобы я смогла упасть на колени между его ног. Медленно опускается на спину, подтягивая меня за собой, пока я не оказываюсь сверху на его теле. Грудь расплющивается. Дыхание срывается. Пальцы заходятся нервной дрожью. Сердечная мышца сбивается с ритма, начиная отбивать по рёбрам мой любимый рок.

— Егор… — шепчу на выдохе, ведя ладонями по его лицу, запоминая каждую чёрточку, родинку, белый шрам на нижней губе и более большой на правой стороне подбородка.

— Поцелуй меня, Дикарка. — режет хрипло, накаляя пружину.

Даже лёжа сверху на нём, чувствую себя так, будто это он уложил меня на лопатки, не давая возможности вырваться. И дело даже не в стальной хватке, которой он сжимает мою поясницу, а в гипнотической бирюзе его глаз.

Проклятая бирюза, в которой я тону и задыхаюсь, захлёбываюсь и не могу выгребсти.

А хочу ли? Если ты уже всё равно падаешь в пропасть, то нет никакого смысла махать руками и ногами. Надо просто расслабиться и отдаться свободному падению.

Касаюсь кончиками пальцев его чувственных губ, а он прихватывает их и втягивает в рот. Горячий мокрый язык обводит по кругу, проходится между, сводит с ума, срывает к чертям контроль.

Привычная влага между ног вызывает неловкость, но я не предпринимаю ни единой попытки ни вернуть себе пальцы, ни подняться с него, ни разорвать зрительную связь.

Возбуждает всё это чертовски сильно. Я напрочь забываю о том, как Гора говорил, что звереет, когда заводится, а сейчас он определённо заведён до предела. Член давит мне в живот до боли. Рваные выдохи, тяжёлые разрывные вдохи, хриплые стоны. Его. Мои. Наши общие. Смешанные.

Сдаваясь, опускаю голову, прижимаюсь губами к его верхней губе и собственным пальцам, которые он продолжает лизать и сосать.

Как же это пошло, грязно, дико, интимно, возбуждающе, будоражаще, кайфово, мозгодробяще, заводяще. Вставляет похлеще любого алкоголя и даже адреналина, который является не только неотъемлемой частью меня, но и хронической зависимостью.

Он выталкивает языком фаланги и обводит им свои губы, задевая и мои, всё так же прижатые к его рту.

— Кусай. — приказывает, вываливая язык.

Без сопротивления и вообще каких-либо мыслей прихватываю влажную плоть зубами и слабо сдавливаю, вызывая у него гортанный тихий стон, летящий по моим нервам дрожью. Продолжая держать зубами, касаюсь собственным языком, веду из стороны в сторону. Разжимаю хватку, но тут же прихватываю дальше, урывая половину. Ласкаю его язык своим, ведя взад-вперёд сначала по верхней его части, а затем и снизу.

Егор обхватывает мою спину крест-накрест, прибивая меня к себе так, что рёбра давят на лёгкие, лишая возможности дышать. От неожиданности расслабляю челюсти, выпуская лакомство, но даже не успеваю вдохнуть, как он сам толкается в мою ротовую полость, хозяйничая, управляя, прогибая, лишая воли. Пальцами опять под ткань пробирается, перебирая позвонки, по которым мечутся шаровые молнии, гоняющиеся за его теплом. Кроме яростного поцелуя, никакого напора не проявляет.

Его прикосновения лёгкие, нежные, невесомые и будто выверенные, сдержанные, контролируемые.

Несмотря на собственное возбуждение и затуманенные желанием мозги, я чувствую, что он сдерживает себя. Его мышцы, как раскалённый металл, такие же горячие и такие же твёрдые, напряжённые.

А я вдруг понимаю, что хочу сорвать его контроль. Вынудить показать мне монстра, о котором он говорил. Я просто не могу поверить в то, что он ведёт себя так с другими. Ладно приступы ярости, которые он не может остановить, но ведь он полностью понимает, что и для чего делает во время секса. Я знаю, что такое поведение называется — садизмом, но он не проявляет его нигде, кроме постели.

Поймав его язык зубами — кусаю. До боли. Расчётливо. Ногтями впиваюсь в плечи. Царапаю до красных борозд.

Егор с рыком подаётся бёдрами вверх, вбивая в меня твердокаменный член, а следом я оказываюсь на спине, вдавленная в матрац его телом. Он кусает мои губы, но опять же — на контроле. Боль есть, но следов не останется. Упирается на один локоть, опять врываясь языком в рот, сплетаясь с моим.

Отвечаю с диким рвением. Царапаю его рельефную спину, но теперь уже без какого-либо умысла, а потому, что не могу остановить свои руки. Северов же ведёт ладонью по животу вверх, пока не добирается к основанию груди. Замирает. Разрывает поцелуй. Утыкается лбом в переносицу, размазанным взглядом впиваясь в мои, с трудом разбирающие его размытый возбуждением силуэт глаза.

Безмолвно спрашивает разрешение.

А я не просто не могу его остановить, но и хочу почувствовать его руки на груди, сосках, между бёдер, внутри своего тела. Я не могу контролировать этот порыв, поэтому накрываю трясущейся кистью его пальцы, сжимая, и веду вверх. Как только он глухо выдыхает, я отвечаю отрывистым стоном. Парень сдавливает полушарие, проводит пальцами по скукожившемуся соску. Сжимает между большим и указательным твёрдую вершинку и тянет вверх. Выгибаю спину. Прибиваю к себе его голову, жадно целуя. Давлюсь огромным количеством выделяемой слюны, и Северов освобождает мой рот, давая возможность сглотнуть. Поднимаю отяжелевшие веки. Глаза в глаза. В его зрачках такая же темнота, как и когда он говорил о том, что с ним происходит. Челюсти сжаты. Зубы скрипят. Желваки мелькают под кожей. Но вразрез со злостью на лице, его пальцы перебегают на второй сосок. Указательным просто гладит по самой верхушке. Тело само подаётся ему навстречу, жаждая большего.

Я хочу его. Хочу! Страшно, да, но тормознуть свои тело, мысли, желания не способна.

— Блядь, Дикарка, харе. — выдыхает надрывно, но будто и сам остановиться не может, сжимая горошину и прокручивая её по часовой стрелке, чем вынуждает меня застонать в голос.

— Я не хочу останавливаться. — выбиваю на вдохе, сжимая в ладонях его голову. Легко прикасаюсь к губам. — Мне так хорошо, Егор. Не хочу, чтобы ты прекращал.

Подушечками по вискам — нежно. Губами по подбородку — ласково. Телом навстречу его рукам — смело.

Он с усилием загребает кислород в лёгкие и опять целует, но совсем недолго.

— Моя Дикарка. — толкает с хриплыми интонациями, опускаясь на бок и прижимая меня к себе. — Я уже на грани. Я хочу выебать тебя прямо сейчас. Без тормозов.

— Так сделай это, Егор. — выбиваю бесстрашно, а у самой внутренности в мясной шар сворачиваются от страха.

Я возбуждена, да. Но готова ли к сексу? Я хочу, чтобы он коснулся меня там, но не думаю, что смогу так просто отдаться ему. И пусть я люблю его, но почти не знаю. Откуда во мне это безграничное доверие, будто знаю его всю жизнь и даже до этого? Целую вечность…

— Жёстко. Грубо. Я хочу сделать тебе больно. Хочу, чтобы ты кричала от этой боли. Ты этого хочешь? — разрубает жёстко, не разрывая зрительного контакта.

Интуитивно понимаю, что именно в данный момент — это не попытка снова напугать меня, а его тайные желания. Откровенные. Прямые. Злобные. Опасные.

Закусив губу, несмело веду головой из стороны в сторону. Он глухо выпускает переработанный кислород и поднимается с постели. Открыв окно, закуривает. От холодного влажного воздуха вздрагиваю и ёжусь, поднимаясь на колени. Сползаю следом за ним и ныряю ему под руку. Сжимает плечи и опускает на меня виноватый взгляд.

— Прости, Диана, не могу. Может с виду и кажется, что я контролирую, но это не так. Я держался из последних, чтобы не сдавить, прокрутить, оттянуть до боли. Ласкал тебя, а сам в мыслях сжимал твоё горло. Блядь, — толкает убито, опуская голову вниз, — я не могу с этим бороться. Ещё немного, и я бы сделал то, чего не должен. Тормозит только то, что я не позволяю себе забыть, что рядом со мной именно ты, — упор на местоимение, — а не кто-то другой. Я вообще не представляю, как заниматься с тобой сексом, как лишать девственности. — щёки обжигает жаром от его слов, но, поборов стыд и смущение, сжимаю ладонями его лицо, без слов прося посмотреть на меня. Он цепляется за мои глаза и выталкивает, словно через силу. — Я, блядь, даже понятия не имею, как подготовить тебя к сексу. Есть причины, по которым я не связываюсь с девственницами, но это не значит, что я не понимаю, что не могу просто трахнуть тебя без подготовки. Но, сука, не представляю, как даже это сделать, не слетев с катушек. — с каждым словом его голос становится всё тише, пока не садится до беззвучного движения губ.

— Егор, — шепчу ему в рот. Пробегаюсь непослушными пальцами по его подбородку, щеке, виску, носу, губам, а потом коротко целую. Скинув с плеча его руку, отхожу на пару шагов, скрываясь от нежелательных взглядов за римской шторой. Дрожащими пальцами расстёгиваю верхнюю пуговицу рубашки и спускаюсь к следующей. Вскинув робкий взгляд на Северова, замечаю, что он следит за моими неуверенными действиями, даже не дыша. Когда последняя пуговица выскакивает из петли, веду плечами назад, позволяя ткани соскользнуть на пол. Смотрю в его потемневшие бирюзовые глаза и со всей силой чувств, что извергаются внутри вулканами, выбиваю вибрирующими от переизбытка эмоций интонациями, — я тебе доверяю.