Чёртовы ошибки
Дверь в отцовский дом отпираю своим ключом. Раз мы едем на моей тачке, то пусть закрывает глаза на то, что я обещал сюда больше ни ногой. Похуй. Мне надо срочно посетить его фаянсовый трон.
Когда уже пересекаю холл, из ниоткуда появляется Ирка. Проскальзываю по ней холодным безразличным взглядом. Интересно, она вообще в курсе, что существуют халаты длиннее?
— Привет, Егор. — выпаливает, оглядывая меня с ног до головы. Надеюсь, мой внешний вид даст ей понять, что она в пролёте. По тому, как кривится, Дианкины царапины и засосы она замечает. Отлично. Пусть старпёрская подстилка поймёт, что нехер ко мне лезть. А та ночная дурь была единоразовой акцией. — Костик сейчас придёт. Подожди здесь.
— Чё, блядь? — гаркаю, оборачиваясь. — Ты мне будешь моё место указывать, что ли? Говорить, где мне ждать отца? Или я поссать спокойно не могу в доме, в котором на хуеву тучу лет прожил дольше тебя?
— Костя злой на тебя после того, как ты притащил в наш дом эту свою…
Оказываюсь возле неё раньше, чем успевает закончить. Сгребая за локти, дёргаю на себя. С силой вжимаюсь лбом в её переносицу. Эта кучерявая овца дёргается назад, но я до синяков сдавливаю её руки. Угрожающе сощурив глаза, шиплю:
— Как бы ты сейчас не собиралась назвать мою девушку, лучше держи свой блядский язык в своём заезженном рту. Иначе я за себя не ручаюсь. Мне похую и твоё мнение, и что там бесит папашу. Поняла меня, овца?
С неожиданной ловкостью она выкручивается из моего захвата и сечёт:
— А не боишься всё потерять? Я же могу много чего Косте рассказать.
Её угроза вызывает у меня приступ безумного смеха. Гогоча, задираю голову к потолку. Ирка смотрит на меня с шоком и растерянностью. Резко обрываю смех, вперивая взгляд прямо в её глаза.
— Не думал, что у тебя есть чувство юмора. Удивила, Ириша. Был уверен, что у тебя на это мозгов не хватит. А теперь раскати свои уши и слушай внимательно, потому что дважды я повторять не стану. — наступаю на неё, пока девка перепугано не жмётся в стену. Упираю кулаки по обе стороны от её головы, нависая над ней тенью от гильотины. — Мне от папаши нихера не надо. Наследством можешь подавиться. Надеюсь, что он ещё лет тридцать, а то и сорок проживёт, чтобы ты выносила за ним утки с мочой и горшки с дерьмом и узнала цену денег. К квартире и бэхе батя никакого отношения не имеет, а больше мне от него нихуя не надо. И не забывай, что я тоже могу кое-что рассказать. Например, как ты прыгала на меня. Как припёрлась в мою спальню. Как жалась сиськами. Как готова была раздвинуть ноги. Как просила, чтобы я выебал тебя.
Деваха задыхается от возмущения. Лицо покрывается красными пятнами, делая её невозможно уродливой. Открывает и закрывает рот, но так нихера и не произносит.
Пригрозив ей жёстким взглядом, направляюсь туда, куда собирался изначально. Моему мочевому пузырю насрать на то, что у меня тут разборки.
— И кому из нас он поверит? — трындит в спину.
От злости её голос поднимается до противного, режущего слух писка.
— А ты думаешь, мне не посрать? — высекаю через плечо. — Мне то есть куда идти. А тебе путь только в то болото, из которого Костик, — фальцетом передразниваю её голос, кривляясь, — тебя вытащил. Так что беги и докладывай.
— Я скажу, что ты меня изнасиловал! — визжит, шагая за мной.
Нет, ну насколько можно быть тупой? Её тупости вообще предел есть?
С трудом сдерживаю новую волну ржача, потому что этого мой мочевой точно не выдержит.
— Я вот не пойму… — выдав оборот вокруг своей оси, пришибаю её ледяной злостью. — Ты просто тупая или бесконечно? Это чё, блядь, месть за то, что я не всунул член в твою раздолбанную дырку? Тебе больше потрахаться не с кем, кроме моего папаши? Неужели так сильно свербит, что ты меня шантажом в койку затащить пытаешься?
— Я не с кем не… Не пытаюсь тебя… — заикается то ли на панике, то ли на эмоциях, стараясь оправдаться.
— Окей, блядь.
Предпринимаю ещё одну попытку наконец добраться до туалета. Ещё немного и я сделаю лужу прямо в холле. Вот только следующая фраза, брошенная мне в затылок, вынуждает меня забыть о первостепенной цели.
— Может эта информация заинтересует твою… девушку? — задумчиво выплёвывает ядом.
Мгновенно гашу в себе огонь ярости, чтобы не выдавать лишних эмоций. Если она поймёт, как зацепили меня эти слова, то сможет использовать их против меня же.
Медленно, хищно, опасно, с оскалом вместо улыбки иду к ней. Ласково провожу пальцами по её обнажившемуся плечу и горлу. Получив необходимую мне реакцию: мечтательный взгляд и томный выдох, сдавливаю её глотку одной рукой, второй цепляясь в плечо. Из глаз брызгают слёзы. В зрачках ужас. Губы дрожат. Она судорожно хватается пальцами в сжимающую её горло руку, силясь разжать мою хватку. Но я только усиливаю давление и выбиваю скрежетом сквозь стянутые челюсти:
— Если ты, ебливая сука, хоть на километр подползёшь к Диане, то я придушу тебя и выкину труп на помойку, с которой ты выползла. Моя девушка и без тебя в курсе, что я за мразь. Хуже в её глазах ты меня уже не сделаешь. Можешь бежать хоть к отцу, хоть в ментовку, хоть, блядь, к президенту, но не смей даже на одной улице находиться с ней. Не хватало ещё, чтобы какая-то шалава вливала ей в уши дерьмо. А если всё же решишься сунуться, то я сделаю так, что тебя даже родная мать не опознает. Ты, блядь, все зубы выплюнешь, если хоть слово ляпнешь Диане. Запомни это хорошенько, потому что я никогда не бросаю слов на ветер.
Брезгливо отшвыриваю её от себя. Ирка падает на пол, хватая кислород и растирая горло.
— Это только предупреждение. — указываю глазами на её шею. — Мне ничего не стоит тебя убить, поверь. Ты даже не представляешь, с какими монстрами связываешься. И кто из нас хуже.
Ровно выхожу из дома и закрываю за спиной дверь. Только на улице позволяю себе разрезать воздух звериным рычанием. Правый глаз нервно дёргается. Вытягиваю пачку и закуриваю.
То, что я почти выебал будущую мачеху, одна из немногих вещей, о которых Дианка никогда не должна узнать. И не потому, что я боюсь опуститься ещё ниже, а потому что понимаю, как больно ей от этого будет. Самому при воспоминании о том, что натворил, паршиво и мерзко до тошноты.
Если не пиздеть самому себе, то надеялся, что эта овца сделает вид, что нихуя не было. Но нет же, блядь! Припомнила. Ей реально так надо, чтобы её кто-то выебал? Или она хочет, чтобы это сделал именно я?
Остервенело башкой из стороны в сторону трясу. Закусываю язык. Дёргано съехавшую на глаза чёлку набок зачёсываю. Забиваю в лёгкие никотин. Выдыхаю дым с отчаянием, которого внутри слишком дохера накопилось.
Если Дикарка узнает правду, то никогда не простит мне этого. И срать, что до перепиха не дошло. Что она спасла меня от этого опрометчивого шага. Стоило рассказать ей правду в ту же ночь. Признаться во всех грехах, но, сука, я не смог сделать этого, даже чтобы оттолкнуть её, а сейчас тем более. Я больше не хочу быть в её глазах беспринципным ублюдком. Не теперь, когда все чувства вскрыты. Ни когда были произнесены самые важные слова. Ни после того, как мы сказали друг другу "люблю".
Мозгами понимаю, что от всей грязи прошлого не отмоешься, но так, сука, хочется от неё избавиться, чтобы стать достойным Дианы Дикой. Чтобы заслужить находиться рядом с ней. Чтобы, блядь, иметь право однажды назвать её своей женой.
Чего, бля? Женой? Какого? — путаюсь в мыслях. Спотыкаюсь о каждую из них. — Назвать женой… Родить ребёнка… Блядь, я хочу этого. — накрывает осознание.
Не сейчас, конечно, но вашу налево, хочу. Она — моё будущее. Мой свет. Моя грёбаная жизнь. Моя половина души, сердца, тела. Моя Дианка. Моя любовь, в которую я не верил. Которой так боялся. От которой бежал и прятался в случайных связях.
Мне всего двадцать, а я уже столько в жизни перевидал, что врагу не пожелаешь. На моей совести не только грязь, но кровь. И не отмоешься ведь.
Сам не понимаю, что делаю, пока не слышу в трубке голос Дианы.
— Соскучился? — смеётся она.
С трудом соображаю, когда успел ей позвонить.
— Просто решил сказать, как сильно тебя люблю. — отбиваю, пытаясь затолкать в голос улыбку.
— Я тебя тоже, Егорчик. Вы уже выехали?
— Нет. Отец какого-то хера задерживается. Жду его. А ты чем занята?
— Не спрашивай. — бурчит Ди. — С этой психологией я скоро сама психом стану.
В этот раз улыбаюсь уже искренне. Ощущаю, как липкий страх и многолетняя гниль начинают рассасываться внутри.
— Тогда уже мы точно будем гармоничной парой. — ржу вполголоса, оборачиваясь на звук хлопающей двери. Судя по отрешённому виду отца, докладывать папаше Ирка не побежала. Не то чтобы мне было до этого дело, но, честно признаться, удивлён. — Мне пора, Котёнок. Позвоню с заправки. Аномалю.
— Аномалю больше. — хохочет Дикарка. — Только аккуратно.
— Обещаю.
Сбрасываю звонок и коротко киваю отцу. Он отвечает мне хмурым взглядом.
Ничего странного. Этот "мужчина" годами вбивал нам с братом в головы, что женщины — грязь. Их можно только использовать для секса и прочей бурды, которая, по его мнению, ниже мужского достоинства. А ведь я реально в это верил. В примере была мать, которая бросила нас с Тёмой, пусть и спасала собственную шкуру. Как можно доверять людям, если даже самые близкие предают? Родная кровь и плоть? Никак. Так я думал. Так я жил. До встречи с Дианой. С девушкой, которая смогла принять меня таким, какой я есть. После всего, что я ей говорил и делал, она полюбила меня. Как после такого можно придерживаться старых принципов? Пусть катятся в пекло вместе с их держателем.
Бросив на отца холодный взгляд, вышвыриваю окурок и залезаю в тачку.
— Бросай ты курить. — высекает без эмоций.
Иронично хмыкаю на его замечание и выезжаю с подъездной аллеи.
— Боишься, что сдохну раньше тебя и некому будет в старости стакан воды подать? Я тебя разочарую, пап, но я в любом случае этого делать не стану.
— А то, щенок, тебе твоя девка будет таблетки таскать.
— Рот закрой! — рявкаю, выжимая газ и обгоняя тачку. — Не тебе о ней говорить.
Да, блядь, у нас самые что ни на есть "здоровые" семейные отношения. Мы откровенно ненавидим друг друга. Но какого-то хера продолжаем делать вид, что кроме одной крови и фамилии нас ещё что-то связывает.
Всю последнюю неделю я думаю над тем, что пора раз и навсегда рубануть эту нездоровую связь. Хватит наказывать себя общением с тем, кто сломал мою жизнь. Если бы не он, то я бы не стал таким. Мне бы не пришлось просить Дианку сковывать меня наручниками, чтобы я не набросился на неё, как животное. Мы бы уже переспали и стали, наконец, нормальной парой. Ди готова. Она всё чаще говорит о том, что хочет, чтобы я сделал её женщиной. И я хочу. Блядь, как же сильно хочу. Если бы она была скромницей, которая боится секса, то я бы ждал хоть вечность, но это не про мою Дикарку.
Эти мысли тянут уголки губ вверх. И похуй, что папаша косится на меня. На хуй пусть идёт семимильными шагами. Я молод. Я влюблён. Я счастлив. И я, блядь, имею право улыбаться без повода. Просто потому, что я живу.
На заправку приходится заехать, как только выезжаем из города.
— Не мог заправиться раньше? — скрипит отец, поглядывая на наручные часы.
Будто эти несчастные шестьсот километров мы и до утра не преодолеем.
— Можно без твоих комментариев поссать? — обрубаю жёстко.
И так, сука, не первый час терплю. Когда наконец, могу спокойно выдохнуть от облегчения, покупаю себе энегрос и, естественно, пишу Дианке, что уже за пределами города. Она опять просит вести осторожно. Пока шагаю к бэхе, на ходу набиваю новый месседж.
Гора: Скорость не превышаю. Запрещённые манёвры не делаю. Дорога сухая. И ты от меня не избавишься так просто.
Вкидываю телефон на магнитную подставку и накручиваю музыку. Один хер разговора у нас не выйдет.
Как и предполагалось, всю дорогу проводим в молчании и своих мыслях. Пиздос семейка у меня.
Интересно, если бы мы сейчас ехали с Артёмом, то о чём разговаривали бы?
В последнее время я всё чаще думаю о том, каким он стал. Узнал бы меня? Где он живёт? Учится? Работает? Есть ли у него девушка? Жена? Дети? Счастлив ли он? Вспоминает обо мне? Скучает? Надеюсь, что да, потому что мне его очень не хватает. Меня греет мысль, что где-то обо мне думает мой брат. Задаёт сам себе те же вопросы.
Я больше не допускаю мыслей, что он не пережил ту ночь. Я прочесал все криминальные сводки в радиусе тысячи километров от нашего дома за тот месяц, но подтверждения своим предположениям не нашёл. А ещё я всё чаще корю себя за те слова, которые бросил ему в лицо.
"Я никогда не прощу тебя, если папа умрёт! Никогда! Если он умрёт, то и ты для меня умрёшь!"
Собственный крик до сих стоит в ушах и вынуждает поморщиться.
Похеру, что я был до чёртиков перепуганным четырнадцатилетним пацаном.
Отец с ножом в брюхе. Брат со сломанной ногой и разбитой головой. Литры крови на полу и стенах. Паника. Ужас. Худший ночной кошмар.
Вернулся бы он, если бы я тогда не сказал этого? Позвонил бы? Рассказал, что произошло после? Где он теперь?
Мне бы хотелось убедить себя, что он не объявляется не из-за моих слов, но я в это не верю. Он мог отвернуться от папаши, но не от меня. Я, сука, реалист.
Пока тону под слоем невесёлых мыслей и вопросов, не замечаю, как въезжаю в город.
Санкт-Петербург разительно отличается от Петрозаводска. Больше. Ярче. Массивнее. Архитектурнее. Эффектнее. Монументальнее. Зрелищнее. Впечатляет перепадами древности и новизны. Город, в котором здания царских времён соседствуют с современным небоскрёбами. Где шестнадцатый — восемнадцатый века соперничают с яркими неоновыми вывесками и зеркальными бизнес-центрами.
Говорят, Mosсow never sleep¹. Но и Питер не спит. Несмотря на время, не только тротуары забиты местными жителями и туристами, но и на дорогах не протолкнёшься.
Странно, но даже такому любителю движухи, как я, здесь неуютно и тесно. Пусть и не восхищаться этим мегаполисом невозможно. Дианке сто процентов здесь понравится.
Решение принимаю мгновенно. На новогодних каникулах привезу её в Питер. Будем окультуриваться вместе. Музеи, театры, дворцы, Петергоф. Я хочу, чтобы она это увидела. Я хочу увидеть всё это вместе с ней. Пусть в Санкт-Петербурге я не в первый раз, но меня никогда не тянуло погулять по его узким улочкам, виляющим между сталинок. Меня интересовали только здешние клубешники. Больше нет. Реально же в кайф становится ночная тишина, прерываемая только её тихим шёпотом и забавным сопением, когда спит.
По навигатору подъезжаю к гостинице, в которой забронированы номера для участников конференции. Хорошо, что я подстраховался и себе заказал отдельный. Не знаю, что хуже: вечное недовольство отца или его молчаливое общество. И то, и другое бесит до зубного скрежета. За почти восемь часов уже насмотрелся на его постную рожу.
Блядь, неужели мне всегда было так дерьмово, когда он рядом? Или дело в том, что после встречи с Дикаркой я понял, что бывает иначе? Мы и раньше то не часто вели беседы, но как-то срать было.
Пока папаша идёт к стойке регистрации, загоняю тачку на подземную парковку и закуриваю. Набираю Ди. Отвечает, кто бы сомневался, мгновенно.
— Мы добрались, Диана. Без происшествий. — сразу успокаиваю, пока не посыпались вопросы.
— Хорошо. Я от нервов даже спать не могла. — выталкивает сонным голосом.
Блядь, я даже на время не посмотрел, когда ей позвонил. На циферблате уже третий час показывает. Мог просто написать, но мне было необходимо услышать её голос. Только он способен разогнать тучи отчаяния, которые заволокли мою душу.
— Спи, Котёнок. Я сейчас докурю и тоже пойду заселяться. Устал как собака.
— Расскажи, как добрались. Поговори со мной хоть немного. — просит шёпотом.
Даже когда раздеваюсь и укладываюсь в ледяную постель, рассказываю Ди не только о том, как "весело" провёл время с отцом, но и о городе. В её интонациях такой восторг, что я не выдерживаю и выбиваю:
— На каникулах приедем вместе.
— Правда? В Питер? Вместе? А куда пойдём? Что там можно посмотреть? А в Эрмитаж сходим? А в океанариум? — сыплет Дикарка миллионами вопросов.
Отвечаю на каждый из них и рассказываю о планах. Говорю, пока не слышу в трубке то самое сопение.
Дианка уснула, а я могу только улыбаться. Закрываю глаза, представляя, что она сейчас рядом. Включаю громкую связь и кладу телефон рядом, проваливаясь в яркие сны под звук её размеренного дыхания.
---
Москва никогда не спит (англ.)