Дикарка для Хулигана

Глава 41

Если меня спросят, как быстро я поеду, если буду нужен ЕЙ, я не отвечу, потому что буду жать газ в пол.

После шести часов сна понимаю, что меня не отпускает, а только сильнее накрывает. Температура от колёс пусть и падает, но не сбивается полностью. Кашель раздирает глотку. Сопли льются ручьём. Башка трещит так, словно у меня провода под высоким напряжением в мозгу коротят. Суставы выкручивает, а всё тело ломит.

Давно я, вашу налево, такой хернёй не страдал. И главное, блядь, именно сейчас. Когда я должен быть с Дикаркой. Рассказать её семье правду, собрать её вещи и увезти к себе.

Вынуждаю себя проглотить бутер и выпить чай, пусть в глотку нихера не лезет. Только обещание, данное Диане, и заставляет давиться едой.

Набираю её номер и всеми оставшимися силами пытаюсь уговорить не приезжать. Зная её, она уже "на чемоданах сидит". Ей похрену, что я могу её заразить. Что сейчас я буду тупо валяться овощем, чтобы скорее очухаться.

Если совсем без пиздежа, то я бы хотел, чтобы она приехала. Чтобы просто была рядом. Ощущать её тепло и вдыхать пикантный аромат её волос и тела, но всё равно прошу этого не делать.

— Дианка, я не хочу, чтобы ты видела меня в таком разобранном состоянии. И так ощущаю себя соплёй, когда ты замечаешь мои слабости. Не стоит тебе смотреть, как я сморкаюсь. — выталкиваю последний аргумент.

На самом деле мне похуй, что она знает и видит мои слабости. Моя Аномальная принимает меня со всеми недостатками.

Когда говорю о переезде, где-то глубоко в душе надеюсь, что она прямо сейчас соберёт шмот и приедет. Видимо, мозги у меня всё же подгорели.

Как только прощаемся, закидываюсь новой порцией таблеток и врубаю какую-то сопливо-розовую дичь на телеке в надежде, что мои глаза и мозги этого не выдержат и отключатся.

Спустя недолгий промежуток времени звонит мобила. Не мелодия звонка, а, блядь, адская трель. Мастерское измывательство над моими воспалёнными извилинами.

Только скользнувшая мысль, что звонит Дикарка, чтобы оповестить меня, что уже на полпути ко мне, и вынуждает взять трубку. Да, блядь, я как пиздюк хочу, чтобы она приехала и пожалела.

Сука, ненавижу болеть. Откуда эта не только физическая, но и душевная слабость? Много лет сам справлялся, но, видимо, пока сознание тухнет, контроль перехватывает заражённое любовью сердце. Оно одуревшим стуком требует, чтобы я попросил её быть рядом.

Сдаться ему? Или послать на хрен и всё же подумать о том, что вместе сопли по подушкам размазывать совсем не в кайф?

Вот только когда отвечаю на звонок, оказывается, что это не Диана. Или я всё же поделился с ней бациллами, поэтому её голос сел до самых низов.

— Гора, тут писец. — раздаётся знакомый голос.

Но я, сука, не соображаю, чей именно.

— Где тут и кто ты? — хриплю и тут же закашливаюсь.

— Тимоха. А писец у нас.

Так резко подскакиваю на постели, что в глазах лопаются капилляры, а башка идёт круговыми движениями вокруг своей оси. Сдерживая стон, скриплю зубами. Опускаю веки и шиплю:

— Что случилось?

Мотор глохнет, но кровь всё равно долбит в виски.

— Даня собралась к тебе, но папа её не отпускает. Андрей сказал, что все знают того, с кем она мутит. Короче, слушай сам, только молчи.

Судя по всему, ставит на громкую связь, и я тут же слышу крик Дикарки, от которого вместе с липким потом и болезненными мурашками ползёт озноб.

— Останови меня, пап. Останови так же, как маму в ту ночь. Я всё равно уеду, нравится тебе это или нет, потому что я должна сейчас быть с ним.

— Блядь, Диана, что же творишь? Могла потерпеть немного. — выталкиваю воздух, но без слов.

Чтобы не выдавать себя, сбрасываю вызов и тут же пишу.

Гора: Я еду.

Забив уже не на вертолёты, а на космические сверхзвуковые корабли, вызываю такси и натягиваю джинсы, носки и чёрный свитшот. На нём хоть не так кровяку видно будет.

Блядь, понятия не имею, как в таком состоянии буду разруливать ситуацию, но одну её сейчас оставить не могу.

В такси, закрыв глаза, прикидываю варианты разворота событий, но нереально предугадать их все. Закидываюсь ещё горстью колёс. Главное после них не отрубиться во время разговора. Если он вообще будет. Есть нихеровый такой шанс, что меня ёбнут без слов.

Сука, да что же эта колымага так ползёт? Если Дианка дошла до того, что напомнила Диким о причине аварии, то она в отчаянии. Помню же, как рассказывала, что пусть и винила родителей, никогда вслух этого не говорила.

Маленький, обделённый любовью мальчишка, живущий где-то глубоко в душе, скачет от радости, что его кто-то любит настолько сильно, что готов на всё. Относительно трезвомыслящий двадцатилетний я попеременно то молится, чтобы Ди не зашла слишком далеко, то проклинает собственную слабость и болезнь, которая так не вовремя вылезла, то материт таксиста, чтобы ехал быстрее. Последнее уже вслух.

— Не положено. У нас штрафы. — бубнит себе под нос, стреляя в меня взглядом через зеркало заднего вида.

— Да похрену мне на твои штрафы. Сколько там поездка стоит, семьсот? Я тебе пятёру сверху накину, только, сука, езжай быстрее.

Материальная мотивация срабатывает, и спустя половину положенного на поездку времени я уже на месте. Расплатившись с таксисом, быстрым, но кривым шагом иду к воротам дома Диких. Меня то ли шатает, то ли мотыляет, то ли вообще вертит, но я сдавливаю челюсти и набираю номер Тимы.

— Я возле ворот. — информирую коротко.

— Иду.

Не успеваю даже сбитое дыхание перевести, как они распахиваются. Тимоха выглядит реально взъерошенным и перепуганным.

— Совсем пиздец? — высекаю, преодолевая десяток метров до входной двери.

— Данька и раньше с родителями ссорилась, но такого ещё не было. Она уже почти час сидит в ванне. Мама с Андреем стараются уговорить её выйти, но она… — замолкает, закусив губу.

— Что она? — рявкаю, сжимая трясущиеся от моего "отличного" состояния пальцы.

Сука, да что же так коноёбит? И это, блядь, не от страха. Хотя, признаю, присутствует.

— Плачет. А она никогда при нас не плакала.

Зато при мне плакала. И ни раз. И это, мать вашу, самое хуёвое, что мне приходилось видеть. Её слёзы — мои лезвия. По венам до сердца полосуют. А в мышце их уже нихерово накопилось.

Даю себе всего десять секунд, чтобы собраться с мыслями и силами. С таким напрягом натягиваю жилы и напрягаю мышцы, что дрожь исчезает. И срать, что меня словно ледяной водой окатывают. Опускаю веки. Вдыхаю до треска рёберного каркаса. Выдыхаю с хрипом и свистом. Прочищаю горло и шагаю внутрь.

Бегущую вверх по лестнице Дианку вижу сразу. Какое-то мгновение только её и вижу. Только после этого цепляюсь глазами за стоящих с одной стороны близнецов. С другой стороны Виктор с пылающими от злости глазами и щеками. У подножия тётя Наташа и Андрюха.

— Диана! Хватит вести себя, как ребёнок. — кричит её отец.

От интонаций, которыми он это выдаёт, даже меня передёргивает. Непрошенные воспоминания шестилетней давности атакуют мой подогретый лихорадкой мозг. Скрежетнув зубами, делаю шаг вперёд.

— Хватит относиться ко мне, как к ребёнку! — отбивает Ди со слезами в срывающемся голосе.

— Дань, хватит уже. — толкает Андрюха.

— Да оставьте меня в покое! Я никого не хочу видеть!

Ещё шаг. Сгребаю пальцы в кулаки. Запихиваю в лёгкие пронизанный напряжением кислород.

— Даже меня? — выбиваю так громко, как только способен, с изодранным от кашля горлом.

Дикарка замирает так резко, будто въехала в стену. Стремительно разворачивается. И зависает.

— Егор? — одними губами шевелит, но мне не надо слышать её голос, чтобы знать, что она в тотальной панике.

Быстро окинув взглядом всех присутствующих, ни на ком не зацикливаюсь. Я здесь ради своей Дикарки. Придаю пекущим и растрескавшимся губам вид улыбки и развожу руки в стороны, приглашая Дианку.

— Просил же подождать.

Она на скорости пролетает мимо всех офигевших от такого поворота событий членов семейства и впечатывается мне в грудь. Скрипнув зубами от досады, что едва устоял на ногах, укрываю её руками. Защищаю не только от семьи, но и от всего мира.

Даже заложенный нос не мешает вдыхать её запах. Он придаёт необходимые сейчас силы и решимость. Целую чёрную макушку, на секунды прикрыв глаза. Глажу по спине, голове и волосам.

— Зачем ты приехал, Егор? — шелестит Ди дрожащими интонациями.

Усиливаю давление настолько, насколько способен, с болью в каждой мышце.

Поздно что-то придумывать и выкручиваться. Я уже здесь. Стою перед всеми Дикими. И обнажаю перед ними сердце, в котором поселилась Диана.

— Потому что люблю тебя. — поднимаю глаза на остолбеневших друзей. Сдерживая зарождающийся в груди кашель, хриплю. — Соррян, друзья, но я люблю вашу сестру. — их лица, взгляды, мимика резко сменяется с удивления на ярость, но мне сейчас не до этого. Перебрасываю взгляд на её маму, повторяя признание глазами, в которые заталкиваю всю бурю чувств, пылающих за костяным остовом. Смотрю стабильно в глаза её отцу. — Я люблю вашу дочь.

Ди вздрагивает на каждом моём "люблю", сильнее стискивая руки на спине. Мнёт свитер. Зажмуривается так, будто это нас спасёт. Не спасёт.

— Да ты охуел! — орёт Макс, срываясь к нам.

— Максим, что за слова?! — с возмущённым криком выходит из шокового состояния тётя Наташа.

Но его это не тормозит. Следом за ним очухивается Никитос.

— Успокоились все! — громом летит голос Виктора.

Не срабатывает. Оторвав от себя Дианку, толкаю за спину и получаю кулаком в нос. Меня отшатывает, но Тимоха перехватывает сзади, не давая оказаться на земле. Удар второго близнеца не заставляет себя ждать. Челюсть хрустит. Боль пронизывает по нитке всё тело. Ротовую полость заполняет кровавая слюна. Повернув голову, сплёвываю через плечо, на миг поймав в фокус онемевшую и оторопевшую Дикарку. Улыбаюсь ей окровавленными губами и с разворота бью в первую встретившуюся на пути моего кулака рожу.

Давно наклёвывалось и теперь понеслось.

— Я тебя другом считал, ебливая ты мразота!

— Сколько ты уже нам в глаза врёшь?!

— Я тебя, суку, на кровавые ошмётки порву!

— Как ты посмел даже смотреть на неё?!

Их крики оглушают, вынуждая мозг агонизировать. Андрюха с отцом скручивают близнецов, не давая меня добить. В том, что они это сделают, сомнений никаких.

— Мальчики, хватит. Успокойтесь. — призывает их мама.

— Как ты можешь просить нас успокоиться? После всего, мама?!

Никитос вырывается из рук Андрея и заряжает мне под дых. Сворачиваясь пополам, стараюсь ухватить хоть немного воздуха. Как только мне это удаётся, разгибаюсь и сиплю:

— Выйдем.

— Егор, будь благоразумнее. — просит их мама.

— Извините, что так неожиданно новость преподнесли. — оборачиваясь назад, подтягиваю окаменевшую Дианку к себе. По её щекам катятся прозрачные капли, но она даже не дышит. — Всё нормально, Котёнок. — шепчу ей в ухо, забив на скрипящих зубами друзей. — Успокойся, малышка.

— Убери от неё руки! — рявкает Макс распухшими губами.

Только сейчас понимаю, что двинул ему. Сильнее давлю на заледеневшую спину Дикарки, но она в полном ступоре. Знаю, что чтобы привести её в чувство, надо время, но у нас его нет. Наклонив голову, подцепляю её дрожащие губы.

— Не трогай её, мразь!

— Хватит, Никита. — врывается голос их старшего брата.

— Ты всё это время знал, что это он? Этот… Эта…

Забиваю на всех, сосредоточиваясь исключительно на Ди.

— Давай, любимая, дыши. Всё будет хорошо. Мы справимся. — сиплю ей в губы, из которых, наконец, вырывается скрипящий выдох.

Ди начинает трястись и судорожно хвататься за меня руками. Поднимает голову вверх, продолжая заливаться слезами. Ощупывает разбитые губы и нос.

— Боже… Егор… Боже… — только и повторяет.

Блядь, я, конечно, в курсе об её панических атаках, но сейчас она и меня не на шутку напугала.

— Ничего страшного, Диана. — ловлю её руку и прижимаю к губам. — Я справлюсь.

Она вздрагивает и, будто в замедленной съёмке, поворачивается в моих руках.

— Отпусти её! — шипит Никитос.

Но Дикарка и сама сбрасывает мои руки и подходит к нему. Заносит руку и с таким звоном опускает на щёку брата, что все вздрагивают. В том же замедленном темпе бьёт по лицу Макса. Переводит глаза с отца на мать и рычит:

— Вы тоже против?

— У нас нет причин для этого причин. — ровно говорит Виктор. — И у вас их тоже быть не должно. — обдаёт холодом охреневших близнецов.

Дианка выглядит словно Ледяная королева. Холодная. Собранная. Отстранённая.

— Если вы тронете Егора, то я уйду из дома. — бомбит, бегая глазами от одного близнеца к другому. — Если вам что-то не нравится, то держите своё мнение при себе.

— Диана. — подходя ближе, становлюсь рядом с ней. Она цепляет мою руку и на секунду улыбается, а потом опять обдаёт братьев льдом. — Не могли бы вы их отпустить? — спрашиваю хрипом. Не по кайфу говорить в таких неравных условиях, пусть и безопаснее. Старшие Дикие перестают заламывать близнецов, которые скрипят зубами и сжимают кулаки. — Я люблю Диану. Я пытался вам об этом сказать, но вы не захотели слушать.

— Если бы хотел, то сказал. — гаркает Макс, прикладывая пальцы к разбитой губе.

— Я не хотела вам говорить, потому что знала, как вы отреагируете. Никита, как ты можешь так поступать после того, что я тебе сегодня сказала?

— Я же, бл… блин, не думал, что ты говоришь об этом. — выплёвывает, кивая на меня.

Дианка сильнее сжимает пальцы. Меня, сука, начинает шатать, но шире разведя стопы, вынуждаю себя стоять ровно.

— Какая на хрен разница, о ком я говорила? Я люблю Егора. Ясно вам? Люблю! И мы будем вместе, что бы вы не сделали! — крик перестает во всхлип.

Дикарка опять начинает дрожать. В поисках поддержки и защиты моя малышка утыкается лицом мне в грудь. Оборачиваю её руками и смотрю в глаза бывших друзей.

— Я могу попросить прощения за то, что не сказал сразу, но это ничего не изменит.

— На хрен мне твои извинения!

Ди вздрагивает, а я давлю сильнее на её плечи. Понимаю, что её накрыло, но не могу сейчас нормально успокоить. В поисках поддержки смотрю на Андрюху и Тимоху. Они как один молча кивают и сжимают трясущиеся плечи сестры, чтобы увести. Она судорожно хватается за мой свитер, но я разжимаю её пальцы и прошу:

— Диана, дай нам поговорить. — опускаю ладонь на её мокрую от слёз щёку и стираю большим пальцем новые капли. — Мы знали, что так будет. Тебе сейчас надо успокоиться. Я приду через пять минут. Может, через десять.

— Они убьют тебя, Егор! — истерит Ди.

Я успокаиваю её коротким поцелуем и словами:

— Они ничего мне не сделают, потому что у меня есть причины, чтобы жить. У меня есть ты, малышка. Засекай десять минут.

Дианка кричит и вырывается, но следом за братьями идёт и тётя Наташа, чтобы успокоить её. Смотрю в глаза Виктора.

— Извините, что так получилось. Я повёл себя как пацан, но не потому, что боялся признаться прямо. Диана была не готова афишировать наши отношения.

— Не извиняйся, Егор. Это мне стоит просить прощения за таких сыновей. — одаривает холодом близнецов, которые шипят и скалят зубы в мою сторону. Он протягивает мне руку, и я пожимаю его ладонь. — Может, я забегаю наперёд, но добро пожаловать в нашу семью. Я рад, что моя дочка выбрала тебя.

Знал бы он правду, вряд ли сказал бы это. Но похую. Главное, что её знает Диана.

— Спасибо. — отсекаю стабильно, скрывая дрожь и хрип.

— Папа, ты ничего о нём не знаешь! — взрывается Никитос.

Вовремя…

— А ты много знаешь? — голос ровный и уверенный. Близнецы опускают глаза, но не потому, что винятся перед отцом, а потому, что им есть что рассказать. Впрочем, ничего такого, чего не знала бы Диана. — Даже если и знаешь, держи язык за зубами. И ваш друг, и ваша сестра взрослые люди. Только им строить свои отношения. Набьют себе друг об друга шишки и пойдут разными дорогами или же однажды создадут прочный союз, вас это не касается. Я запрещаю вам вмешиваться. Если хотите почесать кулаки, то вперёд. — глазами по каждому из нас проходится. — Но не думаю, что это что-то изменит.

— Не изменит. — вставляю достаточно громко.

— Сегодня ты сам не отпускал её. — буркает Никита.

— Не отпускал, потому что не знал, куда едет моя дочка. Я тоже переживал, что она так упорно продолжает скрывать своего ухажёра. Но теперь я спокоен. Береги её. — придвигается ближе и опускает голос. — Я отдаю тебе свою единственную дочь. Не разочаруй меня. А главное, не разочаруй её.

— Я постараюсь.

— Хорошо. Оставлю вас одних. Пойду к Дане, чтобы успокоить.

Пока он поднимается по лестнице, стараемся убить друг друга взглядами, но было бы всё так просто. Отлично понимаю, что ещё не конец. Да, большая половина Дикого семейства на нашей стороне, но это ничего не меняет.

Без слов выхожу на улицу и закуриваю, ощущая, что коноёбить начинает сильнее. Никотиновый дым дерёт горло. Близнецы выходят следом, как раз в тот момент, когда я выплёвываю лёгкие.

— Лучше сдохни сам. Не охота об тебя руки марать.

Растирая горло, будто это, сука, поможет, вскидываю на него взгляд.

— Макс, хоть марай, хоть не марай, мне похую. Диану я люблю. И она любит меня. Да пиздел вам. Да гандон. Теперь по пунктам, что бы не осталось дерьма. То, что дружбе конец, я и так знал. Её бы вы мне не простили.

— И не простим.

— Не удивлён. Готовился. Но даже если бы мог её сохранить, от Дианы отказаться не способен. Нас потянуло друг к другу с первого взгляда. Тогда на пляже. Ночью в тот же день. Уехал я, чтобы не натворить глупостей. Спустя три месяца мы столкнулись в клубе.

— Ты всё это время ебал мою младшую сестру и, мразь, в глаза мне смотрел? — наступает Максометр, но я даже не шевелюсь, тратя все силы на голос.

Блядь, я буквально чувствую, как шкалит температура. Вдыхаю. Выдыхаю.

— У нас не было секса, потому…

— Не пизди мне, гнида! — сгребает за грудки, дёргая на себя.

Никитос сжимает его плечо, тормозя, и смотрит мне в глаза.

— Это хоть правда?

— Правда. — в подтверждение киваю, за что получаю новый приступ головной боли.

— И ты ему, блядь, поверишь?

— Даня то же самое говорила сегодня. Давай дальше. После клуба. Когда я звонил тебе.

Забившись кислородом, выталкиваю хрипом:

— Она была у меня. Умоляла молчать. — нет, я не стараюсь оправдать себя, прикрываясь Ди. Просто говорю правду. — Я хотел рассказать. И в понедельник, когда сказал, что у меня есть девушка. Помнишь, ты спросил, с каких пор мне не похую на ваше мнение?

Он кивает.

— Да какого хрена ты его вообще слушаешь? — гаркает Макс, замахиваясь.

С трудом отбиваю его удар и даже удерживаю равновесие.

Сука, мне сейчас или лечь, или сдохнуть.

— Братиш, тормозни немного. Ты не видел глаза сестрёнки, когда мы разговаривали. Она этого мудака реально любит.

— Можно и любя, рогами косяки обцарапывать. — шипит он.

— Блядь, Макс, нет больше никого. Когда я говорил, что всё серьёзно, то именно это и имел ввиду. Только она. Диана.

— Хочешь, чтобы я тебе поверил?

— Хочу, чтобы ты к нам не лез.

Вместо ответа он вбивает мне в морду кулак. Учитывая то, что перед глазами и так всё размазано, удар я пропускаю, но тут же группируюсь. Я обещал Дикарке, что не стану просто терпеть. Хуярю в ответку. Кровь и маты, единственное, что вижу и слышу.

Пробиваю в солнечное сплетение, но не успев выдохнуть, боль разрывает череп, а левый глаз заливает кровью.

— Харэ, блядь, товарищи! — разнимает нас Никитос.

Оттаскивает своего близнеца, но меня уже несёт. Срываюсь следом, но меня тормозит крик Дианы.

— Остановитесь! — с размаху в меня впечатывается, но тут же оборачивается на братьев. — Хватит! Вы этим ничего не добьётесь. — сбавляет обороты, но раскалённой сталью в голосе обжигает. — Мы с Егором вместе. Я понимаю, почему вы так реагируете. — толкается спиной ко мне, но не для того, чтобы я поддержал её, а наоборот. Она знает, насколько мне сейчас паршиво и даёт опору. С благодарностью опускаю руки на её плечи. Реально же, сука, на ногах не стою. — Егор рассказал мне куда больше, чем вы можете себе представить. И о том, что он перетрахал стольких, что вам и не снилось. И что блондинок любит.

— Любил. — сиплю ей в ухо, и Дикарка улыбается. — Теперь больше по брюнеткам. Точнее, по одной единственной.

Поднимает руки вверх и сжимает своими пальцами мои.

— И врал он вам, потому что я просила. Из-за меня. Ради меня. — она сама не знает, что сейчас подтверждает мои же слова. — Если хотите драться, то давайте уже все вместе, потому что у Егора температура под сорок, а он всё равно приехал. И я буду защищать его, потому что…

— Ди, вот только драться за меня не надо. Не выставляй меня слабаком.

— Сейчас ты такой и есть.

— Ну спасибо, Дикарка.

Неожиданно на лицах близнецов растягиваются лыбы, и они, переглянувшись, начинают ржать.

— Блядь, да тебя реально в таком состоянии хуярить стрёмно. — сечёт Макс, пусть у самого нос и обе губы распанаханы.

— Если я в таком состоянии тебя уделал, то как очухаюсь, обоих уложу. — ухмыляюсь в ответку.

— Пиздец вы дел наворотили. — буркает Ник.

— Никита. — предупреждающе шипит Диана.

— Братишка, ты реально что ли этого мудака полюбила?

Она поворачивает на меня голову. Встречаемся глазами, взрываясь от бури, что бушует за ними.

— Да. — обрубает, улыбаясь только мне и не отводя взгляда. — Я люблю тебя, мой Хулиган. — толкает одними губами. — А ещё раз назовёшь его мудаком…

Если бы взглядом можно было убить, то Дикарка была бы самым востребованным киллером в мире.

— А как называть мудака, который на протяжении двух недель пиздел в глаза, при этом называя себя нашим другом? — рыкает Максометр.

— Макс, Ник, — через "не могу" хриплю во всю оставшуюся силу, — мне жаль. Правда. Но я хочу, чтобы вы поняли, что я готов на всё ради вашей сестры. У меня не было никого с той ночи в клубе. У нас реально, блядь, нет секса. — Ди вздрагивает, но, как и я, продолжает удерживать зрительный контакт. Только дрожащее тело выдаёт её внутреннее состояние и напряжение. — Это настоящее. Впервые в жизни. Я хочу прожить с ней всю жизнь. Только с ней.

— Ты ещё скажи, что жениться готов.

— Готов. Если Диана согласится.

— Егор, только не говори, что ты сейчас мне предложение делаешь. — пищит Дикарка, напрягаясь.

— Нет, Котёнок. Сейчас ты мне откажешь. Но когда я его сделаю, ты скажешь мне да.

— Нихуя себе. — вываливает глаза Никитос.

— Неужели реально вляпался, дружище? — сипит второй.

Его обращение подтапливает лёд, который образовался от понимания, что я потерял единственных настоящих друзей.

— Пиздец, конечно, но выбора у нас нет, Макс. — выбивает Никита, поворачиваясь к брату. — Должен признать, что всё так и есть. Гора исчезал только тогда, когда и Данька пропадала.

— Хочешь сказать, что веришь этому?

— А ты посмотри на них. — в глаза то мне, то Ди упирается. — Как можно не верить?

Максометр с недоверием косится на нас и глухо выдыхает.

— Пиздец. — бурчит обречённо. — Пойдём, друг. — звучит так, будто проклясть пытается. — Полечишь меня, братишка? — с улыбкой на Дианку смотрит.

— Только после того, как вылечу Егора. — смеётся Дикарка.

Остановившись, поднимается на носочки. Прижимаясь к разбитым и горящим губам, шепчет:

— Десять минут вышли. Теперь ты мой. Навсегда.