Дикарка для Хулигана

Глава 48

Прогуляемся в прошлое?

Как и обещал, еду в дом Диких. Если быть честным с самим собой, то я скучаю по Дикарке. Эта неделя, проведённая с ней, дала понять, что совместная жизнь совсем неплохая идея. Я хочу, чтобы она каждую ночь засыпала у меня на плече. Я хочу просыпаться и смотреть, как она спит. Слушать её тихое забавное сопение и просто тащиться от того, что она рядом. И мне реально похую, как это выглядит со стороны и кто что думает и говорит.

В дом вхожу без стука, зная, что меня здесь ждёт не только Ди. Её родители ясно дали понять, что я могу являться, когда захочу. Когда уезжал, мне даже ключи всучили. Удивляет не столько то, что они так легко меня приняли, сколько то, как быстро я к ним привык и привязался. Возможно, дело в том, что моей единственной семьёй всегда был брат, а после его ухода я остался один. А может и в том, что этим людям просто невозможно не ответить взаимностью. Если бы Диана не рассказала, что причиной той аварии стала измена отца, то я бы в жизни не подумал, что у её предков были проблемы. По тому, что я видел за эти дни, они периодически ведут себя как школьники: то обнимаются, то украдкой целуются. Будто у них до сих пор медовый месяц.

Почти всех Диких, что неудивительно, застаю в гостиной. Близнецы рубятся в приставку, Андрюха читает, Тимоха сидит за ноутом, их родители пьют чай и о чём-то говорят. Только Дианки нет. Со всеми здороваюсь и поднимаюсь в её спальню. Тихо открываю дверь, чтобы не разбудить, если она спит, как вдруг меня буквально сметает в коридор.

Ди не спит. Она с разбегу запрыгивает на меня и обнимает с такой силой, что мне еле удаётся дышать. Подхватываю её под задницу и поднимаю голову к лицу. Её глаза горят облегчением. Взглядами ведём диалог.

— Ты приехал.

— Я же обещал.

— Я переживала.

— Зря.

— Поцелуй меня. — требую хриплым шёпотом, захлёбываясь её учащённым тяжёлым дыханием.

Дианка с удовольствием выполняет мою просьбу. Наклоняется и всасывает мою верхнюю губу. Прикусывает. Лижет. Возбуждает. До безумия, сука. Кровь с размаху устремляется вниз, накачивая член. Толкнувшись бёдрами Дианке между ног, глотаю её тихий стон.

Не разрывая поцелуя, заношу её в спальню, ногой захлопнув дверь. Опускаю на кровать, наваливаясь сверху.

Она ещё горячая, но температура не такая высокая.

Врываюсь языком в её рот. Остервенело и жадно целую. Вылизываю её язык, зубы и дёсна. Такой голод между нами, что мозги отрубает раньше, чем на пол летит мой свитер. Я даже не успеваю понять, сам я его стащил или это сделала Ди. Её ладони заползают под футболку. Гладят спину, царапают пресс. Она нервно дёргает ширинку на джинсах.

Рвано вздохнув, перехватываю её запястье. Она непонимающе хлопает ресницами.

— Не сейчас, малышка. — сиплю ей в губы. — Все твои в сборе. И тебе надо долечиться до конца.

— Но мне лучше.

Перекатываюсь на спину и притягиваю её к себе. Пробегаюсь губами по волосам.

— Лучше — не значит хорошо. И не спорь, Дикарка. — выдвигаю безапелляционным тоном, забив на то, что эрекция до боли натягивает плотную джинсовую ткань. — Никакого секса, пока не выздоровеешь полностью. И уж тем более не тогда, когда вся твоя семья собралась внизу. Что? — толкаю, когда она закусывает нижнюю губу и опускает глаза вниз.

Уверен почти на сто процентов, что она собирается выдать какую-нибудь глупость, поэтому и молчит. Я сам сказал, что не хочу этого слышать, но сейчас понимаю, что лучше знать, какие мысли бродят в её голове.

— Что? — расширяет глаза, принимая непонимающий вид, вот только я слишком хорошо знаю эту девочку.

Сдавливаю ладонями её лицо, прижимаясь вплотную.

— Что бы ты там не подумала — говори, Диана. — требую жёстче, чем собирался.

Блядь, я бешусь из-за того, что опять приходится сдерживаться. Мы преодолели самый главный предел, но всё равно не можем просто трахаться. Почти неделя прошла с того момента, как я сделал Дианку своей полностью, но мы даже не целовались нормально. Засуха в ротовой полости, заложенные носы и сорок градусов этому не способствовали. А сейчас мы оба буквально горим нетерпением, но, зная её семейство, уверен, что кто-то из них наверняка заявится в самый неподходящий момент, чтобы убедиться, что "ни чем таким" мы тут не занимаемся. Как только мне полегчало, близнецы стали особенно часто заглядывать в Дианкину комнату, при этом находя для этого тысячи причин. Впрочем, ни меня, ни Ди такая внезапная забота не обманула.

— Диана, не молчи. — бурчу, когда она так и не отвечает.

— Ты опять будешь меня ругать. — шелестит тихонечко.

Едва сдерживаю не только смех, но и улыбку. Иногда меня просто убивает её детское поведение. В хорошем смысле. Она такая милая в эти моменты, что лыба сама по роже расползается. Мягко целую её в губы и всё же улыбаюсь.

— Не буду, Дикарка.

— Обещаешь? — недоверчиво вскидывает на меня взгляд.

— Обещаю, Котёнок. Ругать не буду. Бурчать на тебя тоже. Что ты опять себе надумала? — бомблю сквозь смех.

— Ты не хочешь меня?

Я обещал не злиться. Не злиться. Не злиться. Я обещал.

Глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю, гася злость. Ловлю её руку и перевожу на ноющий член. Она тут же усиливает давление и ведёт вниз. Сцепляю зубы, чтобы не застонать от боли.

— Ещё доказательства нужны? — шиплю, тормозя её движения.

— Я дура. — бубнит, обнимая за рёбра.

Прижимаюсь губами к её виску и перекидываю ладонь на затылок, разминая пальцами и слушая её довольное мурчание.

— Ты поговорил с той девушкой? — спрашивает немного позже.

Закрываю глаза и рассказываю Дикарке всё как есть.

— Я почти на все сто уверен, что она девушка Артёма. Ну какой смысл ей тогда молчать? — с того дня, как я показал Диане фото, она ни разу не спрашивала, что случилось, но время пришло. Незаметно сгребаю пальцы свободной руки в кулак до боли в суставах и признаюсь в том, в чём никогда никому не признавался. Со всеми грязными подробностями, детскими мечтами, юношескими надеждами. Я выкладываю ей абсолютно всё. Девушка молча слушает. Не задаёт вопросов. Не делает попыток жалеть. Только вырисовывает пальчиками невидимые узоры на моей грудной клетке и периодически касается губами то щеки, то виска, то шеи. Так она поддерживает. Крепче сдавливаю её плечи, когда подхожу к моменту, когда я видел брата в последний раз. — В тот вечер Артём пришёл домой с девушкой. Меня сразу предупредил, чтобы я куда-нибудь потерялся на ближайший час. — на этих воспоминаниях хмыкаю. — Я ему тогда так завидовал. Хотел скорее вырасти, чтобы самому таскать девах. — Дикарка тихо шипит мне в ухо и щипает за бок, вызывая смех. — Успокойся, ревнивица. Мне было четырнадцать. К тому же этот вечер стал самым ужасным в моей жизни. — шумно сглатываю и прочищаю горло. Воспоминания об этом сажают голос до хрипящего полушёпота. — Отец должен был дежурить в больнице, но почему-то вернулся. Я сидел в своей комнате, играл в какую-то игру, пока не услышал крик отца и визг той девахи. Она как была голая, так и выбежала из его спальни. Следом полетели её шмотки. Артём выбежал через минуту с криком, что он больше не останется в этом доме. Дальше всё происходило как в фильме ужасов. Я тупо стоял и смотрел, как отец его избивает. Я ни разу не видел его в таком бешенстве. В ход шли не только кулаки, но и ноги. Раньше такого никогда не было. Но и брат перестал сдерживаться. В ту ночь он впервые посмел ответить отцу. Завязалась драка. Я давно привык к виду крови, но это был настоящий пиздец. Артём вырвался, но отец бросился следом. Брат схватился за нож. Пырнул папашу. Я тогда повёл себя как идиот и трус. Нет чтобы вступиться за брата, уйти вместе с ним… Он же давно меня звал с собой. Говорил, что как только ему исполнится восемнадцать, то мы уйдём вместе. А я всё трусил. Если бы решился, то ничего из этого не произошло бы. Мне сорвало башню. Я кричал, что если отец умрёт, то я никогда не прощу Артёма. Что тогда и он для меня умрёт. Он так посмотрел на меня. — перед закрытыми веками стоит брат с ошарашенным взглядом, отчаянием, надеждой и… разочарованием. Глаза жжёт непрошенная кислота. Я столько лет запрещал сам себе вспоминать ту ночь. Даже думать о ней. Но сейчас я обязан пройти через это. — Он, блядь, был еле живой, но всё равно ждал, что я пойду. А я бросился к отцу. Я… Блядь…

— Не надо, Егор. — шёпотом просит Ди, поворачивая мою голову на себя. Целует в край глаза, и только после этого я понимаю, что, сука, плачу. Прорвалась таки боль, которую столько лет купировал. — Ты был в шоке. Я понимаю. Ты ни в чём не виноват. Я уверена, что ты сможешь достучаться до этой девушки и обязательно найдёшь брата.

— Он никогда не простит меня. — выталкиваю хрипло, давя всхлип, который разрывает грудь.

— Егор, — поднимается на локтях, заглядывая в глаза, — он простит. Я уверена, что простит. Судьба даёт тебе шанс всё исправить. Не сдавайся только. Верь, что всё получится. Ведь не просто так именно ты остановился в ту ночь и помог ей. Случайности не случайны. Успокойся сейчас, а потом езжай в больницу. Всё обязательно получится.

Молча прибиваю её к себе, дрожащими руками гладя её спину. Дикарку и саму нехило потряхивает. Сдерживая слёзы, крепко зажмуриваюсь, но они всё равно ползут к вискам.

Стыдно ли мне, что Диана это видит? Нет. Если бы кто-то другой стал свидетелем того, что я реву, то я бы на месте его придушил, но Ди понимает, как никто другой. Она тоже много лет хранила тайну, которая жрала её изнутри. Её молчаливая поддержка куда важнее, чем сотни слов.

— Я люблю тебя, Дикарка. — толкаю тихо.

Она только сильнее сжимает хватку.

Когда давление за рёбрами отпускает, глубоко вдыхаю. Тыльной стороной ладоней стираю с лица влагу и поднимаюсь. Замираем друг напротив друга, удерживая зрительную связь. Ди стирает пальцами следы моей слабости и, толкнувшись ближе, покрывает лихорадочными поцелуями всё лицо. Гладит руками голову, шею, плечи.

— Всё нормально, малышка. — сиплю ей в шею, оборачивая руками плечи. — Хочешь поехать со мной?

Сам не понимаю, почему вдруг предлагаю это. Она ещё не выздоровела полностью. Да и той девахе вряд ли понравится, что на неё будут смотреть как на диковинного зверя. Диана отодвигается назад и качает головой. У самой в глазах соль, но она сдерживается. Знаю, что делает это для меня.

— Нет, Егор. Ты сам должен с этим разобраться. Позвони мне, когда будут новости. Я буду ждать.

— Хорошо, Котёнок. Позвоню. Обязательно.

В палате застаю тишину. Девчонка спит. Лицо изрезано тёмными влажными дорожками, что ещё сильнее укрепляет мою уверенность в том, что мои слова смогли пробить её броню.

Разочарованно вдыхаю и выхожу из палаты, чтобы покурить и проветрить голову. В дверях оборачиваюсь и цепляюсь взглядом на торчащий из-под тумбочки лист бумаги. Не знаю, что меня к нему привлекает, но возвращаюсь и поднимаю.

Больничный лист с перечнем лекарств и доз.

Кладу его на место, но сквозняк из коридора опять сдувает его на пол. И тогда я замечаю номер телефона, написанный тонким, красивым, но дрожащим почерком. В том, кто его там оставил, сомнений нет. Цифры в нескольких местах смазаны мокрыми каплями.

Это номер Артёма? Кого-то из её семьи? Какой области этот код?

Выхожу на улицу, закуривая ещё в дверях. Судорожно тяну дым, пока он не переполняет лёгкие. За рёбрами всё, сука, трясётся. Непослушными пальцами вытягиваю из кармана куртки мобилу и пробиваю в браузере номер. Всё, что узнаю — Санк-Петербург. Значит, она всё же из Питера. Вбиваю цифры, но так и не жму кнопку вызова. Мне, блядь, до поросячьего визга страшно. И я не понимаю, чего боюсь больше: услышать голос брата или понять, что я ошибся и эта деваха просто не в себе.

Вместо этого набираю Дикарку. Про цифры молчу. Сначала самому надо разобраться. Не хочу, чтобы она себя накручивала.

Предупреждаю, что деваха спит, и я буду здесь, пока не проснётся. Дианка соглашается без лишних слов.

Нервными шагами пересекаю соседний от клиники сквер. Пару раз заглядываю в палату, а потом опять шляюсь по улице. Когда возвращаюсь в третий раз, дверь распахивается, и девчонка влетает мне в грудь. Автоматически ловлю её за локоть, не давая упасть.

Она дрожит, в глазах паника. Суматошно бегает взглядом по моему лицу и выталкивает с паникой:

— Лист с номером?

— Я забрал. — отбиваю холодно, стараясь скрыть истинные эмоции.

— Хорошо. — выдыхает она.

Наконец-то она заговорила. Теперь я получу необходимые ответы.

— Значит, овощем больше не прикидываемся? — бомблю с улыбкой, а она вдруг тухнет. Прямо на глазах меняется. — Расскажешь?

Она качает головой и возвращается в палату. Ложится на постель и вперивает взгляд в потолок. Все мои попытки вернуть её в реальность с треском проваливаются. Если в прошлый раз у неё были хоть какие-то эмоции, то сейчас их тупо нет. Глаза абсолютно, мать вашу, пустые. Чёрные дыры, за которыми ничего нет. Я сыплю вопросами, стараюсь снова пробиться, тормошу её за плечи, но она даже не моргает. Нависаю прямо над её лицом, но деваха будто сквозь меня смотрит. С психами и неадекватной злостью вылетаю из палаты.

Какого дьявола она так себя ведёт? Что творится в её блондинистой башке? Пишет номер, радуется, что его забрал я. На её лице такое облегчение было, что последние сомнения в том, кого я услышу на том конце трубки, растаяли. Я знаю, что мне ответит Артём. Брат, о судьбе которого я ничего не знал на протяжении шести лет. А я, мать вашу, не могу решиться ему позвонить. Я не знаю, что сказать. Как вести себя. Как он отреагирует. Что скажет.

Еду на квартиру и до ночи настраиваюсь на то, чтобы просто нажать сраную кнопку. Опять набираю Ди, но в этот раз вру. Говорю, что останусь в больнице, чтобы попробовать ещё раз достучаться до девчонки. Если дам слабину и скажу правду, то она примчится ко мне, а через это я должен пройти в одиночку.

На нерве приговариваю пару стопок водки, чтобы унять внутреннюю дрожь и сковывающий движения страх. Гашу свет в спальне и прикладываюсь спиной к стене. Веки опадают вниз, пока слушаю длинные гудки. Мотор замирает где-то в горле, когда проходит соединение. Каждую вену прошивает ледяным током. Голос отказывается подчиняться.

— Алло? — слышу голос, который безошибочно распознаю даже через шесть лет.

Я, блядь, перестаю дышать.

— Артём Северов? — выталкиваю, скрипнув зубами, только чтобы убедиться, что это правда, а не моя расшалившаяся фантазия.

— Да. А ты кто? Откуда у тебя этот номер?

Я зависаю ещё на первом слове. Меня, сука, по каждой жиле ебашит дрожью. Не удивительно, что он меня не узнал. Когда мы виделись в последний раз, мой голос всё ещё ломался. На какое-то время задерживаю дыхание, справляясь со шквалом мыслей и чувств.

— Номер написала девушка, которую мы с отцом подобрали девять дней назад с ножевым ранением бедренной артерии.

Я стараюсь звучать холодно, ровно, безэмоционально. Если хоть на мгновение ослаблю самоконтроль, то, сука, тупо буду сопли на кулак наматывать.

— Где она? — высекает резко.

— В больнице.

— В какой, блядь, больнице?! — срывается на крик.

Я понимаю, что он сейчас чувствует. Уже по интонациям ясно, как она ему важна. Судя по звукам, раздающимся в динамике, он одевается. А это значит, что скоро он будет здесь. Мой брат вернётся в родной город. Я увижу его. Я попрошу прощения за всё.

— В нашей больнице, братиш. — выталкиваю с трудом.

Ответом мне служит тишина и дробное дыхание. Блядь, я говорю с Артёмом. Я всё ещё в это не верю. Так, вашу мать, просто не бывает. Это нереально. Это ошибка. Это сон. И, судя по всему, не только я так думаю.

— Что за шутки?

Хотел бы я сам это понять.

— Никаких шуток. Самому нихуя не смешно. — мне, блядь, выть охота, но вместо этого заталкиваю в голос улыбку. — Не думал, что судьба такая юмористка.

Секунда… Всего секунда с того момента, как я замолкаю, а брат говорит. Секунда, которая кажется вечностью. Секунда, за которую я умираю сотню раз. Секунда, за которую моё тело распадается на атомы, а потом сквозь адскую боль стягивается обратно.

— Егор?

Ну вот и всё. Дороги назад не будет.

— Привет, брат. — он молчит. Долго. Напряжённо. Убийственно. Бесконечно ничего не говорит. О чём он думает? Ненавидит меня? Не верит? — Нечего сказать, братиш?

Прячу боль и страх за иронией. Он удивлён ещё больше меня. Уверен, что он в шоке, если не в ужасе. Наверняка же уже понял, где находится его девушка.

— Что с Настей? — хрипит Артём, словно задыхаясь.

— С кем? — теряясь в эмоциях, конкретно туплю.

Отклеившись от стены, иду на кухню, по пути подхватив пачку сигарет. Непослушными пальцами высекаю из зажигалки огонь.

— Егор, у тебя, блядь, за шесть лет мозгов не прибавилось, что ли? — рычит он, но уже на следующей фразе сбавляет обороты. — С девушкой, которая дала тебе этот номер.

На нервах не только тупею, но и несу совсем не то, что хочу сказать.

— А у тебя язык ещё поганее стал, чем шесть лет назад, Тёма. Мы столько лет не общались, а ты спрашиваешь о девчонке? — я должен заткнуться. Прикусить язык и перестать нести этот бред. Но вместо этого продолжаю пороть хуйню. — Неинтересно, как у меня дела? Чего нового?

Зажимаю язык между зубами, пока из него не начинает сочиться кровь.

— Егор, пожалуйста, просто ответь. — просит так тихо, что я не уверен, правильно ли расслышал.

— Кто она? — отбиваю ненамного громче.

Я должен знать… Я должен быть уверен…

— Моя невеста.

— Бля-я… — выпаливаю, теряясь. Да что за херень со мной творится? Я опять порю херню. Походу, мозги всё же поплыли. — Не думал, что ты когда-то так вляпаешься.

Не верится, что после всего Артём смог научиться жить. Завёл нормальные отношения. Решил жениться. Не зря, видать, меня зацепило кольцо на её пальце. Как я признаюсь брату, что его невеста не в себе? Как расскажу, через какой кошмар ей пришлось пройти? Мне не надо знать, что именно произошло с ней. Достаточно того, что я видел, в каком она была состоянии.

— Егор, ёбанный в рот! Что с Настей?! — практически орёт он.

Забиваюсь кислородом и осторожно подбираю слова, чтобы не наговорить лишнего. Лучше уже при личной встрече.

— Мы ехали из Питера. По встречке на такой скорости летела тачка, что я до сих пор не допираю, как смог понять, что она посылает сигналы SOS. Фарами и сигналкой. Я остановился и водила той тачки тоже дал по тормозам. Из тачки эта девчонка вылезла. Вся в крови. Голова разбита. Лицо опухшее и в синяках. В ноге нож. Не знаю, как она вообще что-то соображала в таком состоянии и смогла ехать, потому что как только мы подбежали, она глазами указала на ногу и упала.

Закусываю губу, размазывая взгляд по ночной улице. Мотор не воспроизводит ни единого удара. Замирает. Тишина кажется звенящей. Не знаю, о чём думает Артём, но представляю. Если бы я был на его месте, то сейчас бы просто охуел от жизни. Если бы такое случилось с Ди…

— Не молчи, Егор!

— Наверное, стоило бы вернуться в Питер, но отец приказал ехать в нашу больницу. Первую помощь оказали на месте. Она впала в кому. В себя пришла только вчера вечером, но…

— Что «но»? Что, блядь, «но»? Егор, мать твою, ответь! Что с ней?!

Сука, как ему сказать? Если утром она ещё хоть что-то соображала, то сейчас ушла в отключку. Дежурная медсестра держит меня в курсе. Уже несколько часов эта деваха… Настя лежит и тупо смотрит в потолок. Ни на что не реагирует. Что если её всё же нагнало произошедшее и у неё поехала крыша? Я не могу забрать у брата надежду, но он должен быть готов. Я бы хотел знать, что меня ждёт.

— Она не в себе. Вообще не в адеквате. Когда глаза открыла, то назвала меня Артёмом. Когда я попытался убедить её, что я не Артём, то она сначала в истерику впала, а потом вообще из реальности выпала. Лежит и смотрит в потолок. А я всё думал, возможно ли такое, что она знает моего брата, который свалил в неизвестном направлении шесть лет назад? Учитывая нашу генетику, то вряд ли могла с кем-то спутать. — выталкиваю сбивчиво, перескакивая половину событий.

В голове нарастает гул и пульсация крови, которая рывками пробивается по венам. Мысли путаются.

— Как она тебе номер дала, если ничего не говорит?

Судорожно вдыхаю и закуриваю очередную сигарету.

— Никак. Заглянул к ней в надежде, что очухалась. Хотел о тебе спросить, но она вообще непробиваемая. Уже на выходе увидел лист бумаги на полу, а там цифры. Решил проверить, и вот…

— Присмотри за ней, Егор. — тихо просит Артём.

И так собирался. Теперь, когда я знаю правду, многое становится на свои места. И это моё одержимое желание её спасти. Будто где-то в глубине души я чувствовал, насколько это важно. Что тогда всё изменится. И Дианкины слова, что это судьбоносная встреча.

— Больше ничего не скажешь, Тёма? — выбиваю, сам не ожидая того, сколько обиды сквозит в моём голосе.

Откуда это? Я ведь прекрасно, блядь, его понимаю. Он почти потерял любимую девушку, а тут ещё и я сверху, после заявления, что он для меня умер. Но бразды правления берёт четырнадцатилетний пацан, которому не хватало брата. Которому хочется просто поговорить с ним. Торможу всё это дерьмо. Ещё будет время.

— Я еду. Поговорим на месте.

Он сбрасывает, а я продолжаю тупо пялиться на зарождающийся рассвет. Оказывается, что я всю ночь не мог решиться нажать на вызов. А сейчас… Я вообще перестаю что-либо понимать. Я даже не знаю, что чувствую перед встречей с братом. Столько всего разом за бронёй набалтывается, что изнутри душит. И страх перед встречей, и что случится, если он столкнётся с отцом. Я понятия не имею, что мне говорить и как себя вести. Понимаю только, что я должен его встретить первым, а там будь что будет.

В клинике сразу иду к Насте. Она всё так же никак не реагирует на моё присутствие. Совсем. Смотрит сквозь меня, не моргая. Попытки пробиться к ней тоже ни к чему не приводят. Только когда выхожу из палаты, до меня доходит, что моя мобила осталась дома. Дикарка меня убьёт. Не удивлюсь, если явится сюда.

Сука, ну почему я никогда не запоминаю номера телефонов?

Несколько раз порываюсь рвануть за мобилой, но меня долбит страх, что брат сможет явиться в любой момент. То, что код Питера, вовсе не значит, что он живёт в самом городе. Может, где-то на окраине, и ехать ему не так уж и долго. Он не должен пересечься с отцом раньше, чем мы поговорим.

Время тянется, словно резина. Каждая минута — бесконечность, перерастающая в часы. Меня всё больше напрягает то, что я не могу набрать Дикарку. Зная её, она уже на ушах стоит. Когда проходит уже пятый час, предупреждаю охранника на входе, что как только появится Артём, чтобы он мне позвонил. В планах по-шустрому сгонять за телефоном. Молнией вылетаю из здания, но на дороге пробка.

Блядь, я забыл, что там ремонт. Я так и до вечера домой не доберусь.

Разворачиваю бэху и еду обратно. В вестибюле сразу замечаю брата, даже несмотря на то, что он стоит спиной ко мне. Пусть его плечи стали шире, а волосы короче, я всё равно безошибочно его узнаю.

Замирая без движения, шумно таскаю кислород в лёгкие, но результата от этого никакого. Я задыхаюсь. Рёбра трещат под бешеным стуком сердца. Через боль разжимаю кулаки и делаю первый неуверенный шаг. Второй так же. Тело сопротивляется движениям. Его парализует, но я продолжаю идти, пока не сокращаю расстояние до метра. Голос не слушается. Поднимаю руку, чтобы сжать его плечо, но тут же опускаю.

Блядь, да что за хуйня?! Почему я так боюсь?

Закрываю глаза и вижу Дианку. В ушах стоит её голос.

"Он простит."

Если она в это верит, то я тоже должен.

Прочищаю горло и зову брата:

— Артём?

Именно так это и звучит. Вопросом. Будто есть сомнения в том, кто передо мной стоит.

Он оборачивается рывком, и мы сразу скрещиваем взгляды.

Судя по его виду, эти дни дались ему непросто. Щетина, мешки и чёрные круги под воспалёнными красными белками глаз.

— Егор. — толкает холодно.

Да так холодно, что меня озноб пробирает. Сползает волной по спине. Всё должно быть не так.

В своих действиях и словах отчёта себе на даю. Позволяю эмоциям взять верх.

— Разве так надо здороваться с братом, с которым не виделся столько лет? — выталкиваю с запалом и впервые за годы обнимаю единственного родного человека.